Аркан для букмекера

Тонька, разгоряченная быстрой ходьбой, плюхнулась на стул, высоко подбросив подол привычным размашистым движением, бесцеремонно взяла у наездника банку с пивом и отпила несколько глотков. Здоровый румянец во всю щеку выгодно скрадывал макияж, сделанный обстоятельно и со знанием дела. Озорные глаза оживленно блестели, словно подтаявшие льдинки, но не буравили шильцами, как в минуты досады и раздражения, а подтрунивали, располагая к доверию. Михалкин смотрел на нее и удивлялся ее железному здоровью. Всего трое суток назад она, едва волоча ноги, дотащилась до каморки, а сейчас как с гуся вода.

«Она обслужит роту солдат, встанет, отряхнется и хоть бы хны», — подумал он с чувством зависти и неприязни. Однако, вспомнив подробности пьяной оргии, непроизвольно сглотнул слюну.

— Ну и кто он, этот твой человек? — спросила Антонина, стараясь быть насмешливой.

Она сгорала от любопытства.

— Бандит. Ты ведь бандита хотела?

— Настоящий бандит?

— Не знаю, настоящий или игрушечный. Это ты сама выяснишь. А то, что он не дурак, я тебе гарантирую.

— И в чем же выражается его ум?

— В умении безбедно жить при любой власти.

— Конкретней не можешь?

— У него двухэтажный домина в Жаворонках. Охрана, иномарка новейшей модели и все остальное, что полагается людям, имеющим вес в нынешней жизни.

— Чем он занимается?

— Как я понял, крутит левый бизнес. Что именно — не знаю, не хочу знать и тебе не советую интересоваться.

«Судя по характеристике, то, что надо. А вдруг он обует меня? Не только бумаг, но и головы можно лишиться. Смотри, Тонечка, не оплошай. А чего это ко мне Михалкин не лезет? Я уж здесь почти полчаса, а он даже не лапает. Что бы это могло значить? Обычно у него при моем появлении отваливается нижняя губа, слюнями исходит. А тут — ноль внимания».

Тонька достала из сумочки зеркальце и придирчиво рассмотрела лицо.

«Шик модерн. Хоть сейчас на Тверскую».

— Твой человек появится в шесть? Я не ошиблась?

— Не ошиблась.

— Значит, у нас в запасе еще минут сорок. Может быть, займемся любовью?

Михалкин поперхнулся пивом.

— Как-нибудь в другой раз. Я сейчас не в форме. Много было работы.

— Ты кого-то боишься? Неужели того типа, с которым хочешь меня познакомить?

— Никого и ничего я не боюсь, даже поймать на тебе какую-нибудь заразу. Успокоилась? Перетрудился. Силов нет.

— Как знаешь. Мое дело предложить…

«Точно боится. Серьезный, видно, бандит. Может быть, отказаться, пока не поздно? Нет, надо на него взглянуть. Когда еще подвернется такой случай?»

Все-таки она решила выяснить все до конца и круто изменила угол атаки.

— Скоро Большие призы. Тебе что-нибудь светит? Или опять будешь только вторым номером?

— Второй в Главном призе — тоже неплохо.

— Первым Паша?

— Ничего не попишешь. Таких родственников, как у него, у меня нет.

— А тот человек, с которым собираешься меня познакомить, имеет какое-то отношение к ипподрому?

— По-моему, нет. А жаль.

— Ты не боишься опять потерять меня? Я увлекусь твоим протеже, а ты снова окажешься ни при чем.

— Не рви душу. Без того тошно.

— У тебя что же, свой интерес в этом знакомстве?

— Никакого своего интереса у меня нет. Ты просила — я сделал. Чем ты еще недовольна?

Михалкин темнил. Он догадывался, что за тип этот Геннадий Юрьевич Лунев, сосед по даче, с которым он собирался познакомить Тоньку. Видел, что за гости наведываются к нему в роскошных джипах, как он насторожен и нелюдим. Хотя прямого разговора между ними не было, наездник понял, что его деловой сосед не прочь прибрать к рукам ипподром, в состоянии крутить этот бизнес, лишь не знает, с какого бока к нему подступиться. Поэтому шальная просьба Тоньки познакомить ее с бандитом заставила Михалкина иначе взглянуть на свои проблемы и попытаться решить их с помощью дачного соседа. Так родилась идея познакомить его с Антониной. Лунев согласился…

Амнистия, объявленная Государственной Думой, явилась для москвичей и жителей Подмосковья продолжением напастей, свалившихся с июньским ураганом. Опять, как и в первые годы перестройки, люди стали собачиться в очередях и общественном транспорте, взрываться по всякому поводу и готовы были вцепиться друг другу в горло. Враждебность приобрела характер массового психоза и распространялась со скоростью эпидемии, породив множество бессмысленных преступлений, жестоких и циничных.

В этой накаленной до предела атмосфере всеобщей озлобленности надеялся выжить Боря Резаный, вырванный из привычной среды обитания, обложенный Шацким, как загнанный зверь. Дважды он пытался встретиться с дружками и дважды едва унес ноги от оперативников. Истратив последние деньги, он превратился в обыкновенного бомжа, не способного ни украсть, ни заработать на пропитание, и, не придумав ничего лучше, решил обратиться за помощью к дяде Гене.

На краю унылого поля темнел бесформенной глыбой массивный нескладный дом матерого уголовника. Давно стемнело. Из нескольких окон, плотно задернутых шторами, словно из прорезей в башне танка, полосками пробивался свет. Нажимая кнопку звонка, Резаный невольно поежился, будто звонил в дверь преисподней.

Дядя Гена впустил его.

— «Хвоста» за тобой нет?

— Нет. Я аккуратно.

Цепкий взгляд пахана ощупывал нежданного гостя с головы до пят, как на шмоне в тюремном отстойнике.

— Чем это от тебя так несет?

Резаный смутился.

— Пришлось до вас на попутке добираться, — соврал он.

Никто толком не мог сказать, куда исчез кейс с баксами. Слухи ходили самые невероятные. Впуская в дом Резаного, дядя Гена рассчитывал узнать это из первых рук.

Он провел Резаного вниз, в бильярдную. Там было вдоволь выпивки и еды. У Резаного аж голова закружилась от такого изобилия. Дождавшись, когда пацан утолит голод, дядя Гена похвалил его:

— А ты, Боря, молодец. Ловко охмурил фраеров. И правильно сделал. Пусть подергаются. В другой раз не будут хавлом щелкать.

Резаный удивленно вытаращился и, чтобы потрафить хозяину дома, угодливо ощерился.

— И как собираешься распорядиться суммой?

Пацан натужился, силясь понять, о чем идет речь.

— О чем вы, дядя Гена?

— Мне-то мозги не пудри. Я на эти деньги не зарюсь.

— Я в самом деле ничего не знаю. О какой сумме вы говорите?

— О той, что взяли в автосалоне.

— Не взяли мы там ничего. Дипломат с баксами пришлось спустить менту под ноги. Иначе я не сдернул бы.

— Твои мужики говорят другое.

— Болтать можно все что угодно. Кто это треплет? Я ему язык вырву.

— Смотри, Боря, если темнишь. Порядки тебе известны. Если взял сумму, должен отстегнуть в воровской общак.

— Говорю же вам, ничего я там не взял.

— Что же тогда менты за тобой бегают?

— Откуда мне знать? Может быть, я для них ненужный свидетель. Букмекер, падла, все и подстроил. Только теперь вспомнил того человека в машине. Мент с ипподрома. То-то, смотрю, морда знакомая. Дядя Гена, вот тебе крест, Кривцов этот на ментов работает.

— Кто этот Кривцов?

— Букмекер с ипподрома.

— Ты же первый хотел его обуть. Теперь соплями исходишь. Раньше нужно было думать. Я тебя предупреждал.

— Теперь мне без разницы. Достану гада из-под земли. Грохну, как пить дать, чего бы мне это ни стоило. Помогите, дядя Гена, на него выйти, узнайте, где он обитает. Я сейчас на мели. Пустой, как барабан. Иначе сам все устроил бы. Выручите, дайте баксов пятьсот. Через месяц верну штуку. Век свободы не видать. Месячишко перекантуюсь. Потом опять раскручусь.

— Насчет адреса не обещаю, а деньжатами помогу. Пей пока, ешь. Я сейчас вернусь.

Уголовник поднялся наверх и позвонил Михалкину.

— Не помешал, Анатолий Иванович? Перед тем как ехать на свидание, решил уточнить. Не передумала ваша знакомая? А то прокачусь впустую до ресторана. Уже не тот возраст.

— Мне она ничего не говорила.