В понедельник рабби сбежал

На этом дело не кончилось. На обратном пути автобус был переполнен, и хотя ей досталось сидячее место, молодой человек, стоявший в проходе рядом с ней, без конца грыз семечки, сплевывая шелуху прямо перед ней. Ей было противно, на иврите она все равно не смогла бы высказать ему все, что думает по этому поводу, и она молча страдала. Когда он, наконец-то, вышел, облегчение почти тут же сменилось жутким смущением, когда новый пассажир, продвигаясь по проходу к сиденью, увидел шелуху у нее под ногами и устроил ей скандал.

Дома она обнаружила, что муж съел завтрак и ушел, оставив тарелки в раковине. Вода была холодной, хотя она и дала ей стечь. Тут раздался звонок, и вошла Гитель.

— О, Гитель!

Мириам обняла тетю и понемногу начала успокаиваться, плача от облегчения. И только потом спросила, каким чудом та умудрилась приехать.

— Если социальный работник в Тель-Авиве не может найти себе дело в Иерусалиме, он должен менять работу. И потом, если моя сестра напишет и спросит, что я делала, когда узнала, что ее дочь беременна, я что, буду объяснять ей, что не могла уйти с работы?

Мириам, найдя в Гитель благодатного слушателя, подробно описала утренние события и, пользуясь редкой возможностью пожалеть себя, перечислила все проблемы с момента приезда — трудности с языком, новое домашнее хозяйство и даже изменившееся отношение мужа к работе.

Гитель подняла руку.

— Я могу понять желание Дэвида оставить раввинат. Это не работа для современного способного мужчины. И я могу только приветствовать его желание поселиться здесь. Возможно, я недооценила его. Но ты ждешь ребенка, и мы должны быть практичными. Твоя мать далеко, я должна занять ее место и помочь тебе советом, как это сделала бы она. Есть проблема — как заработать на жизнь. Твой муж не может просто бросить свою работу и свою профессию. Если он хочет оставить их и переехать сюда, он должен подготовиться. Он должен все спланировать и обо всем договориться. Даже если он прямо завтра найдет здесь работу, вам все равно придется вернуться в Штаты, чтобы уладить свои дела. И как бы мне ни хотелось, чтобы ты осталась здесь, боюсь, что для этого туда придется поехать тебе. Мужьям нельзя доверять паковать мебель и как следует закрыть дом, а уж если муж раввин…

Она усадила племянницу в кресло и пододвинула ей под ноги скамеечку. Затем поставила перед ней стул и села.

— Итак, давай мы будем практичными — и методичными. Сначала мы должны разобраться с твоей личной проблемой. У тебя первые недели беременности. Что тебе нужно, так это тишина и покой, свобода от страхов и сомнений. Тебе не нужна куча анализов и рентгенов, тебе не нужен специалист, который видит в тебе только историю болезни. Что тебе нужно, так это хороший семейный доктор, врач общей практики, который сядет рядом с тобой и ответит на любые вопросы, которые у тебя могут появиться, и скажет, к чему следует подготовиться.

— О, это было бы замечательно, Гитель, но где я его возьму? Ты знаешь такого, который…

— В Тель-Авиве я могла бы назвать тебе дюжину имен. Здесь, в Иерусалиме… одну минуту — у моей подруги, Сары Адуми, замечательный настоящий старомодный доктор. Когда он проводит осмотр, он никогда не спешит. А потом еще чай с ними пьет. Наверное, и ему хорошо — он вдовец или холостяк, во всяком случае, одинокий. Он даже нашел им новую квартиру, потому что ей нельзя подниматься по лестнице. Вот такой это доктор. Дай телефонную книгу… Ага, вот и он, доктор Биньямин Бен Ами, Шалом-авеню, 147. Я позвоню ему.

— Может, сначала поговорить с Дэвидом, — засомневалась Мириам.

— Что знает об этих вещах муж, особенно раввин… Доктор Бен Ами? Я близкий друг Сары Адуми. Я хотела бы договориться о встрече для моей племянницы… Вы можете принять ее сейчас? Прекрасно, уже везу.

Глава XXVI

Кафе «Иерусалим» в Старом Городе расположено недалеко от Дамаскских ворот. Тысячи туристов ежедневно проходят мимо его открытых дверей, но зайти решаются немногие. Очередная пара, устав от палящего солнца, заглядывала внутрь в надежде на чашку кофе или стакан апельсинового сока, но тут же понимала, что оно явно не для туристов.

По радио оглушительно гремит заунывная арабская музыка. В тускло освещенной задней части стоит бильярд, на котором обычно играют несколько молодых арабов, сопровождая каждый удар шумными восклицаниями.

Остальная часть комнаты уставлена простыми деревянными столами, где одни сидят с кофе и сигаретами, а другие играют в карты. С одной стороны — стойка кассира. Он поворачивает голову, чтобы лучше слышать, когда клиент перечисляет, что он брал, подсчитывает на небольших полосках бумаги, кладет деньги в ящик и дает сдачу из маленьких столбиков монет, который держит на краю стола. Его уважают, потому что в его руках деньги, потому что он умеет быстро их считать, и еще потому, что он — хозяин. Сразу за столом раковина, где моет грязные тарелки его сын, выполняющий также обязанности официанта.

Если пара все-таки заходила, официант вежливо принимал у них заказ, обслуживал и больше не обращал на них внимания. Остальные посетители тоже игнорировали их, даже не взглянув в ту сторону. Как игнорировали они Абдула, который пил кофе, держа перед собой открытую книгу. Здесь он был чужим. Одежда, книга — все говорило о более высоком статусе, вплоть до студента. Он сидел уже двадцать минут и пил вторую чашку, когда вошел Махмуд. Он не поздоровался с Абдулом, а подошел к бильярду и несколько минут наблюдал за игрой, затем перешел к одному из столиков, где играли в карты, и немного поболтал. Потом взял табурет, перенес его к столику Абдула, сел рядом и кивнул официанту.

— Кофе.

Когда официант принес кофе и вернулся на свое место у раковины, Махмуд сказал:

— Мы выяснили, где он живет, но Лейла считает, что надо подождать.

Абдул пожал плечами.

— Все проще, чем… — Махмуд щелкнул пальцами. — Это новая квартира, вся застройка новая. Он пока один во всем доме, квартира на первом этаже. Дом выходит на Шалом-авеню, а его подъезд в самом конце, рядом с насыпью. Улица тоже новая, по другую сторону ни одного дома.

— Ну и?

— И Лейла считает, что все слишком просто. Возможно, это какая-то ловушка.

— Женщины! — презрительно произнес Абдул. — Вечно они из-за всего волнуются.

— Нет, Абдул, Лейла не такая. У нее есть голова на плечах. Она не хуже любого мужчины в организации. Но она выяснила, что в Тель-Авиве он жил на верхнем этаже, хотя у него больная жена, и ей тяжело подниматься по лестнице. Почему здесь он взял квартиру на первом этаже?

— Потому что у него больная жена, и ей тяжело подниматься по лестнице. Ты сам все объяснил. Кроме того, в Иерусалиме не так просто найти квартиру.

— Но если его перевели сюда, разве правительство не позаботилось бы, чтобы он получил такую квартиру, какую захочет?

— Правительство не занимается поиском квартир даже для действительно крупных шишек, хоть для министров, когда их переводят сюда. Поверь мне, ради него оно не станет менять свои привычки. Если Лейла из-за этого волнуется, она просто обыкновенная баба. Передай Швейцарцу, чтобы готовил игрушку. И чтобы сам проверил. В прошлый раз она сработала преждевременно.

— Там два въезда, между ними он оставляет машину, на тротуаре между зданиями. Места там немного. Швейцарец может смастерить что-нибудь такое, что мы прицепим к его машине…

— Это идея Лейлы? — презрительно спросил Абдул. — Замечательная идея! Вам придется ждать до позднего вечера, когда уже хорошо слышно, как поднимают и опускают капот. Нет, лучше всего обычное устройство. Мы подбросим его, когда еще светло, и никому в голову не придет остановить тебя и спросить, что ты там делаешь.

— Хорошо, я скажу Швейцарцу.

Абдул снова уткнулся в книгу, и Махмуд добавил:

— Лейла интересовалась этим американцем, с которым ты так дружен.

Абдул закрыл книгу и впервые обернулся лицом к другу.

— Значит, Лейла думает, что теперь она решает, с кем мне дружить? А дружбу с тобой она одобряет?