Давите их, давите

Дверь открыл Прохор.

– Леша? Откуда ты? Ах, да. - Он явно был не в себе, в каком-то затянувшемся шоке.

– Собирайся, Проша, пора и нам отдохнуть. Поедем ко мне, в загородное имение. Вот-вот за тобой придут.

– Пусть приходят. Мне все равно. Как после этого жить?

– А мне не все равно. Я тебя не отдам. Собирайся.

– Ты хоть умойся.

– Да, конечно, найди мне во что переодеться. И какую-нибудь пудру. Или крем. И бритву дай.

Я сбросил с себя все на пороге и пошел под душ. Вода словно хлестала меня проволокой, я чуть ли не визжал от боли.

Прохор принес старые джинсы и нервно мял их в руках, пока я брился, и все приговаривал:

– Как жить теперь? Как жить? Разве можно?

– Прежде всего штаны мне давай. Я такие вопросы без штанов не решаю. И поищи у супруги какой-нибудь грим, - напомнил я. - И документы, что я у тебя оставлял.

– Здорово тебя отделали, Леня. Тебе в больницу надо, а не за город.

– Шевелись, Проша, шевелись, иначе и ты такой же будешь. Дай же штаны наконец.

Я привел себя в относительный порядок, выбросил свои вонючие окровавленные тряпки в мусоропровод, сварил и выпил кофе.

Прохор, причитая, сновал по квартире, таскал за собой чемодан, что-то складывал в него, потом вываливал на пол и снова что-то собирал.

– Проша, - намекнул я, - не на курорт едем. Самое необходимое бери, в авоську.

– Но рукописи, Леня. Разве можно их оставлять им?

Длинный требовательный звонок и угрожающие удары твердым в дверь прервали наши споры.

Я примерился, повернул Прохора, подвинул чуть в сторону и ударил. Расчетливо - в нос, чтобы он сразу залился кровью. И упал он хорошо - свалил сервировочный столик с чашками и кофейником и стул. Я сбросил на пол и его любимую вазу.

– Не вставай, Проша.

Решительно распахнул дверь. На площадке двое, вооруженные, в форме; за их широкими плечами - кто-то в штатском, рука в кармане плаща.

– Русаков? - Ладони плотнее обхватили рукоятки автоматов.

Я дружелюбно, понимающе, без опаски сделал шаг назад:

– Заходите, ребята. Как раз с ним разбираюсь, - и демонстративно потер костяшки правой руки.

Мы вошли в комнату. Картина была убедительной. Прохор успел размазать кровь по лицу, корчился на полу среди разбитых и разбросанных из чемодана вещей.

– Вы за ним, что ли? Не отдам, ребята, - я первый. - Я по-хозяйски достал из бара бутылку, разлил водку по фужерам.

– Добро, - сказал штатский, хлопнув водки и пнув Прохора носком ботинка. - Из коричневого красного сделал. Спроси его за одно - где Серый? Он должен знать, корешуется с ним.

– Серый - это который? Не сыщик Сергеев из областного управления?

– Ну! Он самый. Предатель. Мокрушник. К нему особый счет.

– Спрошу, - пообещал я многозначительно. - Все равно вопросов много.

– Звякни тогда, не посчитай за труд. - Он протянул мне карточку.

Я мельком взглянул на нее, сунул в карман.

– Могу, стало быть, с тобой на «ты», капитан? Я полковник.

– Виноват. - Он разочарованно задержал горлышко бутылки над фужером.

– Да брось ты, - отмахнулся я. - Одному делу служим.

Горлышко радостно накренилось, облегченно забулькало, торопливо выливая в стакан остатки водки.

Я наклонился над Прошей.

– Вы его сами доставите?

– Доставлю, - я усмехнулся.

– Вы на колесах? - Капитан вытер ладонью рот и достал сигарету.

Я долгим взглядом, настойчиво посмотрел ему в глаза, чтобы понял.

– А зачем мне в данном случае колеса? Мне его далеко не провожать. До набережной.

– Добро. - Капитан загасил окурок, ткнув его в ножку опрокинутого стула, поправил под мышкой кобуру, переложил в нее пистолет из кармана. Лох какой-то. - Кто это вас так обработал?

– Да наши, в суматохе. Я ведь там был, в Доме. - Я сделал жест, будто выдвигаю из нагрудного кармана книжечку. - Свой среди чужих.

– Понял. Давай, своди счеты. Дави их, гадов. А мы попробуем еще разок к Серому завернуть на квартиру. Не застанем, так с бабой его поиграем, ножки ей раздвинем. Она того стоит, хороша стерва! Верно, парни?

Парни потоптались, промолчали.

– Не советую! - Я сгреб рубашку на груди Прохора, приподнял его и бросил в кресло. - Вот это не советую. Я с Серым не работал, но наслышан. Про него врут, что он первым не стреляет.

Капитан храбро ухмыльнулся:

– Отстрелялся Серый. Пощады ему не будет. Ну, бывайте, полковник. Спасибо за угощение.

– Бывайте, ребята.

Я закрыл за ними дверь.

– Умывайся, быстро. Рубашку смени. Я пока Яне звякну. У вас во дворе свободная тачка найдется? Чтоб хозяин в отъезде был.

– Звони скорее, Леша. Пусть она хоть у соседей пересидит.

– Ты Яну не знаешь? - Я начал набирать номер. - Она сама их изнасилует. В извращенной форме притом. Так что насчет машины?

– Колька-слесарь. Запил опять, машина во дворе. Но ключей же у меня нет.

– У меня тоже, - усмехнулся я. - Вот беда-то. Ай-ай-ай! Яна? Здесь Серый…

– Где ты шляешься? - завопила Яна.

– В гареме одного пахана гужевался. Не ори, слушай. Сейчас к тебе приедут менты. Спросят про меня. Ответишь: только что звонил… Нет, не только что, - быстро поправился я, - полчаса назад. Едет домой. Потяни время, чтобы тебя не обидели. На крайний случай - в спальне, знаешь где, газовый пистолет. Я сейчас буду. Собери свои вещи. В одну сумку. Сумку на виду не держи. Все поняла? Стало быть, жди.

Яна еще виртуозно материлась (это она тоже умела, недаром же дело с компьютерами имеет, правда, какая тут следственно-причинная связь, убей Бог - не знаю), но я уже бросил трубку. С удовольствием бы послушал, обогатил бы свой скудный арсенал, но, к сожалению, некогда. Всегда мне на хорошее, приятное и полезное дело не хватает времени. Яна так считает. И, видимо, поэтому перманентно со мной разводится, каждый раз начиная жизнь с нуля и азартно возвращаясь к ранее достигнутому. Сейчас наши отношения находились в стадии прочного содружества.

– Поехали, Проша. Отвертку захвати.

Он отыскал отвертку, сунул ее мне и принялся увязывать здоровенную стопку книг.

– Ты что? - заорал я. - В Переделкино собираешься?

– Как же, Леша? Они все с дарственными надписями авторов, моих бывших собратьев по перу. Тут Окуджава, Астафьев, Бакланов и. иже с ними.

– Подумаешь, ценности нетленные…

– Ты не понял, - шмыгая носом, глухо пояснил Прохор. - Это я на помойку вынесу.

Машинка у Кольки-слесаря та еще была - лет двести ей, не меньше.

Я повозился со стеклом (Прохор суетился рядом, пыхтел, вырывал у меня из рук отвертку - помогал, стало быть) и наконец отжал его, просунул руку внутрь. Прохор нервно хихикнул: машина была не заперта. Более того - вся завалена винно-водочной тарой. Во дурак Колька: сдал бы посуду и купил новую тачку, да на сдачу еще бутылку бы взял, для нового почина. На гараж.

И с зажиганием возиться не пришлось - слесарь, стало быть, частенько ключи терял и потому предусмотрительно вывел необходимые проводки на панель. Хороший парень, душевный.

Я выгреб из салона на асфальт всю Колькину валюту - на ее заманчиво призывный звон отделился от темной стены какой-то отважный абориген, измученный бессонницей.

– Э, мужики, это Коляхина тачка. Угоняете, что ли?

– Была Коляхина, теперь, стало быть, его, - я кивнул на Прохора.

– Неужто купил? - Абориген недоверчиво поскреб затылок, уставился на «дурака-клиента», ухмыльнулся, сообразив и свою выгоду: - Тогда это… комиссионные… бутылки заберу, лады?

Я было возмутился этим нахальным вымогательством, но, поторговавшись, уступил всю кучу посуды за пару сигарет. Знаю, что продешевил, но время дороже, да и Прохор уж больно меня подгонял - локтем в бок.

Нырнув в машину, я запустил двигатель. Прохор, наблюдая мои действия, осуждающе качал головой.

– Ты же был почти честный человек, Леня. И кто тебя так испортил? - Похоже, он начал приходить в себя. - Твои клиенты?

– Жизнь, Проша, жизнь. Профессия. Кстати, - не остался я в долгу, - этот мужичок тебя знает? Ведь ты угон совершил, писатель. Уголовно наказуемое деяние. Докатился, стало быть…