След Альбатроса (Танцы со змеями - 1)

Анфимов так же медленно донес часы до палубы, положил их на ее раскаленную, как сковородка на печи, сталь и резко, будто его подбросили, вскочил.

- Ну что: нет покраснений? - склонился над запястьем. - Вот чего-то есть. Но, может, это от солнца... Фельдшер! Где фель... А, посмотри, как тут?

Длиннющий - хоть в баскетбол играй, а не копти службу на корабле сверхсрочник, старшина первой статьи, журавлем склонился над запястьем, по-вологодски прогундел:"Ня знамо" - и тут же стал протирать руку Майгатова принесенным с собой спиртом.

- О, мля, Анфимов, а ты говорил, спирт кончился, - недовольно пробасил Бурыга. - Старшина, - заставил фельдшера вытянуться по стойке "смирно", как мазню свою кончишь, занесешь флакон в мою каюту, - и глазом примерил: грамм с триста будет.

Фельдшер посмотрел на Анфимова, Анфимов - на торпедный аппарат.

- Есть, - процедил сквозь зубы фельдшер и, увидев, что Бурыга сразу как-то размяк, повеселел, сверху вниз сказал Майгатову, надавливая на "о": - Когда укус, противоядие надобно и много питья, ежели вот нет, как у вас, кажись, то ничего вроде и не надобно. Водичку только поболее прежнего попейте. На всякой случай...

- Ну, зараза! - окриком стряхнул с себя оцепенение Майгатов и широким шагом двинулся к ящикам.

Змея жалась в тень и беспрерывно водила и водила в стороны боками, уплощаясь и пытаясь зарыться в такой спекшийся, такой твердый, такой странный песок, чтоб спастись от жары, от огромных двуногих созданий, от всего того, что было непонятно, страшно и непривычно.

Майгатов, не отрывая взгляда от этих ритуальных движений, нагнулся к плексигласу, который уже успел прокалиться под прямыми лучами солнца, снова поднял его щитом и шагнул вплотную к змее. Та лишь сымитировала толчок головой. Ее прожженое солнцем, толстое, мясистое тело не слушалось. Даже шипение еле выскреблось из-под лениво трущихся чешуек.

И Майгатов перестал бояться. Он опустил плексиглас, подсунул его лопатой под змею, провез метра полтора по палубе к леерам и, уже не обращая внимания на нервный, не доставший сантиметров с десять к его правой руке тычок головы, сбросил тяжелое, обмякшее тело за борт.

Последним быстрым взглядом отметил: на голове змеи сломан рог.

2

После стопки спирта, после жирного борща, сваренного из свиной тушенки и квашеной капусты, после пятнадцати традиционных минут подачи в каюты и умывальники пресной воды, которая хоть и пахла солью, но все же не жгла лицо при умывании, как морская, Бурыга ощущал себя умиротворенно. Он возлежал на боку в позе римского сенатора на ковре, постеленном поверх койки в анфимовской командирской каюте, и, перемежая слова сытыми отрыжками, басил:

- Хар-рошее у тебя "шило", Анфимов. А вот ты знаешь, почему спирт на флоте "шилом" зовут? Думаешь, от того, что пронзает, ежели саданешь? А ни хрена... Хошь, историю расскажу?

Анфимов с задержкой кивнул. Под плотным балахоном каютной жары он нестерпимо хотел спать и даже не понял, чему он кивнул.

- А история такая.., - и вдруг встрепенулся: - Слушай, а чего ты скрывал, что Майгатов - жлоб? Сразу ж видно: денег ему мало. В миллионеры захотел податься...

- Н-нет, не жлоб, - стер сон с лица мокрой ладонью Анфимов. - Был бы охоч к деньгам, бизнесовал бы. Полфлота этим занимается. А он всю зарплату отсылает. Часть - матери в Новочеркасск, часть - сестре на Украину, в Донецк, кажется. Она - мать-одиночка.

- Что: прямо всю зарплату отсылает? - привстал на локте Бурыга.

- Всю, - кивнул огненно-рыжим чубом Анфимов.

- А он откуда родом?

- Вроде как донской казак.

- То-то я гляжу - вредный. И усищи распустил. А чего у него нос такой вбитый?

- Боксом, вроде, баловался. Даже, говорят, не баловался, а мастером спорта был этого...

- СССР?

- Да-да. Но он вообще-то тихий. Жизнь просто заела. Знаете, как всякому нормальному человеку, хочется тишины, тепла, уверенности в завтрашнем дне, хорошей семьи...

- А он - тово?

- Н-нет, не женат... Господи, какая же жара здесь!

- Тебе - что? А я во: больше центнера. Одного пота за сутки с ведро выделяю... га-га-га-га, - гортанно посмеялся. - А эти дятлы сверху талдычат: стойте на "яшке"*) и ждите команды. Их бы сюда из Севастополя... Слышь?

Анфимов вздрогнул, разлепил короткие рыжие полоски ресниц. Наклонился щекой поближе к старенькому, дохленькому вентилятору, который гнал воздух, кажется, только для самого себя.

- Извиняюсь. Привычка. Адмиральский час все-таки. Весь флот спит, кроме вахты...

- Слушай, а что это за такая зараза была? А ну, вызови библиотекаря...

Толстый матрос с мятым-перемятым лицом принес пузатый энциклопедический словарь. Осоловелыми глазами последил за листающими страницы пальцами Бурыги, которые были скорее похожи на сосиски, чем на пальцы.

- Во, мля, харя эта, - ткнул ногтем в рисунок. - Гля, Анфимов.

- Похоже. С рогом, - подтвердил тот.

- Во: так и прозывается - рогатая гадюка. Та-ак, окраска... чешуя... грызуны... Слышь, мышами питается. Ее б на наших крыс натравить... Движется боковым ходом. Понял, почему Майгатов оплошал? Эта ж зараза не прямо ползет, а вбок, вбок...

По-стариковски прохрипел на переборке переговорный пульт "Каштана". Анфимов снял коричневый рожок микрофона, взвесил на -------- * "Яшка" ( жарг.) - якорь. ладони. Бурыга упрямо сопел над книгой, и его безразличное распаренное лицо подсказало Анфимову, что слушать придется ему. "Командир," - тяжело выдохнул он в горячий микрофон, и оттуда выкатились тяжелые, усиленные плохой связью до оперного баса слова:"Вахтенный офицер, та-ащ к-дир. По радиосвязи прошел сигнал "SOS". Координаты - одиннадцать миль от нас, ближе к берегу. Матрос говорит, что после "SOS" на английском радист прокричал что-то по-русски и смолк. Похоже, что судно наше российское. Пока на запрос не отвечает." Анфимов помрачнел. "А что по локатору?" "Есть на экране." "А ближе нас что: никого нет? Тут же судов, как машин на автобане." "Отметки есть на экране. Но ближе нас никого нет. Кто-то еще вот в милях в двадцати. Этот корабль... ну где "SOS", как бы в стороне от фарватера. На отшибе, вроде того."

Анфимов выглянул в щель между традиционной фанеркой и ободом иллюминатора. Глянцевой пленкой лежало синее до боли в глазах штилевое море. Из-за еле улавливаемого горизонта такой же натянутой до звона синей пленкой висело небо. В такую погоду? И сигнал "SOS"?

Анфимов оторвал взгляд от слепящей синевы, посмотрел на жирные капли пота на лысине Бурыги и сказал этим каплям:

- Товарищ капитан второго ранга, недалеко от нас российское судно терпит бедствие. Сигнал "SOS" получен. Прошу добро на съемку с якоря.

- Чего? SOS? - Бурыга с неожиданной для него резвостью сел, вбил похожие на толстые батоны ноги в сандалии. - А штаб? Может, запросить? Сдвинул глубокую борозду на лбу между выгоревшими бровями. - Ладно: по ходу запросим.

Он говорил еще что-то, но этого "ладно" было достаточно для Анфимова. Прижав рожок микрофона к пересохшим губам, он выдохнул давно уже лежавшие на языке слова:"Объявляйте боевую тревогу. Корабль экстренно к бою и походу приготовить..."

3

Итальянец был не похож на итальянца. Пепельно-русые, соломой лежащие волосы, бузгубый, рыбий рот, длинная, как у голландца или там у шведа, физиономия. И только глаза, крупные карие глаза, так похожие на маслины, лежащие на белом подносе лица, еще могли напомнить о южном солнце, о гондолах, карнавалах и прочем, что символизировало Италию.

- Он - из Ломбардии родом, - отпарировал высказанные вслух сомнения генерал, начальник управления. - А Ломбардия долго входила в состав Австрии. Так что парень не без немецкой крови, хоть и зовут его,.. - отнес снимок от дальнозорких, поблекшей синевы глаз, - Паоло...

Иванову довод понравился. Не нравилось другое: что опять прийдется работать с иностранцем. Такое впечатление, что, как только на его плечо упала звезда капитана Федеральной службы контрразведки, так его перевели в какое-нибудь посольство за рубежом. Хотя никуда из Москвы он не уезжал, а так и оставался в своем родном управлении. И работа была та же - наркотики. Но время надломилось, мир стал меньше и теснее, и то, чем раньше с экранов кинотеатров нас пугали, когда показывали американских гангстеров, сошло с этих экранов на наши улицы. И уже не хватало времени на какого-нибудь давно немытого, пропахшего плацкартами поездов пацана, везущего из днепропетровских степей в Питер или в Москву мешок маковой соломки, потому что пацан этот был слишком мелкой рыбешкой по сравнению с теми китами, что уже начинали бороздить просторы наркобизнеса. А вокруг китов шустыми лещами да щуками заюлили американцы и пакистанцы, итальянцы и заирцы. Одни везли на свой страх и риск то в чемоданах с десятью днами, то в желудках, другие гнали целые партии в транзитных контейнерах.