По запутанному следу: Повести и рассказы о сотрудниках уголовного розыска

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Корнилов, показывая на кресло.

Прошина села.

Бугаев внимательно посмотрел на подполковника и пожал плечами.

— Валентина Васильевна, я прошу прощения, что мы оторвали вас от дела… Собственно, обо всем, что нас интересовало, товарищ Бугаев спросил вас еще раньше… Можно было бы и не ехать в управление. Но мы думали показать вам еще несколько фотографий…

Прошина смотрела на Корнилова не мигая. Лицо у нее по-прежнему было застывшее, она только осторожно покусывала краешек нижней губы. Корнилову показалось, что девушка или не слышит его, или не понимает. «Уж не наркоманка ли? — подумал подполковник. — Какой странный вид».

— Теперь эта необходимость отпала. Еще раз извините. Я подпишу сейчас пропуск, а товарищ капитан отправит вас домой. Оторвал человека от дел — пусть теперь на машине домой отвезет! — Он улыбнулся и протянул руку за пропуском.

Прошина продолжала сидеть в той же позе, не проронив ни слова, не отдав зажатый в руке пропуск. Рука Корнилова так и повисла в воздухе.

— Что с вами, Валентина Васильевна? Уж не напугали ли мы вас? Может быть, вам нехорошо?

Прошина вдруг всхлипнула, запрокинув голову, словно хотела набрать побольше воздуха в легкие, и, надломившись, зарыдала, содрогаясь худеньким телом.

— Семен, воды, — сказал Корнилов. — Ну что вы, что вы, Валентина Васильевна, зачем же вы так? — А сам думал: «Только истерики нам и не хватало».

Бугаев принес стакан воды и протянул его девушке, тихонько тронув ее за плечо. Прошина подняла голову.

— Выпейте, выпейте, — попросил ее Корнилов.

Стакан дрожал у нее в руках. Отпив немного, Прошина несколько минут сидела молча, закрыв глаза и снова покусывая губу.

У Корнилова мелькнула мысль, что такая разительная перемена произошла в девушке неспроста, а когда она разрыдалась — он уже почти не сомневался, что Прошина знает об ограблении и сама обо всем расскажет.

— Вы мне фотографию поглядеть давали… — совладав наконец с собой, сказала Прошина. — Я… Раз уж за мной пришли, значит… — Она вяло и безнадежно махнула рукой, даже не махнула, а словно что-то отодвинула от себя. — Парень этот на снимке — мой знакомый. — Последнюю фразу она произнесла с вызовом и в упор посмотрела на Корнилова.

«Умница, умница, продолжай, — мысленно ободрил он Прошину и включил магнитофон. — Глаза у тебя умные. Это я сразу заметил».

— Его зовут Олег. Олег Дмитриевич Самарцев. Мы с ним завтра хотели в Одессу уехать… В одиннадцатом вагоне… — Она снова заплакала, но быстро затихла.

Корнилов не торопил ее, не задавал пока никаких вопросов.

— Он не хотел убивать ее, не хотел! Я и про нож-то ничего не знала! Вы мне не верите, а я не знала! Не знала! Он хотел только чемоданчик вырвать и убежать…

«Значит, они не знают, что кассир осталась жива», — подумал Корнилов и спросил!

— Где он сейчас?

— Не знаю. Правда, не знаю. От меня прячется. Позавчера по телефону звонил. Сказал, чтобы я отпуск брала, а завтра на вокзале ждала. У одиннадцатого вагона. Чтобы в Одессу ехать.

— А где он живет? Его постоянный адрес-то вы знаете?

— Улица Димитрова, дом сто девятнадцать. У него однокомнатная квартира. Кооперативка.

— Номер?

— Тридцать три. Он один живет. Мать в Краснодаре…

Бугаев внимательно посмотрел на Корнилова и отодвинулся от стола, словно собирался подняться. Но подполковник чуть приподнял ладонь, призывая его подождать.

— Адрес матери знаете?

— Нет.

— Она в самом Краснодаре живет?

— Он мне не говорил.

— Почему вы думаете, что Самарцев не живет сейчас дома?

— Мы так договорились. Что он подыщет комнату в пригороде. И недели две там поживет. Олег должен был давно сказать мне адрес и не сказал… Говорит — пока перебьешься.

— Самарцев не работает?

— Работал на асфальтобетонном заводе. Десять дней, как уволился. Дружки его уже проводили.

— Куда проводили?

— В Одессу…

— Ничего не понимаю. Вы же только завтра…

— Приятели проводили, а он на станции Дно сошел и вернулся. Только уже не домой.

— Где он собирался остановиться в Одессе?

— Не знаю. Говорил, что квартиру у моря снимем. У пляжа.

— Вы давно знакомы?

— Два года. — Прошина снова заплакала. Заплакала горько, обреченно.

Корнилов кивнул капитану. Тот понял и вышел из кабинета, осторожно притворив за собой дверь.

«Сейчас он свяжется со следователем, и они пошлют группу на квартиру Самарцева, чтобы осторожно, без шума проверить, не дома ли хозяин, — думал подполковник, глядя на плачущую девушку. — Самарцева, конечно, там нет, и двое останутся в засаде. Бугаева учить не надо. Он сам любого научит. Не забудет связаться с Одессой, пошлет по фототелеграфу карточку Самарцева. Он, голубчик, может быть, уже гуляет по одесским пляжам. А девчонка? Похоже на то, что она соучастница. Пусть выплачется. Все-таки она не глупая девица… Сообразила. Что ее заставило впутаться в это дело? Бугаев, наверное, догадается послать человека на асфальтобетонный завод? Что еще надо сделать? Проверить, нет ли Самарцева в картотеке? Соврал он девчонке, что уехал один? Или завтра собирается вместе отправиться? Вроде успокоилась… Ну, где наша не пропадала! Продолжим».

Корнилов снова включил магнитофон.

— Валентина Васильевна, деньги где Самарцев прячет? Не сказал вам?

— Где-то во дворе. Я точно не знаю.

— В каком дворе?

— Там, в переулке… Ну… где… отобрал… — Ей с трудом далась эта фраза.

— В Тучковом переулке? У кого?

— Ни у кого. Просто где-то спрятал. Он сказал, что заранее присмотрел там место.

— Минуточку, Валентина Васильевна, вспомните тот разговор поточнее. Поточнее…

Прошина пожала плечами.

— Не торопитесь. Подумайте… Когда вы с Самарцевым говорили о том, где он спрячет деньги?

— Накануне. Он приехал из-за города и позвонил мне.

— И вы встретились… Где?

— На Невском. У «Кинохроники»…

«Если он действительно приехал из-за города, то, скорее всего, на Московский вокзал, — отметил Корнилов, — До «Кинохроники» рукой подать».

— И вы стали говорить о деньгах?

— Нет! Я ведь уже раньше знала обо всем… А тут мы просто говорили… о будущем, о том, что поженимся. Я Олега отговаривала, правда отговаривала брать эти деньги.

Корнилова передернуло от этих слов. Хорошенькое дело — брать! Кассирша все еще лежит без сознания! Может остаться инвалидом на всю жизнь. А она — отговаривала «брать эти деньги»!

— Я знала, что так получится! Вот… И говорю ему: да тебя же с этим чемоданчиком сразу сцапают, пока по городу пойдешь среди бела дня. Тут Олег засмеялся, сказал: «А я без чемоданчика пойду. Я для него в том доме надежное местечко приготовил. Перед отъездом заберу».

— Так и сказал: «В том доме надежное местечко приготовил»?

Прошина кивнула.

— А почему вы думаете, что он спрятал деньги во дворе?

— Ну а где же? Олег собирался уходить через двор.

— У Самарцева в этом доме знакомых нет?

— Нет. Он мне никогда об этом не говорил.

«Олег твой, милочка, судя по всему, продувная бестия. Так он тебе и выложил бы все планы. И уехать-то наверняка без тебя собирается, да и не в Одессу, наверное».

— С кассиром Любовью Андреевной вы давно знакомы?

— Года три.

— Подруги?

— Да нет, познакомились на танцах во Дворце культуры Гааза. Я тогда еще в Доме книги работала. Несколько раз в кино вместе ходили.

Игорь Васильевич посмотрел на часы: «Пять. Если Самарцев еще не улизнул из города с деньгами, он может это сделать сегодня. Пора заканчивать разговоры… А с Прошиной я еще побеседую…» Он выключил магнитофон.

— На сегодня хватит. Мы вынуждены задержать вас на некоторое время…

Прошина больше не слушала его, сидела, повернув голову к окну.

— Валентина Васильевна, ну зачем, зачем вы связались с этим человеком? Чего вам не хватало в жизни? — спросил Корнилов с неожиданной для него самого горячностью.