Убийство в «Долине царей»

— Поедет к Эпюру менять рубли на доллары, чтобы в чулок засунуть.

— А почему он не сходит в ближайший обменный пункт?

— Значит, ему так выгодно и безопаснее…

Следующие три часа я провел почти идиотским способом: сидел в кустах и фотографировал всех, кто входил и выходил из «Долины царей».

Потом поехал к дому Размахаевой, чтобы, если удастся, щелкнуть и ее, хотя толком не знал, зачем мне ее фото? Разве что на память. Прождав час безрезультатно, я увидел, как в подъезд уперлось такси и из него вышел Поглощаев.

«Хорош Эпюр! — подумал я. — Выходит, Размахаева — содержанка всех господ». И зашел следом.

Пришлось и этому вахтеру дать пару сотен.

— Мужик, который передо мной прошел, часто здесь бывает?

— Бывает, — ответил вахтер, — но больше часа не задерживается.

«Деловому человеку больше и не надо, — подумал я. — Сделал, и сваливай к жене».

— А закавказец, которому ты грозил кулаком по просьбе гражданки из восьмой квартиры, больше не появлялся?

— Никому я не грозил, и гражданка не просила…

Меня так и подмывало заглянуть в окно, но я побоялся рассекретить себя и ушел несолоно хлебавши…

Дома меня вовсю добивался телефон. Звонил Леша из Сандунов.

— Как фамилия твоего балбеса?

— Поглощаев.

— Ну радуйся. Нашел я его бумажник: между стеной и спинкой лавки. Вообще-то, там щели нет, но, когда спинку потянешь на себя, появляется. Если б ты не сказал, лежал бы он там до капитального ремонта.

— Ты завтра в бане?

— Нет.

— Давай встретимся на улице…

Утром я сдуру решил, что фотографии для меня имеют первостепенное значение, и поехал на кладбище. Народ в телогрейках толпился возле конторы. Пришлось щелкать всех подряд, так как соратников «Долины царей» я не знал, а после знакомства бродить среди могил и ловить в ракурс лица подозреваемых выглядело бы логично и естественно только на территории сумасшедшего дома.

Наконец, я остановил мужчину с лопатой наперевес. По моим наблюдениям, он был вроде бригадира могилокопателей, во всяком случае оставлял такое впечатление, тыкая пальцем во все стороны и раздавая поручения. Я угадал: мужик по фамилии Навыдов действительно подрабатывал в «Долине царей».

— Хотите посмотреть, где буржуев хоронят? — спросил он, оценивая взглядом мое имущественное положение. — Участок, я вам доложу, — пальчики оближешь. Видели кладбища в заграничных фильмах?.. Сейчас такое же увидите. Одного песка туда пятьдесят самосвалов сгрузили.

— Зачем так много?

— Чтоб черви на бренные останки не покусились.

— Разве в песке хоронят?

— Мы сначала яму бетонируем, только в углу дырку для стока оставляем, а потом уже песок, через год, когда усядется, добавляем. Ну, песок постепенно слеживается, твердеет, как цемент.

Навыдов подвел меня к полигону «Долины царей». На фоне покосившихся крестов и столбов с облупившимися звездами, которые ютились так, словно в большой комнате снимали углы за занавесками в редкую полоску, «Долина» и впрямь производила впечатление ухоженностью и изначально заложенным распорядком.

— Ну как? — спросил Навыдов, подозревая во мне клиента или его доверенное лицо.

— А где похоронят Шекельграббера? — спросил я. — В какой из этих ям?

Мужик на секунду замешкался:

— Вы из милиции?

— Нет, из смежной организации.

— Понятно без названия, — буркнул Навыдов. — И что от меня надо?.. Шекельграббера видел недели за две до смерти. Был обычный, о смерти не заикался. В личную жизнь не посвящал. Он вообще к нам относился, как Горький, — только в народ заходил: водки выпить, «козла» забить на перевернутом ящике, матом поругаться вволю.

— Опрелина вы хорошо знаете?

— Слабак. Такое впечатление, что его ежедневно бьют по морде, а он и хочет дать сдачи, и боится, и уже привык.

— Какие у вас отношения с Поглощаевым?

— Говнюк он с маленькой буквы, так ему и передай. Строит из себя крутого дядю! Тут записался в закрытый клуб, даже с нами здороваться перестал. Хотя как был быдлом, так и остался. Никакие клубы его не переделают. Он, когда зарплату выдает, пять раз вздохнет — до того денег жалко.

— А врач?

— Горчицын? — переспросил Навыдов. — Меня от педерастов тошнит. Я держусь подальше, даже руки не подаю — противно.

— Откуда вы знаете?

— Он же серьгу в ухе носит!

— А только голубые носят серьгу?

— Конечно, зачем здоровому мужику ухо дырявить! А они специально, чтоб друг друга узнавать в толпе.

— Не думали, почему убили Шекельграббера?

— Может, из-за бабы, может, из-за денег. Сейчас с чужой жизнью не церемонятся, по своей работе вижу. А вообще, мужик он был хороший, безобидный. Такие в первую очередь гибнут, если высовываются.

— Значит, все долгожители — сволочи?

— Или эгоисты.

— Вы тут каждый день работаете?

— Выходных у смерти нет. Если только очень надо, тогда есть подменщик в запасе.

— В ближайшее время от «Долины царей» никакая халтура не предвидится?

— Через неделю как раз Шекельграббер доспеет…

Уже на автобусной остановке я сунул нос в бумажки Поглощаева и понял, почему физиономия Навыдова показалась мне знакомой: мы с ним закончили одно высшее учебное заведение, только в разные годы. Проку в этом я особого не видел, Навыдов о дипломе давно забыл, ценил лишь собственную персону, а остальные платили ему зарплату.

С кладбища я поехал к Размахаевой. В телефонной будке набрал номер, убедился, что зиц-вдова дома, и, не выходя, устроил наблюдательный пункт за подъездом. Через час она вышла. Я проводил ее до парикмахерской, подождал еще с час. Потом мы пошли, соблюдая приличную дистанцию, в бассейн.

Все по тем же бумажкам Поглощаева я выяснил, что при бассейне есть сауна, в которой Горчицын работает массажистом, видимо отдыхая после разделки трупов. И не ошибся. Размахаева вышла из бассейна, держа под руку человека, у которого в ухе болталась серьга. Я сфотографировал эту милую парочку: сначала — когда они шли по улице, а потом — когда садились в машину Горчицына. Дальше преследовать их я не мог, да и пора было идти на встречу с банщиком Лешей. Через полчаса я еще раз набрал номер Размахаевой и убедился, что она повезла Горчицына не к себе.

Леша заставил себя ждать, но я уже привык за сегодняшний день к ожиданиям.

В документах Поглощаева я ничего интересного не обнаружил, кроме квитка на подписку собрания сочинений, о котором давно мечтал. Но Поглощаев уже выкупил первые тома.

— Ты бы хоть поощрил меня материально за находку, — сказал Леша.

Я вынул все деньги из портмоне — две тысячи рублей и десять долларов — и отдал Леше.

— Теперь постарайся вспомнить, кто еще сидел в той кабинке и в соседних.

— У меня шесть сеансов ежедневно. И по ночам малыши-плохиши с девочками вениками дерутся.

— Я тебе помогу. Худощавый белобрысый мужик с серьгой в ухе.

— Был, кажется.

— Еще?

— Нет, так не вспомню.

— Может, на этот сеанс и в эту кабинку ходит постоянный клиент?

— У постоянных свои места…

На том и расстались…

Я еще раз позвонил Размахаевой — никого. Или трубку не берет. Тогда я позвонил Поглощаеву.

— Вы уже подали заявление об утере документов?

— Я на нашу милицию не надеюсь, иначе бы вашими услугами не пользовался, — ответил он. — Да и восстановить их не так сложно. Самое ценное там — пропуск в Кремлевскую поликлинику.

— Никуда не уходите, сейчас буду, — сказал я, повесил трубку и остановил такси. Мне почему-то казалось, что Поглощаев отвалит за находку соответствующее вознаграждение и я имею право потратиться на пижонский транспорт…

Кувыркалкина поднялась мне навстречу и заговорщически подмигнула.

— Оля, — сказал я с укоризной. — В такой мини-юбке, по-моему, даже на пляже появляться неудобно.

— Даже на нудистском? — спросила она.

— На нудистском тем более неудобно.

— Но я же еще в колготках!