Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги

— О, вы хотели бы здесь остановиться?

— Хотел. И пока не изменил своего намерения.

Она искусно рассмеялась. Кокетливо поправила свою прическу — пучок поблекших волос, стянутых так туго, что черты лица казались из-за этого заостренными.

— Вы путешествуете один?

— Да, один… Хотел бы остаться здесь на несколько дней.

Она кивнула головой и, как мне показалось, хитро подмигнула.

— Но не слишком надолго, очарование Куинто — опасная штука. Вы знаете, это ведь жемчужина нашего океанского побережья. Вдруг захочется остаться здесь навсегда?.. У нас очень милая комната, и всего за семь долларов. — Могу я ее осмотреть?

— Конечно. Уверена, что вы найдете ее восхитительной. Она провела меня внутрь дома, в тесную, убогую комнатенку, где всего и было, что кровать, стол и два стула. Пол блестел, натертый воском. Мебель, видно, тоже. На стене висел речной пейзажик в шафрановых тонах. Тот же цвет повторялся и в букете бархатистых цветов на каминной решетке. За окном пейзаж был эффектнее: сверкало море.

Женщина, застыв на миг, словно пианист за фортепиано, спросила:

— Ну как?

— Да, я тоже нахожу комнату восхитительной, — ответил я.

— Как только вы зарегистрируетесь у нас в офисе, я скажу Генри, и он нальет вам в графин воды со льдом. Мы попытаемся создать вам все возможные удобства… Оплата, как и везде, — вперед.

Я последовал за ней. Трудно, видимо, жить в местных условиях! В журнал для регистрации постояльцев я занес свое полное имя, Луис А. Арчер, и точный адрес.

— Я вижу, вы из Лос-Анджелеса, — заметила женщина, забирая у меня деньги за «оплату вперед».

— Временно… По правде говоря, я хотел бы поселиться здесь.

— Неужели? — воскликнула хозяйка. — Ты слышал, Генри? Этот джентльмен хотел бы поселиться в Куинто!

Сидевший в дальнем конце комнаты за конторкой мужчина усталого вида полуобернулся к нам и пробурчал что-то невнятное.

— О, вы полюбите это место, — сказала хозяйка. — Море! Горы! Чистый свежий воздух! А какие ночи… Мы с Генри очень-очень рады, что решили купить этот офис. Куинто в летние ночи — это… это… полно народу, ни одной свободной комнаты, все забито, особенно по ночам. Мы с Генри неплохо на этом зарабатываем, правда, Генри?

Опять раздалось невнятное бурчание из угла.

— А для тех, у кого нет офиса, какие тут возможности заработать?

— Ну, есть тут магазины, есть настоящее одно поместье, есть разные возможности для бизнеса… все, что пожелаете, только — никакой промышленности! Муниципалитет не даст разрешения. Чего далеко ходить, знаете, что случилось с Нопэл-Велли, когда там пробурлили нефтяные скважины?..

— А что случилось с Нопэл-Велли?

— Он разрушен, полностью разрушен. И целая орда оборванцев-мексиканцев, грязных рабочих-нефтяников заявилась неизвестно откуда и буквально сожрала город. Мы не можем допустить у себя ничего подобного.

— Конечно, — произнес я с воодушевлением. — Куинто — жемчужина, и должен остаться прекрасным природным островком… и культурным центром. Кстати, я наслышан об «Актерах Куинто»…

— Да неужели, мистер Арчер? — Голос хозяйки понизился до загадочного шепота. — Вы случаем не голливудский?

— Ну, не совсем голливудский. — Вопрос остался открытым. — У меня работа, связанная с Голливудом.

Я не стал говорить, какая работа. Осматривать гостиницы, снимаемые проститутками, распутывать хитроумные козни супругов друг против друга, шантажировать шантажистов-банкротов. Грязная, тяжелая, изматывающая работа, — о ней пусть буду знать только я.

Хозяйка поджала губы так, будто поняла мои намеки.

— Я как чувствовала, что вы из Голливуда. Догадываюсь — хотите в уик-энд посмотреть новую пьесу. Мистер Марвелл сам ее написал… Он замечательный человек, он сам же ее и подготовил для сцены. Очень хорошая моя подруга, Рита Тридвис, помогает шить костюмы… Так она сказала, что у пьесы большое будущее: кино, Бродвей и все такое.

— Да, — согласился я. — У меня тоже есть отзывы. Где находится театр, в котором они репетируют?

— По правую сторону от шоссе, прямо в центре города. Как только свернете за здание суда, сразу вывеску увидите: «Театр Куинто».

— Благодарю вас, сразу же и пойду, — сказал я и вышел.

Я еще не добрался до машины, а за моей спиной снова хлопнула дверь офиса. Я увидел Генри, ковыляющего в мою сторону через посыпанную гравием площадку. Он подошел ко мне так близко, а запах алкоголя был так силен, что мне пришлось податься чуть назад.

— Послушай, друг, что ты там имел в виду, когда говорил, будто намереваешься здесь поселиться? — Генри оглянулся на дом, чтоб убедиться, что жена не может его услышать. Потом сплюнул на гравий. — У меня есть выгодное предложение, коли тебе интересно. Десять тысяч вперед, а остальные после того, как обработаешь участок. Пятьдесят тысяч всего. Здесь можно поставить двенадцать хороших коттеджей, и в каждом — полная свобода, используй, как хочешь.

— Вы хотите продать мне весь этот участок?

— Нигде, никогда не найдешь эдакое место за такую цену.

— А я-то думал, что вы тут все без ума от Куинто.

Генри опять обернулся, бросил презрительный взгляд на дверь офиса.

— Это она так думает, черт ее дери. Да не сама она… городская Торговая Палата так вот думает за нее. А у меня идея другая: заняться производством ликера в Нопэле.

— Там можно заработать большие деньги?

— Нопэл завален деньгами с тех пор, как там пустили нефтяные скважины, а ведь нигде не сыщешь еще таких транжир, как нефтяники. Каждый из них легко пришел, легко уйдет, денег не жалеет.

— К сожалению, меня это не интересует.

— Ну, смотри сам… Я просто подумал, увидя тебя, что мог бы наконец разделаться с этой дырой. Она не дает мне поместить объявление насчет продажи, черт дери этих баб. — И заковылял обратно.

Люди в Куинто, на его улицах, выглядели словно изможденными солнцем. Темные до черноты — служители великому светилу — молодые в легких, открытых костюмах для загара и купанья, а старики… темны от старости, жилисты, морщинисты от прожитых лет. Белые испанские домики в ярких солнечных лучах казались нарисованными, словно это были декорации, но в их разбросанности и белизне под густо-синим небом таилась своеобразная красота. Внизу и слева от пересекающихся улиц Куинто синей стеной вздымалось море.

Около здания суда я припарковал машину и зашел перекусить в ресторанчик напротив. На официантке был фартук с красным орнаментом, который составлял со скатертью прекрасную пару. А цвет лица девушки, подумалось мне, подходит к цвету кофе. Я немного прибавил ей сверх обычных чаевых и потом направился к «Театру Куинто». На моих часах стрелки показывали два: время, когда репетиция, по моим расчетам, должна идти полным ходом. Если спектакль состоится в конце недели, то к среде актеры должны бы… как они там говорят?.. прогнать всю пьесу целиком.

Театр стоял в глубине улицы на лужайке, заросшей желтеющей травой.

Это было массивное здание, почти без окон, осыпавшаяся штукатурка запятнала стены. Две источенные непогодой колонны украшали собою портик. Приклеенные к ним афиши, оповещали о всемирного значения премьере: давалась пьеса Фрэнсиса Марвелла «Железный Человек». По стене внутри портика рядом с кассой висели на листе голубого картона фотографии: мисс Дженнет Дермотт в роли Клары (блондинка с мечтательными глазами), мисс Лэй Гэллоуэй в роли жены (резкие черты лица и профессионально широкая улыбка, когда крупные зубы, кажется, готовы съесть любого из зрителей).

А вот и глянцевый мужской портрет… Мужчина лет сорока, мягкие волосы, благородный лоб. Большие, полные грусти глаза, небольшой чувственный рот. Фотография сделана в три четверти, чтоб подчеркнуть профиль, который был, ничего не скажешь, красив. Подпись: «Мистер Джеймс Слокум в роли Железного Человека». Если верить фотографии, то мистер Джеймс Слокум мог быть предметом обожания лиц из прекрасной половины человечества. Но не моим, признаться.