Завещание Мадонны

– Снять можно? – спросила я.

– Конечно.

Я кивнула Пашке.

С этой картины никто даже не думал снимать краску. Или только пока.

– Артур Рубенович скоро освободится?

– Минут через пятнадцать. Я сообщил ему о вашем приезде. Будете ждать?

– Да.

Я извлекла из сумки фотографии Алекса Циммермана и продемонстрировала молодому человеку.

– Вы знаете, кто этот человек? Он бывал в галерее?

– Никогда его раньше не видел.

Тогда я продемонстрировала фотографию двух женщин, которых видела один раз в жизни – на аукционе, по всей вероятности – мать и дочь. Молодой человек не видел и их.

Вскоре нас с Пашкой проводили в кабинет к Артуру Рубеновичу, он пожал нам руки и спросил, чем может быть полезен на этот раз.

– Про Алису Румянцеву слышали? – начала я с другой темы.

– Слышал. Самоубийство очень хорошо для пиара.

– Что?! – открыла рот я, потом добавила: – Но она же не звезда эстрады. Если бы кто-то из наших «звезд» что-то такое учудил, это было бы понятно, но она же – художница!

– Я думаю отправить Алисочку в США. С ее картинами. И Морозова как раз свезет моим заказчикам. А на Западе любят самоубийц. То есть самоубийц и психов.

– Там что, все идиоты?

– А вы не знали?

Я рассмеялась.

– Не все, конечно, – серьезно сказал Галустьян. – Но я знаю, как правильно провести рекламную кампанию. Художницу-самоубийцу, пусть и не удавшуюся, продать легче, чем абсолютно нормальную и ничего такого не вытворявшую. Знаете, я тут недавно про Шумана книгу прочитал.

– Вы имеете в виду немецкого композитора? – уточнила я.

– Его самого, – кивнул Галустьян. – Он якобы видел звуки. То есть он это утверждал.

– А вы полностью это исключаете? Ведь есть же невидимый глазу спектр. И есть экстрасенсы – и просто люди с какими-то необычными способностями. И вообще, наверное, каждый звук ассоциируется с каким-то цветом.

– А я хочу представить, что Алиса слышит цвет. Надо только все хорошо продумать, чтобы не путаться. Или еще что-то в этом роде. Если у вас какая-то идейка на этот счет появится, позвоните, пожалуйста. Вам же, наверное, в процессе работы с разными психами приходилось сталкиваться.

Мне почему-то вспомнился Ван Гог, с которым я, естественно, сталкиваться не могла. Но я находилась в художественной галерее, говорили мы про художницу Алису Румянцеву… Но не предлагать же Алисе отрезать левое ухо! И вообще она цветы рисует, а не автопортреты…

– Вообще-то он краски ел, – в задумчивости произнес Галустьян. – В некоторых источниках есть такая информация. Из тюбиков.

– Почему Алиса все-таки полезла в петлю? – спросила я. – Вы с ней после этого встречались? Или хотя бы по телефону разговаривали?

– Вообще-то именно ваше появление стало последней каплей.

– Вы хотите меня под статью подвести? Доведение до самоубийства?

– Ну что вы, Юленька! – замахал руками Галустьян. – Упаси боже! Зачем мне вас-то под статью подводить, если я сам в будущем намерен к вам обращаться на тот случай, если кто-то попытается под статью подвести меня?

Мне стало смешно.

– А если серьезно? – спросила я.

– А если серьезно, то Алиса при вашем появлении подумала, что наконец у драгоценного супруга начались проблемы. И есть шанс освободиться от брачных оков. У нее появилась надежда – и очень быстро разбилась…

Я постаралась точно вспомнить, как появилась в гареме, что говорила… Или у этой Алисы на самом деле с головой не все в порядке?

Я выложила перед Галустьяном фотографии Алекса Циммермана.

– Вы знаете, кто это?

– Сашка Американец. Это мы его так зовем. В определенных кругах.

– Он – Александр?

Галустьян кивнул.

– Почему он пишет о политике и об искусстве? По-моему, очень разные темы, – заметила я, одновременно показывая, что кое-что знаю о Циммермане.

– В политике он находит клиентов, а на искусстве делает деньги.

Я попросила объяснить поподробнее.

По словам Галустьяна, Алекс (как обычно представлялся Александр), как и наш галерейщик, занимался перепродажей произведений искусства. Никакой своей галереи, выставочного зала или магазина не имел. Обычно работал под конкретный заказ. Среди его заказчиков много известных на Западе людей, владельцев частных коллекций. О Сашке Американце ходят разные слухи, но что в них правда, а что ложь, сказать нельзя. Сам он ничего не подтверждает и ничего не опровергает. Но можно сказать, что Циммерман – человек с международной репутацией.

– Как журналист или как агент? – уточнила я.

– И то и другое. Я, кстати, периодически почитываю его аналитические статейки. Он знает, о чем пишет. Он определенно не дурак и на самом деле много работает в архивах. То есть он разбирается и в политике, и в искусстве. Пожалуй, искусство ему интересно. А политикой он занимается по мере необходимости. Но пишет профессионально! Вы знаете английский?

– Да.

– Почитайте его статьи на сайте газеты. За этот год, за прошлый. Любые. Вы же сами – профессиональная журналистка, так что сможете составить представление о человеке по его статьям.

– Вы имели с ним какие-то дела?

Галустьян покачал головой.

– Вынужден признать, что у нас с ним разный уровень. Его, то есть его клиентов, интересуют шедевры, а меня и тех, с кем я работаю, – что попроще.

– Циммермана могут интересовать работы Леонардо да Винчи?

– Могут, – кивнул Галустьян, нисколько не удивившись вопросу.

– Он может их искать в России?

– Почему бы и нет?

– Как вы считаете, это реально?

– Найти работы Леонардо у нас? Вы, конечно, не имеете в виду те, которые выставлены в Эрмитаже?

Я улыбнулась.

– По-моему, в России может обнаружиться все – в частных коллекциях. Я не думаю, что все, исчезнувшее из музеев и запасников, вывезено за рубеж. Люди и здесь живут, и украшают свои дома, и устраивают частные музеи для удовлетворения исключительно своих собственных эстетических потребностей. И для получения удовольствия от осознания того, что теперь произведениями искусства мирового масштаба могут наслаждаться только они одни. Крупные коллекционеры часто ведут скромную жизнь, не привлекают к себе внимания.

– Алекс может знать таких людей?

Галустьян кивнул.

– Но если у кого-то из них и есть Леонардо да Винчи, они не согласятся его продать, – заметила я.

– Есть разные способы получить то, что хочется. Например, обмен. В каждом случае надо предлагать свое. Ну или немного припугнуть человека. Кстати, Алекс Циммерман имеет великолепную спортивную подготовку, владеет боевыми искусствами.

– Он случайно не связан с МОССАДом?

– Не думаю. Предки Алекса так натерпелись от всяких спецслужб, что, думаю, он сам держится подальше и от ЦРУ, и от ФСБ, и от всех остальных.

– Вы знаете, кто такой Роберт Нистелрой?

Галустьян пожал плечами. Я пересказала, что услышала от сестры умершей Елены Свешниковой.

– Если так, то Циммерман вполне может сейчас работать на этого техасского миллионера, – высказал свое мнение Галустьян.

– Где бы вы стали искать работы Леонардо да Винчи, если бы вам поступил такой заказ?

Галерейщик долго смеялся.

– Юленька, мне такого заказа не поступит. Точно. И я за него не возьмусь. Мне заказали приобрести Ярослава Морозова – я приобрел.

– Еще думаете Морозова приобретать?

– Думаю. Не подскажете, где?

– Вам лучше знать.

– Если бы знал – приобрел. И у меня, как всегда, ограниченный бюджет. Заказчики – люди прижимистые. Все и всегда.

– А все-таки где теоретически у нас в городе может быть Леонардо?

– Вы что, сами решили поискать? Головы можете лишиться, Юленька. За картины Леонардо убьют. Да вы это и без меня должны понимать.

– Картины Леонардо могли попасть в Россию?

– Опять вы за свое! Могли.

– Когда?

– Во времена Петра Первого. Во времена Екатерины Великой. Знаете, в России в старые добрые времена можно было купить картину, которая теперь стоит миллионы долларов, за червонец. Конечно, дореволюционный, но все равно червонец. На рынке!