Валютная могила

Клим тоже молча кивнул. А потом сказал:

– Все, укладываемся. Разбудишь меня через три часа…

– У тебя сотовый звонит…

– Что? – Я открыл глаза и увидел склонившееся надо мной лицо Клима.

– Сотовый телефон, говорю, у тебя звонит, – повторил Клим.

Теперь и я услышал дребезжание «мобилы» и вытащил ее из кармана. Номер не определялся. Но я все же решил изменить своей привычке и ответить на вызов:

– Да?

– Я от нашего общего знакомого, с которым ты вчера пил коньяк, – послышался незнакомый мужской голос. – Жду тебя через час в продуктовом магазине «Симпекс Трейд» в начале Бутырского Вала…

– Хорошо, я приду, – ответил я, но трубка издавала уже частые гудки.

– Мне пора, – повернулся я к Климу.

– Еще придешь? – спросил он.

– Не знаю.

– Может, помочь чем надо?

– Пожалуй, – задумчиво ответил я. – Слушай, Клим. Я когда вчера дежурил, то подумал, что тот, кто режет вашего брата, может быть таким же ряженым бомжом, что и я. Пошукай среди своих: не прибивался ли к вам какой-нибудь новенький? Седьмого или восьмого мая. Лады?

– Лады, – пообещал Клим. – Пошукаю.

– Хорошо. Значит, я еще к вам зайду.

– Ты это… поосторожнее там, – сказал Клим, протягивая мне ладонь.

– Постараюсь, – сотворил я нечто похожее на улыбку и крепко пожал его ладонь…

В «Симпекс Трейд» я пришел точно через час. Равнодушно прошел мимо отдела безалкогольных напитков, потоптался у мясного отдела. На меня косились, но не гнали. У отдела молочной продукции я пропустил полуслепую старушку, которая шла прямо на меня. Когда она поравнялась со мной, я услышал:

– Выкинь сотовый, через полчаса будь на углу Лесной и Третьей Тверской-Ямской…

Я конспиративно промолчал и даже не проводил старушку взглядом. Потолкался еще с полминуты в магазине, купил пачку молока с половиной булки и вышел. У дверей магазина сбросил незаметно сотовый в урну (конспирация, блин) и потопал по направлению к перекрестку Лесной улицы с улицей Третьей Тверской-Ямской, откусывая от булки и запивая ее молоком.

Когда я подошел к перекрестку, меня обогнал какой-то парень в тенниске и кроссовках:

– Иди за мной.

Дойдя до улицы Александра Невского, мы перешли ее, прошли меж двух высоток, повернули направо, потом еще направо и оказались во дворе родильного дома. Тут парень буквально исчез, испарился, и я остановился в растерянности. Вздохнул. Выдохнул. После чего дверца стоящего против меня авто с красной полосой и надписью на ней «Скорая медицинская помощь» открылась, и меня буквально втащили в салон.

– Сотовый выбросил? – спросил меня плотный седоватый мужчина, который и втащил меня в фургон. Он сидел на боковом сиденье и внимательно меня рассматривал.

– Выбросил, товарищ полковник, – ответил я.

– Смотри-ка, господин тележурналист еще и шуткует, – заметил «полковник» человеку с бритым затылком, что сидел за рулем. – Не понимает, наверное, что под смертью ходит…

– Отчего же, понимаю, – отозвался я.

– И чего тебе тогда неймется? – с интересом посмотрел на меня седоватый «полковник».

– Так за державу обидно, товарищ полковник, – ответил я. – Ну, еще и мир хочу спасти.

– Та-а-ак, – протянул он. – Шустрый, значит?

– Я бы сказал, живо интересующийся.

– Твой живой интерес может закончиться в любую минуту вместе с жизнью, – заметил «полковник».

– А вы? – спросил я.

– Что – «мы»?

– Вы что, никогда не рискуете?

– Случается. Но то – наша служба. А вот ты куда лезешь?

– Такая у меня работа, – в тон «полковнику» ответил я.

– Хорошо, – сказал «полковник». Потом достал прибор, похожий на индикатор-«антижучок» (конечно, это и был «антижучок», просто таких приборов я еще не видел), провел им по мне, начиная от головы и заканчивая подошвой старых кед. Ничего на мне не обнаружив, он удовлетворенно хмыкнул. В это время к «мерсу» подошла уже знакомая мне старушка и стукнула в стекло со стороны водителя. Тот приоткрыл окно и вопросительно посмотрел на нее:

– Чего тебе, старая?

– На хлебушек не подашь, милок? – протянула к нему отнюдь не суховатую, а вполне мясистую ладошку старушка.

Водитель с бритым затылком усмехнулся, пошарил в карманах и достал десять рублей.

– Ты что, издеваешься надо мной, милок? – едва не басом возмутилась «старушка». – Чего я на твою десятку-то куплю? На нее теперь и пол-литра молока не купишь…

– Ладно, говори, что сказать хотела, – тихо произнес водитель.

– Не скажу ничего, покуда на хлебушек и молочко не дашь, – заупрямилась «старушка».

Водитель снова пошарил в карманах и достал бумажку в пятьдесят рублей:

– На-а, попрошайка старая.

– За попрошайку взысканием ответишь, – предупредила «старушка».

– Ладно, говори уже, – раздраженно повторил водитель.

– Нет за ним «хвоста», – сказала старушка. – Все чисто… – И добавила уже старческим дребезжащим голосом: – Спаси тя Христос, милок. Дай бог тебе здоровья и всяческих благ, а тако же супружнице твоей, деткам твоим и прочей домашней живности…

– Да ступай уже, ступай, старая карга, – не дал договорить старушке водитель и закрыл окно.

Затем обернулся к «полковнику»:

– Вот еще один шуткарь… Говорит, он чист.

– Я слышал, – ответил тот и наклонился ко мне: – Говори все, что тебе известно по этому делу…

– По какому делу? – спросил я и посмотрел на «полковника», скосив глаза к переносице. Когда я так делаю, то сильно начинаю походить на придурка. В смысле на полного дебила, у которого мозгов с гулькин… нос.

Полковник то ли хрюкнул, то ли хмыкнул. Вслед за ним что-то буркнул водитель с бритым затылком.

– По такому: что тебе известно об этих четырех вагонах с евро? – повторил седоватый плотный «полковник».

– Да ничего особенно не известно, – сказал я. – Кроме того, что эти евро кому-то принадлежат, кто не хочет «светиться». А вы не знаете, кто владелец этих денег, товарищ полковник?

– Говори все, что тебе известно, – повторил «полковник».

– Говорю же, – произнес я. – Стоят эти вагоны на запасных путях к западу от здания вокзала, невесть сколько времени, на третьей линии за товарными и пассажирскими вагонами, пришедшими в полную негодность. Месяца три точно стоят… – Я посмотрел на «полковника» и добавил: – Вам, надо полагать, лучше меня известно, сколько они там стоят…

– Дальше, – пропустив последнюю фразу мимо ушей, потребовал «полковник».

– Вагоны эти стоят как бы неохраняемыми, чтобы не привлекать к ним внимания, хотя, конечно же, за ними пристально наблюдают некие личности. Наверняка есть видеокамеры как внутри вагона, так и за его пределами. Фиксируют всех тех, кто приближался к этим вагонам или заходил в них, после чего незаметно и быстро устраняют свидетелей. Надо полагать, что устранение производят наемные убийцы, нанятые местными эмиссарами некой могущественной организации, замышляющей провокацию против России и ее граждан. Кстати, столько же, может, чуть меньше евро находится в грузовом «Боинге», который стоит с декабря две тысячи одиннадцатого года в лондонском аэропорту Хитроу. Как о происхождении этих денег, так и о владельце тамошним властям ничего не известно. Но я полагаю, что деньги в «Боинге» в Лондоне и деньги в четырех товарных вагонах в Москве – звенья одной цепочки. Вполне допускаю, что где-нибудь в Нью-Йорке, Вене, Берлине, Париже, Риме, Токио… не знаю, в Киеве еще может, в Праге, в каком-нибудь ихнем закутке – брюхе самолета, вагонах, пароходном трюме, автомобильных фурах – лежат и ждут своего часа двадцать миллиардов евро. И вполне возможно, что та внешняя сила, о которой я упомянул, готовит заговор не только против России, а и против ведущих мировых держав, чтобы дестабилизировать обстановку на всей планете. А затем прийти к власти, поскольку она и есть конечная цель этой силы…

– Откуда про «Боинг» знаешь? – спросил «полковник».

– Знаю, – просто ответил я.

– Он еще и аналитик, – заметил «полковник» водителю с бритым затылком и снова повернулся ко мне: – Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Что тебе еще известно про вагоны с евро? И как они обнаружились?