Опасная тайна зала фресок

Шарлотта нашла под раковиной неначатую упаковку губок, а в аптечке какой-то антисептик. Вскипятив чайник, она налила в миску теплой воды, накапала лекарство, окунула губку и начала промывать глубокую ссадину на колене. Защипало так, что Энцо не сдержал крика и дернулся в сторону.

— Не будьте ребенком, — фыркнула Шарлотта. — Вы же не хотите, чтобы рана воспалилась? — Обнаружив в ящике стола бинт, она перевязала Энцо ногу. — Ну вот, может, выживете.

Энцо очень хотелось подольше удержать ее рядом.

— Скажите мне как судебный психиатр: для чего убийце Жака Гейяра оставлять подсказки вместе с захороненными останками?

— Какие подсказки?

— Зашифрованные указания о местонахождении других частей тела.

Шарлотта пожала плечами:

— Не зная подробностей, могу лишь высказать самое общее предположение.

— Какое же?

— Он, она, они… хотят, чтобы их поймали.

— Бред какой-то. Зачем?!

— Ну как же, ведь иначе никто не узнает, какие они умные — совершили убийство и остались безнаказанными. Кстати, убийцы не так уж редко желают быть пойманными, мечтая во всеуслышание заявить о себе.

— Тогда для чего прятать расчлененное тело так, чтобы его никто никогда не нашел?

Шарлотта вздохнула.

— Ну значит, вы лучше знаете.

Кроме острой пульсирующей боли, когда Шарлотта осторожно промывала губкой ободранное колено, Энцо испытал острое наслаждение от прикосновения прохладных, мягких пальцев к своей коже. Закончив, она не убрала руку и не отстранилась — так и стояла, прижимаясь животом к его бедру во время разговора. Маклеод чувствовал запах ее духов, тепло тела сквозь платье. Она подняла голову, и в этот момент их лица оказались очень близко. Ее глаза были как большие черные блюдца, странно мерцавшие, смотревшие полусерьезно-полуиронически. Энцо ощутил тягучий жар в паху и подался вперед поцеловать Шарлотту. К его радостному удивлению, она не уклонилась. Ее губы оказались мягкими и влажными, язык оставлял ощущение сладости. Ладонью Энцо придерживал затылок прелестной женщины, наслаждаясь шелковистостью ее локонов, совершенной формой головы и плавным изгибом шеи. Он ощутил нежную руку на своей груди — кончики пальцев скользнули по коже, поднимаясь к лицу…

А потом все кончилось. Разжав объятия, они долго молча смотрели друг на друга. Наконец Энцо моляще попросил почти шепотом:

— Останься.

Шарлотта покачала головой:

— У меня клиент с самого утра. В другой раз.

— Другого раза может не быть. Завтра я уезжаю в Тулузу.

— Зачем?

— Вызывает президент моего университета. Наверное, хочет наладить меня на выход. — Маклеод попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и не скрыла разочарования.

ГЛАВА 12

I

Университет Поля Сабатье, разбросанный по нелепо огромному кампусу, находился в южном пригороде Тулузы. Сабатье был деканом факультета естественных наук Тулузского университета и лауреатом Нобелевской премии 1912 года в области химии. Энцо часто думал, в какой ужас пришел бы этот великий человек при виде обветшалых корпусов, возведенных в его честь тридцать лет спустя после кончины. Научное учреждение состояло из разномастных, но одинаково безобразных бетонных монстров, разделенных огромными открытыми парковками и неприглядными участками земли с выгоревшей на солнце жесткой травой, превращавшимися зимой в топкую грязь.

От ветхого административного здания аллея, вдоль которой тянулся длинный прямоугольник вонючей позеленевшей воды, вела к открытым газонам, откуда можно было разглядеть классический лицей Бельвю на другой стороне Нарбоннской дороги.

Оставив машину перед административным корпусом, по разбитым ступеням Энцо поднялся ко входу, миновав исписанные граффити колонны, и пошел на второй этаж. Секретарша предложила ему подождать, заверив, что президент сейчас придет. Огромные окна президентского кабинета выходили на лицей Бельвю, чей belle vue [39] портил университет Сабатье. В вестибюле первого этажа болтались студенты летних курсов, вялые, разморенные южной жарой. Президент обходился без кондиционера, поэтому в кабинете стояло настоящее пекло. Энцо вынул из торбы носовой платок и промокнул лоб, сидя перед безбрежным дорогим столом, над которым словно пронесся бумажный шквал с обильными осадками. Рассеянно рассматривая стопки экзаменационных работ, Маклеод заметил очки с двойными линзами в дизайнерской черепаховой оправе — вверху для дали, внизу для чтения. От нечего делать он взял очки — вдруг захотелось посмотреть, пойдет ли ему такая изящная вещица, — нацепил их на нос и попытался разглядеть себя в оконном стекле. В этот момент сзади открылась дверь. Энцо едва успел сдернуть очки с носа и обернулся, убрав руки за спину.

— Маклеод, — сказал президент, протягивая руку.

Энцо, перехватив очки левой рукой, вовремя успел освободить правую и обменялся с начальством крепким рукопожатием, чувствуя, что указательный палец застрял между линзами. Непринужденно сложив руки за спиной, он попробовал высвободить палец, но тот не поддавался.

Президент тяжело плюхнулся в кресло и задумчиво оглядел Энцо:

— Вы ходячая проблема, Маклеод.

— Да, господин президент.

— Садитесь, — махнул тот рукой на стул.

— Спасибо, я постою, — скромно сказал Энцо, безуспешно выдирая палец из дурацкой черепаховой дужки.

— Ну как хотите. — Президент начал шарить по столу, поднимая бумаги и заглядывая под листы. Переносицу прорезали глубокие вертикальные морщины. — Вчера я битых четверть часа разговаривал по телефону с начальником полиции. Не догадываетесь, о чем шла речь?

— Отчего же, догадываюсь.

Президент уставился на Энцо, заподозрив сарказм, но, немного помедлив, снова вернулся к поискам.

— Он твердо заявил, что место профессора биологии в учебной аудитории. Должен признаться, я с ним согласен.

— Да, господин президент.

— Где мои очки, черт побери? — взорвался хозяин кабинета, раздосадованный бесплодностью настольных раскопок. — Я прекрасно помню, что оставил их на столе. Дорогие, как сволочь, и нате вам, куда-то запропастились! — Он взглянул на Энцо: — Вы не видели моих очков?

— Нет, господин президент. — Маклеод сжал очки правой рукой и решительно дернул. Оправа с громким треском переломилась.

Президент недоуменно поднял глаза. Энцо невозмутимо покрутил головой, с хрустом разминая шейные позвонки.

— Как будто мало мне полицейских выволочек, — повысил голос президент, открывая ящик стола. Пока он выкладывал свежую «Либерасьон», Энцо успел сунуть половинки очков в карман пиджака. — Так еще сегодня утром в прессе появилось это! — Он поднял газету и показал ее собеседнику. Энцо не счел нужным изображать внимание — отчет Раффина о тулузской находке он прочел в самолете. — Я знаю, что по специальности вы судебный медик, Маклеод, но здесь вы работаете в другом качестве. Ваша бурная деятельность вызывает нездоровый ажиотаж. Университету такая реклама не нужна. Нам необходимо государственное и частное финансирование, мы не вправе оскорблять политических руководителей страны — это сразу отразится на бюджете. Вы понимаете?

— Да, господин президент, — ответил Энцо, соображая, что делать со сломанными очками, которые, казалось, прожгли дыру в его кармане.

— Я всегда считал вас белой вороной, Маклеод. Вы слишком фамильярны со студентами. Мне докладывали, позволяете себе водить с ними компанию, вместе выпиваете и даже посещаете их вечеринки. Это правда?

— Да, господин президент.

Его визави покачал головой, хлопая себя по карманам:

— Так не пойдет. Никуда не годится. Эдак никакой дисциплины не останется!

— Какие-то проблемы с переводными баллами моих студентов?

— Нет. — Президент раздраженно пожал плечами. — Но не в этом дело!

— А в чем, господин президент?

— А в том, Маклеод, что я требую от вас не играть больше в сыщика и прекратить свои любительские розыски!