Ловцы душ. Исповедь

Теперь он наблюдал за выражением лица сына, как фанат за футбольным матчем. Он болел «за наших» и не мыслил их поражения. Спросить Костю, как там, мол, продвигаются у тебя дела на любовном фронте, он не мог. Деликатность его была врожденной, а не деланой. Но без информации о «счете в нашу пользу» он тоже не мог. Тем более что Костя вел себя странно. Вчера не пришел ночевать. Это понятно, логично и «в нашу пользу». По телефону говорил голосом счастливого человека. Значит, ночь тоже прошла «в нашу пользу». Но после работы за обедом Костя сидел смурной. Это, интересно, как понимать? Потом он убежал к Васе, и теперь уже совсем непонятно, в чью же пользу счет.

Николай Савельевич вдруг страстно захотел ходить, нянчиться с внуками на даче, курить как прежде трубку и с энтузиазмом читать газеты и книги про разведчиков. А для этого нужно было знать наверняка, будут ли у него внуки. Стало быть — необходимо держать руку на пульсе, то есть — знать счет. Мучаясь от неизвестности, он решил позвонить Ларисе. Поблагодарит за участие, позовет в гости и по тону поймет, какое у нее настроение. Он набрал ее номер.

— Але, — ответил ему простуженный детский голос.

«Не туда попал», — решил Николай Савельевич и повесил трубку. Лариса ведь живет одна. А тут какой-то ребенок.

— Ну чё звонишь? — раздалось в трубке, когда он снова набрал номер, на этот раз более внимательно.

— Простите, я, наверно, не туда попал. Мне нужна Лариса Белова.

— Ларисы нет, — буркнул мальчик.

— А ты кто? — удивленно спросил Николай Савельевич.

— Петя, — ответил мальчик.

— И где твоя мама?

— Откуда мне знать, за бутылкой небось пошла.

— Куда? — ошеломленно спросил Николай Савельевич.

— В ларек.

— Ты это точно знаешь?

— Да откуда же мне знать?! Может, кобелится со своим новым хахалем…

Трубка выпала у Николая Савельевича из рук. Он отказывалась верить в услышанное. В голове все снова спуталось, радость как рукой сняло. На его счастье, в двери послышалось лязганье ключей. Вернулся Костя.

По его лицу отец понял, что рассказывать он ничего не станет. Наверно, утром узнал, что у Ларисы есть ребенок, и потому расстроился. Нужно его как-нибудь встряхнуть…

— Кость, — сказал Николай Савельевич, — ребенок — это вовсе не так страшно.

— Ты о чем? — опешил Костя.

— Признайся, у нее ребенок?

— У кого?

— У Ларисы.

— Да с чего ты взял?

Отец забрасывал его глупейшими вопросами, и Костя никак не мог взять в толк, что это на него нашло. Даже подумал с ужасом, что от высокого давления в голове у него слегка помутилось, настолько странными показались ему вопросы.

— Я звонил ей сегодня. Трубку взял мальчик, — объяснил наконец Николай Савельевич.

— Ты просто не туда попал, — спокойно сказал Костя. — Нет там никаких мальчиков.

— Если ты позвонишь туда прямо сейчас, то убедишься сам.

Костя пожал плечами, подошел к телефону и набрал номер Ларисы. Все равно ее нет дома, почему бы не позвонить.

— Ну, алё? — ответил ему детский голос, — Чё опять молчишь?

Костя положил трубку. В конце концов, может, соседский мальчик пришел поливать цветы или еще зачем. Лариса, кажется, говорила, что вернется в половине седьмого. Вот тогда он ей и позвонит. Нет, лучше сразу подъедет. Почему-то ему хотелось убедиться собственными глазами, что мальчик все-таки соседский…

Домой Лариса почти бежала. Два раза она звонила Пете, и он обстоятельно информировал ее относительно своей температуры и глотал, булькая в трубку, таблетки по ее указанию. Температура у мальчика падала и снова поднималась до тридцати восьми. Часов в шесть, закончив работу, Лариса позвонила ему в третий раз, но никто не снял трубку.

Мысль о том, что мальчик просто сбежал от нее, почему-то не пришла ей в голову, зато пришла в голову мысль, что температура у него такая высокая, что он не в состоянии подойти к телефону. Поэтому в метро она стояла, пританцовывая от нетерпения, а выскочив на улицу, понеслась домой бегом, как карета скорой помощи.

Еще на лестнице она достала ключи, быстро открыла замок и лицом к лицу столкнулась с Петей. Мальчик стоял перед дверью, щеки его пылали, а в руках он держал за одну ногу тяжелую табуретку.

— Ты что? — шепотом спросила Лариса.

— А, это ты… — вздохнул Петя и поплелся назад в комнату. — Хорошо, что ты пришла. А то я уже устал дежурить.

— Что значит дежурить? — Лариса пошла за ним, забыв даже скинуть туфли. — Кого ты ждал?

— Были здесь одни типы…

— Где? В квартире?

— Не, в квартиру не смогли, я их прогнал. — В голосе Пети прозвучала гордость.

— Да объясни ты толком, — взмолилась Лариса, присаживаясь к Пете на кровать, щупая его лоб и одновременно подсовывая ему градусник.

В этот момент в дверь позвонили, и Лариса встала.

— Не открывай! — зашипел Петька, кубарем скатился с кровати, подхватил на ходу табуретку, которая так и осталась в коридоре, и встал за дверью. — Теперь можно! — кивнул он Ларисе.

Она распахнула дверь. На пороге стоял Костя.

— Привет, — сказал Костя, шагнув без приглашения в квартиру.

И тут же на него обрушилась табуретка…

Санников должен был благодарить судьбу за то, что его рост на семь сантиметров перевалил за метр восемьдесят. Иначе удар непременно пришелся бы ему по голове. Лариса хлопотала с лекарствами вокруг них с Петей. Мальчик молча лежал на диване, обескураженный своей ошибкой, и только послушно открывал рот, когда Лариса совала ему чайную ложку с микстурой, или поднимал руку, чтобы она могла сунуть или вытащить градусник. Все это время он не спускал с Санникова глаз. Ему было не понять, почему взрослый мужик, получив табуреткой (удар пришелся по плечу), не выругался матом, не кинулся на него с кулаками и вообще ничего не сказал, как будто так и надо было. Петька привык к тому, что любая мелочь выводила мать из себя, а что касается ее сожителя, он всегда готов был дать ему тумака без всякого повода, просто — «для науки». А уж если не дай бог кого из них табуреткой…

Стукнув Костю, Петя надолго потерял дар речи, готовясь к трепке, поэтому не смог ответить вразумительно на все вопросы, которыми его забросали Лариса и Костя. Вопросы казались ему лишь подготовкой к трепке. Сейчас поспрашивают, думал он, войдут в раж, начнут орать и, в конце концов, побьют. Мамкиному бывшему сожителю нужно было обязательно поорать перед тем, как дать кому-нибудь в морду. Он себя так заводил. Иначе, объяснял, не мог поднять руку на человека. А от собственного крика делался почти безумным…

Сделав все, что было в ее силах, для своих домашних пациентов, Лариса включила чайник и вздохнула.

— А теперь рассказывай, — приказала она Пете. — Кто сегодня пытался «вломиться» ко мне, как ты выражаешься? Может, сосед заходил за программкой? Надеюсь, не убил его?

Мальчик осторожно покосился на Санникова и, прокашлявшись, заговорил:

— Слышу — возня за дверью. Думал сначала — это ты пришла. Только, думаю, если пришла, почему же не открываешь так долго. Делов-то — ключ в дверь сунуть и повернуть, правда? А тут — нет. Что-то в замочную скважину суют, это по звукам понятно, но только дверь почему-то не открывается. Тогда, думаю, может, ключ заело, помогу-ка я тебе. Распахнул дверь, а там два пацана…

— Маленькие?

— Не. Большие. Не старые еще, но большие.

— Описать их можешь?

Петя надолго замолчал. Лариса с Санниковым переглянулись, и это не укрылось от его внимания. «Думают, лапшу вешаю», — с ужасом подумал он. Очень ему не хотелось возвращаться домой. К тому же голова просто раскалывалась и все тело ломило. Он напрягся, чтобы вспомнить. Изо всех сил. Но…

— Нет, — сказал он почти обреченно. — Не могу.

Лариса вздохнула, а Санников вскинул руку к лицу мальчика и быстро, словно показывая фокус или играя в детскую игру, стал «выбрасывать» пальцы: один, три… Петя, как завороженный, смотрел на его руку.