Что такое разгон

Распаленный хорошим началом, Олег невозмутимо двинулся на сближение. Он хотел схватить Мишку за шиворот и бросить вперед через ногу. Пусть уткнется в грязь лицом и попробует ее на вкус. Но плану этому на суждено было сбыться. Как только он приблизился на доступное - для удара расстояние, Григорьев нанес сильный удар с левой руки в грудь. Олег раскрыл рот, беспомощно хватая воздух, и почувствовал, как земля начала уходить из-под ног. На короткое мгновение глаза запечатлели росшие, как ему показалось, горизонтально стволы молодых тополей, а между ними, так же горизонтально, подобно закрытому шлагбауму, тянулся фонарный столб... Дыхание захватило, и он мешком рухнул на землю в липкую холодную грязь.

Очнулся он скоро. Григорьев стоял над ним и хладнокровно отсчитывал секунды:

- ..пять, шесть, семь...

Зверея от ярости, Олег не поднялся, а вскочил на ноги. Вскочить-то вскочил, а драться не мог. Правая сторона груди была как парализованная. А Григорьев молча принимал боевую стойку. Было бы безрассудством вновь бросаться в атаку. Еще подобный удар, и ему вообще будет не встать. Но признать поражение тоже не хотелось.

Сделав два коротких прыжка, Олег оказался у молодого клена и с силой потянул на себя забитый в землю для опоры дерева кол. Привязанный веревкой клен погнулся и затрещал, роняя остроконечные лапчатые листья.

- Не смей ломать деревья, подонок! - закричал Миша, подбегая.

Теперь злость охватила и его. Здоровенный кулак уже готов был опуститься на раскрасневшееся лицо Туркачева.

Он струсил окончательно. В последний момент он отпустил дерево и бросился наутек. Григорьев все-таки успел стукнуть его кулаком сзади, но удар был несильным...

Олег быстро бежал вперед. Вскоре он начал задыхаться. Прислушался. Нет, погони за ним не было. Да и к чему гнаться? Разве мало сраму после такого избиения?

Пошатываясь, он шел вперед по скверу. Увидел впереди два невысоких деревца, привязанных к кольям. С ожесточением вырвал их и отбросил в сторону.

- Субботники... комсомольские... У-у-у, гады! Ненавижу...

На детской площадке в центре небольшого аквариума мирно бил фонтанчик. Олег в изнеможении нагнулся, вымыл руки, лицо, очистил грязь с куртки и брюк. Напился холодной воды. Подошел к садовой скамейке, шлепнулся на нее.

Долго он сидел в одиночестве, стараясь обдумать свое положение. Изредка на крутом повороте скрипел колесами по рельсам трамвай да доносился рев МАЗов, возвращавшихся в соседний гараж на ночь.

"Что ж это такое? Сговорились все против меня, что ли? Мать мной недовольна - мало зарабатываю, по дому ничего не помогаю. На работе меня учат уму-разуму молокососы вроде этого... Мало того, они меня еще и бьют! Где же выход?"

Невдалеке послышались пьяные голоса гуляк. Два нестройных мужских баса пели "Шумел камыш..." Олег почувствовал знобящий холод. Неплохо бы сейчас и ему выпить стаканчик водки и забыть все хлопоты и обиды.

Запеть вот так же громко и бесшабашно... Но где взять денег? Мать, конечно, не даст, об этом нечего и думать.

Идти к старым дружкам ему не хотелось. Стыдно самого себя, да и отвыкать от них начал. Во всяком случае, к ним его не тянуло.

Съежившись от озноба, он поплелся на остановку трамвая. Проехал до столовой. Матери на работе не оказалось.

- Домой пораньше собралась, - сообщила певучим голосом пожилая официантка тетя Феня. - Клиентов мало, буфет пуст, всем тут делать нечего... Ой, совсем забыла, - зашептала тетя Феня, - она ж тебе плащ купила!

Моднющий!..

- Тетя Феня, вы мне до завтра три рубля не дадите?

Лицо официантки преобразилось. Улыбка исчезла, брови насупились.

- Какие ж у меня деньги? Откуда?

Дома матери не было. Плащ он нашел в шкафу. Действительно, плащ что надо. Зеленый с голубоватым отливом. На петле висела опломбированная бумажка-ценник.

Стоил плащ сто семнадцать рублей. У них с матерью, по его подсчетам, было собрано сто сорок рублей. Значит, если мать не делала других покупок, два червонца должны быть где-то в шкафу. Он принялся лихорадочно прощупывать карманы пиджаков и кофт, выложил на стол две стопки чистого белья, отрез штапеля, приготовленный матерью для штор, еще какие-то тряпки. Под руку попал клетчатый носовой платок, в нем что-то хрустнуло. Так и есть, три пятерки...

В магазине продавались только поллитровые бутылки водки. "Осилю", решил Олег и заплатил в кассу за "Московскую", пиво и двести граммов колбасы.

Когда подходила очередь получить в отделе покупку, его кто-то дернул за рукав. Бог мой! Перед ним стоял вытянувшийся, повзрослевший Роб. Сплюснутая в виде пилотки шляпа коромыслом лежала на рыжей, коротко стриженной голове. Необыкновенно длинный пиджак с золотистыми пуговицами. Все в его стиле!

- Какими судьбами?! Робертино!

- Все тем же способом, - буркнул Роб и сунул в руки Олега чек. - Мне две бутылки красного и пару лимонов.

- Выглядишь ты франтом, - позавидовал Роб, когда они вышли из магазина. - Плащик люкс. Работаешь? Жецился?

- Работаю. А как твои дела?

- Хуже некуда. Даже прописки не имею. Положение о паспортах. Да ну и черт с ним! Ты куда направился? Может, компашку составишь? Мы тут с Димкой, да ты его знаешь - Бацилла, затесались к девчонкам.

Балдим третий день. Поговорить с ними, то и для тебя можно устроить...

- Этого добра не хочу. Просто выпить - пожалуйста, зайду, - согласился Олег.

Они свернули в соседний переулок, поднялись на третий этаж старого дома. Роб позвонил.

Дверь открыла тощая и длинная, как оглобля, девица.

Обильно напудренная, с папиросой в зубах, она картинно провела сухой ладонью по чуть заметно выделяющемуся из-под халата бедру и представилась Олегу:

- Стелла.

- Олег.

- Очень приятно. Мне кажется, я вас где-то встречала.

- Вполне возможно. Я живу рядом.

- Вот видите, у меня глаз наметанный...

- ..На холостяков, - ввернул Роб.

Из глубины квартиры доносились звуки радиолы, звон посуды, пьяные голоса.

- Кого бог принес? Не женатого - женить, женатого - топить! - объявил Димка Бацилла, появляясь в прихожей.

- Холостяк, - махнул рукой Олег.

Бацилла не узнал его или сделал вид, что не узнал.

Олег снял в коридоре плащ и выставил на стол свой "пай". Кроме девицы, открывшей дверь, за столом сидела другая, молоденькая, лет восемнадцати. Бацилла торопливо подсел к ней, как бы заявляя этим полное и безраздельное свое право на ухаживание.

На столе лежали грязные ложки, вилки, остатки недоеденной закуски. Никто даже и но пытался навести хоть относительный порядок. Видимо, все привыкли к такой обстановке и не считали нужным что-то менять.

В комнате стоял сизый табачный дым. Окурки валялись и под ногами, и на столе, и даже на тарелках.

Сухопарая Стелла выключила радиолу и с любопытством уставилась на Олега.

- Это мой друг, Олег Турка, - представил его Роб и принялся открывать бутылки.

Туркачева смутила такая бесцеремонность. Он уже отвык от своей сокращенной фамилии, так его называли года три тому назад.

Теперь, снова услышав свое прозвище, он неприятно поморщился.

- За опоздание ему полагается штрафная, - объявила Стелла.

Тем временем Роб принялся за "Московскую". Он налил во все рюмки понемногу, а Туркачеву наполнил до краев граненый двухсотграммовый стакан. Олег не возражал. Выпил до дна.

Настроение понемногу начало возвращаться к нему.

Вскоре он уже начисто забыл сегодняшнее собрание и то, как был избит Григорьевым. Исчезла усталость, он оживленнее начал принимать участие в общей беседе.

Пьяные девицы претендовали на право поучать ребят.

Говорилось все в бесстыдно-прямом тоне, они совсем не стеснялись присутствия мужчин. При этом Оглобля преданно смотрела Олегу в глаза, как бы ожидая похвалы с его стороны.

Олег шутил, но поведения девиц не поощрял. Тогда Стелла "меняла пластинку".