Возмездие в рассрочку

Мистер Мабл редко был совсем пьян. Да он к этому и не стремился. Цель его заключалась в том, чтобы избавиться от давяще-трезвого состояния, которое жестоко бередило воображение, и достичь блаженной легкости в мыслях, чтобы не додумывать до конца ту цепочку фактов и заключений, которые неуклонно приводили его к пугающему финалу, и в этом финале были разоблачение и казнь. Этой стадии он без особых трудностей достигал уже утром, когда еще не прошел хмель предыдущего дня, и затем поддерживал до самого вечера. Делал он это весьма просто: как только мысли его принимали нежелательное направление, он выпивал стаканчик виски. Метод этот не являлся продуктом длительного экспериментирования: он сложился спонтанно, сам собой, и уже долгое время действовал безотказно. С приятно затуманенной головой он удобно сидел в кресле у окна гостиной, положив на колени какую-нибудь книгу и время от времени заглядывая в нее. Почта теперь ежедневно приносила ему рекламу разных издательств, и мистер Мабл покупал в среднем две-три книги в неделю. Он почти наслаждался жизнью. Иногда ему мешала жена; зато она всегда была под рукой: когда запас виски опускался ниже двух непочатых бутылок, он посылал Энни в лавку за пополнением. Ел он мало, жена еще меньше; дел у миссис Мабл в общем было немного, хотя она, в своей нерешительной, бестолковой манере, с бесконечно большими усилиями, все же поддерживала порядок в доме. Дни ее проходили в бесцельном блуждании по комнатам: она подходила к какой-нибудь вещи, трогала ее, брала в руки — и возвращала на место. Голова была занята другим: она пыталась довести до конца свою мысль.

Первую ступеньку, ведущую к этой цели, она нащупала благодаря все той же мадам Коллинз. Та явилась к ним, как обычно, вечером; мистер Мабл на сей раз почему-то оказался чуть более трезв, чем всегда. Поэтому они устроили в гостиной чаепитие; миссис Мабл соорудила даже какую-то еду. Когда мадам Коллинз засобиралась домой, мистер Мабл, на удивление всем, вызвался ее проводить. Миссис Мабл не протестовала, не это ее терзало — пока не это. Потребовалось некоторое время, пока мистер Мабл надел на ноги туфли — целую неделю он ходил в шлепанцах, — и они ушли. Миссис Мабл осталась в гостиной. Вместе с одиночеством к ней вернулось прежнее беспокойство. Она походила по комнате, трогая, беря в руки и кладя на место предметы. Она что-то искала, сама не ведая что. В сущности, она искала решение своей проблемы.

Миссис Мабл обошла комнату. Несколько минут она стояла у окна, куда целыми днями так упорно смотрел ее муж; за окном было темно, она не видела там ничего, кроме своего отражения. Взяла несколько безделушек с каминной полки — и, повертев, поставила их обратно. Провела пальцем по корешкам книг, тесно стоявших на полках… Нет, все это было не то. Потом вернулась к книге, лежащей на подлокотнике кресла, — той, которую муж, в своей обычной манере, читал целый день. Миссис Мабл взяла ее, полистала. Книга была неинтересная, с непонятным названием: «Справочник по судебной медицине». В одном месте книга раскрылась сама, страницы тут были помяты, потерты: значит, Уилл читал это место чаще, чем всю книгу. Глава называлась «Яды», перед абзацем стоял подзаголовок «Цианиды, цианистый калий, цианистый натрий». Меж бровей миссис Мабл появились слабые морщинки. Она вспомнила давнее утро, на следующий день после неожиданного визита Мидленда. Да, именно эти слова стояли на этикетке того пузырька, что выдавался из ряда реактивов на полке Уилла. «Цианистый калий…» Она прочла, что говорится об этом в книге: «Смерть наступает практически мгновенно. Жертва издает громкий крик и падает, не подавая признаков жизни. На губах выступает небольшое количество пены; тело после наступления смерти часто кажется живым, на щеках появляется легкий румянец, выражение лица не изменяется».

Складки между бровями Энни Мабл стали глубже, дыхание участилось. Она вспомнила, что ей послышалось в полусне той ночью, когда у них был Мидленд… Уилл поднялся в ванную комнату, где держал свои химикаты; потом снова спустился. И тут раздался громкий крик…

Следующее умозаключение было ошибочным, но эта ошибка, как ни странно, лишь укрепила ее подозрение. Энни считала, что слышала шум падения одновременно с криком. Конечно, дело обстояло не так. Молодой Мидленд сидел в кресле, когда Мабл сказал ему: «Самое время выпить», но этого Энни не могла знать. Под влиянием прочитанного она была совершенно уверена, что слышала звук падения… Теперь ей стало понятно, что именно тащил муж по коридору к ступенькам, ведущим в кухню. И еще она знала теперь, почему Уилл проводит все время перед этим окном, следя, чтобы никто не проник к ним в сад… Проблема, терзавшая ее столько времени, разрешилась. Миссис Мабл ощутила безмерную слабость и без сил опустилась в кресло. Все, все, что ее удивляло, сейчас всплыло в памяти, подтверждая правильность ее вывода. Ей пришло в голову, что после того дня у них появились деньги… И вспомнилось, как странно вел себя в то утро Уилл… Все встало на свои места.

Сидя в кресле, измученная, без сил, она услышала, как поворачивается ключ в замке. Она инстинктивно попыталась сделать вид, что ничего не произошло, но у нее ничего не получилось. Муж вошел в гостиную, а книга все еще была у нее в руке, и палец заложен между страницами там, где описывалось действие цианистого калия.

Мистер Мабл вошел в дверь и, увидев жену с книгой в руке, сердито выругался. Не хватает еще, чтобы она копалась в его библиотеке! Он наклонился, чтобы взять у нее книгу. Она не сопротивлялась. Она даже сама подала ему книгу — пускай берет! Но в этот момент та открылась — открылась на странице, где говорилось о цианидах.

Мистер Мабл видел это. И видел взгляд жены… Он стоял ошеломленный. Слова были не нужны. В этот короткий момент он понял: жена знает. Знает…

Оба молчали, в страшную эту минуту ни один не мог произнести ни слова. В странно похожих позах смотрели они друг на друга: она — прижав руку к груди, дрожа, со слезами на глазах, он — тоже с рукой на сердце. В последнее время он успел забыть это свое мучительное сердцебиение — и вот оно снова напомнило о себе. Сердце стучало гулко и отдавалось болью, лишая его последних сил, он не упал лишь потому, что держался за спинку стула.

Энни издала слабый крик и выронила книгу из рук. Потом, рыдая, выбежала из комнаты, не смея еще раз взглянуть в глаза мужу…

Глава 12

Нигде в мире, наверное, не существует большего одиночества, чем в лондонском пригороде. Человек может провести здесь всю жизнь, никому не нужный, никого не интересуя… Чета Маблов последующие недели жила, погрузившись в это страшное одиночество, над которым неощутимой, но неизбывной угрозой нависала общая тайна. Дни они проводили вместе в сияющих золотом комнатах первого этажа, ночи — тоже вместе, в огромной позолоченной кровати под балдахином, в спальне, выходящей окнами на улицу, но оба были одиноки и придавлены страхом. Груз тайны лишал их возможности разговаривать; исключением были банальные темы домашнего быта — да и тут они, почти бессознательно, свели обмен репликами к минимуму. Десять-двенадцать слов — вот и все, что они произносили порой за целый день; ничего не говорить, ничего не делать, не думать ни о чем, кроме той единственной, страшной темы, о которой они говорить не смели. Они сами выбрали для себя такой образ жизни — и намеренно не общались даже с соседями; соседи тоже постепенно отвернулись от них. Хотя много шептались между собой: и о нелепых платьях миссис Мабл, и о раззолоченной мебели, которую было видно даже с улицы, через окна. Нелюдимость Маблов соседям была не в новинку: они расценивали ее как признак гордыни; но даже соседи наверняка удивились бы, узнав, до чего далеки супруги друг другу.

Правда, живя вдвоем в тесном доме, где негде было ни днем, ни ночью остаться одному, вынужденные — по собственной воле и по воле судьбы — довольствоваться обществом друг друга, они незаметно для самих себя обнаружили, что ни один из них не способен жить, надолго теряя из виду другого; но ни об этом, ни об одиночестве своем они никогда ничего не говорили…