Золотой омут

— Оставьте, пожалуйста, свои документы и поднимайтесь на второй этаж, там учительская.

Гордеев оставил охраннику водительские права и пошел наверх. Учительская оказалась просторной, светлой комнатой. Удобные диванчики стояли буквой «П» в центре, перед ними располагался низенький столик со множеством чашек, большим красивым чайником, сахарницей и, что больше всего поразило Гордеева, молочником. Приятная музыка неслась откуда-то с подоконника, заставленного цветами. За столом немолодая женщина работала за компьютером и не замечала Гордеева.

— Добрый день, — подал голос тот.

— Здравствуйте. — Женщина оторвалась от экрана. — Вы, наверное, от Лукина, по поводу поездки в Англию? Проходите, пожалуйста, садитесь. Я вам сделаю кофе, а Ирина Михайловна сейчас подойдет.

— Нет-нет, вы ошиблись, я не от Лукина. Я сам по себе.

— Ой, простите, я думала, спонсоры пожаловали! А вы кого-то ищете?

— Да, мне Светлана Самойлова нужна. Она ведь у вас работает?

— Да. Сейчас у нее урок, он закончится через десять минут, подождите здесь.

Женщина жестом предложила Гордееву сесть на диван и снова углубилась в работу. Гордеев взял журнал, лежащий на столе, и машинально пробежал глазами статью с интригующим названием — «Как стать желанной». Вникнуть в суть советов мечтающим стать желанными ему не довелось: вскоре прозвенел звонок, и учительская стала наполняться учителями, которые болтали, жаловались на своих «спиногрызов» (так на учительском жаргоне принято называть учеников), заваривали чай, смеялись, обсуждали последние светские сплетни и даже делились соображениями по поводу личной жизни — своей и чужой. Последней в учительскую вошла невысокая светленькая девушка с короткой стрижкой.

— Светлана Евгеньевна, к вам посетитель, — сразу же сообщила женщина из-за стола.

— Ко мне?

— Да, Светлана, к вам. — Гордеев поднялся с дивана. — Я Гордеев Юрий Петрович, адвокат Вадима Лучинина. Я могу с вами поговорить?

— Да, конечно. Подождите немного, поговорим на улице, на сегодня мои уроки закончились. К тому же, — девушка показала глазами на галдящих учителей, — нам там будет гораздо удобнее.

Вскоре Гордеев с Самойловой вышли на улицу и медленно побрели в сторону главного здания университета.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — начала Светлана. — Об Оле? Но я не знаю, что вам сказать. Все это так нелепо произошло, что я до сих пор не могу поверить. А мне особенно тяжело, мы ведь поругались, перед тем как все это произошло, и больше я ее не видела. Так и не успели помириться.

— Почему вы поссорились?

— Из-за ее брата.

— Вы поругались с Олей из-за ее брата? — уточнил Юрий Петрович. — Он у нее кто?

«Интересно… Вот про брата я еще ничего не слышал», — подумал Гордеев.

— Просто Олькино горе! — всплеснула руками подруга. — Вечно он в какие-то истории влипал, а Оля из-за него волновалась. Она все время жаловалась на него.

— Так кто он?

— Даже и не знаю, что сказать… Он мошенник. Да еще и карманник к тому же. Постоянный Клиент милиции.

— Уголовник?

— Вроде да.

— Так… А почему вы поссорились с Олей?

— Я же говорю — из-за него. В тот день, когда мы поссорились, он пришел совершенно в скотском состоянии, буянил, орал, денег требовал. Оля пришла ко мне деньги занимать. У нее-то они не задерживались… Она транжира страшная. Только получит деньги — тут же их потратит. Подарков накупит, себе чего-нибудь — и в кармане на следующий день пусто. Хорошо, Вадик иногда подкидывал ей немного. Сколько раз я ей говорила, что разумнее надо быть, а она от меня только отмахивалась. Как умею, говорила, так и трачу. А сидеть каждую копейку считать — это же с ума сойдешь.

— Вы рассказывали про ее брата, — напомнил Гордеев. Эта Света оказалась не меньшей тарахтелкой, чем девушка с кастрюлькой…

— Так вот, она ко мне пришла за деньгами для Витьки, а я не дала. Вы поймите, ведь не потому, что жалко. Если бы ей надо было, то я бы, не задумываясь, дала, хотя не могу сказать, что миллионами владею. Но этот все равно пропил бы или в карты проиграл. Мне деньги даются нелегко, и долг Оля бы из своих отдавала, потому что братец ее считает, что долги — это условности, то есть отдавать их совсем необязательно… Я ей и высказала все, что по этому поводу думаю. А она: «Ты ничего не понимаешь! Он мой брат! У него просто сейчас сложный период». Я ей говорю, что если по ее словам судить, то у него всю его жизнь перманентный «сложный период». И что хватит его оправдывать, он просто бездельник, пьяница и бандит и Олей пользуется как хочет. Она обиделась на меня, сказала, что я жадная, за копейку удавлюсь, и ушла, хлопнув дверью. Мы и раньше, конечно, ссорились, но так серьезно — первый раз. Обычно на следующий же день мы мирились. Я и в этот раз думала так же будет. А она меня избегать стала, не здоровалась, даже на мои вопросы не отвечала. Ну я ее и оставила в покое. Думала, время пройдет, успокоится, поймет меня, все наладится. Кто же мог знать, что все вот так получится? — Девушка всхлипнула.

— А почему вы сказали, что он бандит? Вы знали о нем какие-то подробности? — Гордеев, как всегда, пытался из потока информации вычленить самое важное.

— Да Оля о нем рассказывала. Жаловалась на него и сама же потом защищала.

— И что она рассказывала?

— Задерживали его несколько раз. Но как-то удавалось отмазаться. Но однажды все-таки посадили. Так Оля ночами не спала! В СИЗО каждый день бегала, адвокатов искала, но суд все-таки состоялся. Сколько ему дали, точно не помню, кажется как минимум лет пять. Но почему-то меньше чем через полгода выпустили, может, под амнистию попал, не знаю. Но откровенно говоря, если уж таких мерзавцев выпускают, то какие же тогда в тюрьмах сидят?

— Что ж, неужели такой аморальный тип? — удивился Гордеев. — Ольга, кажется, из хорошей семьи?

— Да… Но в семье ведь не без урода. И потом, Оля говорила, что он раньше был совсем другим. Она рассказывала, что Виктор заботился о ней в детстве, защищал… Родители их работали целыми днями, а он ей был и мамой, и папой, и няней, и братом. Возился с ней маленькой, играл, гулял. А потом родителей не стало, они погибли в автокатастрофе. С тех пор Виктор был единственным близким человеком… Все изменилось несколько лет назад, когда Витька не поступил в институт. Математику завалил. Потом долго работу найти не мог. На рынке, кажется, торговал. Оля заставляла его заниматься, на подготовительные курсы ходить. Она чуть ли не силой заставила его на следующий год документы подать в институт. Но он снова завалил экзамены. Конечно, за год-то все забыл, а вспомнить и не пытался. На рынке, видно, ему больше понравилось. Появились какие-то дружки подозрительные… Оля говорила, что брат с какой-то девицей спутался — там же, на рынке, подобрал. Никак она с ней не уживалась. Девица из семьи потомственных алкашей, и воспитание у нее соответствующее. По Олиным рассказам, материлась как извозчик. Неряха жуткая была. В квартире постоянно бардак, все валяется. Посуды полная раковина… Готовила Оля, да и вообще все сама делала: и стирала, и убирала, и по магазинам бегала. Потом ей это надоело, она этой девице — Люба, по-моему, ее звали — намекнула, что неплохо было бы, если бы та тоже принимала какое-то участие в ведении хозяйства. А Любка, ее, недолго думая, послала куда подальше. Ну и, как говорится, нашла коса на камень. Ни та, ни другая не уступала. По любому поводу они друг с другом схватывались. Потом случился какой-то грандиозный скандал. Оля к брату — защиты требовать, он ей: разбирайтесь, мол, девки, сами. Ну Оля в тот же вечер вещички собрала и ушла в общежитие. Так и жила с тех пор тут… Потом вроде помирилась с братом, но отношения, конечно, стали уже не те. А Витька к тому же связался с какими-то непонятными типами, видно, надоело на рынке прозябать. Ну и понеслось… От него даже Люба его ненаглядная ушла. Чем сейчас занимается, не знаю, но явно чем-то противозаконным…

— А где сейчас он находится, не знаете?