Платиновая карта

— Ничего, скоро мы эту лавочку прикроем. Кстати, есть соображения насчет того, чем занимается эта лавочка?

— Все ребята — программеры, — сказал Сева Голованов. И предположил: — Вероятно, махинации в Интернете. Снимают деньги с активизированных интернет-карт или еще что-нибудь в этом роде.

Грязнов с сомнением покачал головой:

— Но ведь для этого большого ума не надо, верно? И незачем похищать Веру.

Сева кивнул:

— Верно. Но тогда что?

— Сдается мне, что ребята взламывают базы данных и продают информацию заинтересованным лицам, — подал голос бородатый Макс. — Нынче это популярный бизнес.

Денис Грязнов взъерошил ладонью рыжие волосы и задумчиво произнес:

— Что ж, вполне может быть. Деньги в этом «бизнесе» крутятся немалые. Правда, и риск большой. Менты не поймают, так обиженные бизнесмены накажут. Есть еще какие-нибудь предположения?

Макс пожал плечами и сказал:

— Вообще-то можно взламывать банковские счета… Но это дело сложное и хлопотное. К тому же можно не только получить по соплям, но и надолго засесть за решетку.

Голованов усмехнулся:

— Думаешь, современную молодежь остановят подобные мелочи? Они ведь ребята непуганые. Им кажется, что весь мир вокруг них состоит из сплошных идиотов и лишь они одни — вундеркинды и супергерои.

— Это верно, — поддакнул Филя. — Кстати, господа, надеюсь, все вы обратили внимание на То, что к похищению старшего Акишина молодежь не имеет никакого отношения?

— Я бы этого с полной уверенностью не утверждал, — возразил Грязнов. — Возможно, Максимович просто водит этого Грува за нос. Или не сообщает ему всех деталей задуманной операции. Точно известно, что Веру Акишину похитили эти ребята и помогал им Артур Акишин. Цель похищения тоже более-менее ясна: им понадобились способности Веры как программиста.

— И, судя по тому, что сказал Грув, Вера в этой компании вполне освоилась, — заметил Филя. — Не ровен час, они ее действительно отпустят сами. А до того как отпустить, так обработают, что она признается в том, что ушла из дома сама.

— Мне кажется, пора брать Максимовича, — твердо сказал Голованов. — Обычно такие самоуверенные ребята, как он, пасуют перед лицом настоящей опасности. Ручаюсь головой: стоит немного этого парня прижать, и он выложит нам все.

— Поддерживаю, — согласился с коллегой Филя Агеев. — А я готов заняться Артуром Акишиным. Я умею разговаривать с такими типами.

Андрей Максимович никогда никого не боялся. С самого детства отец внушал ему, что трусливый человек ничего не добьется в жизни. А отцу Андрей верил. Не мог не верить.

Шесть лет «оттрубил» Андрей Игоревич Максимович в местах не столь отдаленных за хищения на ткацкой фабрике, которую он возглавлял. Мог бы получить и больше, но вместе с Андреем Игоревичем в этом весьма темном и весьма прибыльном деле был замешан сынок одного высокопоставленного советского чиновника. Имя сынка не попало в протокол, а Андрей Игоревич получил по минимуму. Смягчающим фактором оказалась и нервная болезнь жены Максимовича, которой постоянно требовались импортные «дорогостоящие» (как было записано в протоколе) лекарства.

Отсидев свой срок и выйдя на свободу с «чистой совестью», Андрей Игоревич не впал в уныние, как многие из тех, кого постигла та же горькая участь. Перестройка была в разгаре, и Максимович с энтузиазмом включился в новую для себя игру.

На оставшиеся неконфискованными капиталы Максимович открыл кооператив по пошиву модной одежды. Он переманил портных из ближайшего Дома быта, а насчет тканей договорился со старыми знакомыми (а отчасти и подельниками) с ткацкой фабрики, которую возглавлял шесть лет назад. И дело пошло.

Вскоре Максимович обзавелся импортной машиной, дачей в Загорянке (взамен конфискованной), а летом отвез жену и сына в Рим. Все шло хорошо, бизнес Андрея Игоревича разрастался, прибыль соответственно тоже росла. Но в 1993 году случилась большая неприятность. А именно — успехами Максимовича вплотную заинтересовались накачанные, коротко стриженные ребята в спортивных костюмах.

Выяснилось, что Андрей Игоревич откусил слишком большой кусок от общего пирога и рисковал им подавиться. Накачанные ребята предложили Максимовичу свою помощь в этом щекотливом «гастрономическом» деле.

Однако Андрей Игоревич не был согласен с такой постановкой вопроса. Он считал, что «кусок пирога» ему вполне по зубам. А когда накачанные ребята намекнули Максимовичу, что ничто на земле не вечно, а особенно зубы, Андрей Игоревич вспылил и послал их куда подальше. На следующий день Максимовича обнаружили лежащим в собственном гараже с проломленной головой.

С этого момента для Максимовича-младшего наступила новая жизнь. К тому моменту он уже был студентом философского факультета МГУ. Будучи парнем начитанным и смелым, он потребовал от милиции найти убийц отца, а вдобавок подсказал следователю, ведущему это дело, где ему лучше искать.

На следующий день на улице к Андрею подошли двое дюжих парней и, заведя его за угол, коротко и доходчиво объяснили ему, чтобы он не совался во взрослые игры.

В больнице, где Андрей оказался после беседы с дюжими парнями, его навестил следователь. Положив на тумбочку связку бананов, он сказал:

— Ну чего ты рыпаешься, парень? У них все схвачено, понимаешь? Стоит тебе раскрыть рот, как они тут же узнают все, что ты собирался сказать.

— Уж не с вашей ли помощью? — вежливо поинтересовался Андрей.

— Как знать, как знать… — улыбнулся следователь. — Ну ладно, ты тут поправляйся, а дело мы закончим без тебя. Тебе ведь все равно нечего сказать, правда? Ты ведь, наверное, даже не успел разглядеть лица нападавших?

Андрей подумал и не стал возражать.

— Вот и прекрасно, — довольно сказал следователь, поднимаясь со стула. — Сколько тебе еще тут лежать?

— Три недели, — ответил Андрей.

— В университете академотпуск дадут?

— Должны.

— Ну, вот видишь! — Следователь развел руками. — Все складывается самым лучшим образом. Ладно, не буду тебе больше мешать. Лежи и выздоравливай. Но только… — Тут следователь улыбнулся. — По-ти-хо-неч-ку.

И Андрей потихонечку выздоровел. В милицию он больше не ходил. Зачем? И без того дел было невпроворот.

После гибели отца многое в жизни Максимовича-младшего изменилось. Во-первых, от отцовского бизнеса семье не досталось ни крохи. Как-то вдруг выяснилось, что отец всем был должен. И особенно крепким парням в спортивных костюмах, которые (естественно, предъявив кому следует все необходимые бумаги) прибрали к рукам вначале фабрику Андрея Игоревича, затем его машину, а затем и дачу в Загорянке.

Семье, таким образом, осталась только квартира. И то, как догадывался Андрей, лишь потому, что отец не успел купить новую, четырехкомнатную, считая, что это может подождать. Старая, трехкомнатная, квартирка в столь же старом, требующем ремонта доме не привлекла внимания новоявленных кредиторов.

Помимо квартиры осталась еще одна вещь, с которой Андрей не хотел бы расстаться ни за какие чудеса света — великолепный и почти новенький компьютер «Пентиум», который отец подарил Андрею на двадцатилетие.

Между тем болезнь матери усугубилась. Депрессии ее стали более глубокими и продолжительными. Во время приступов она никого не хотела видеть, в том числе и собственного сына, запиралась в спальне и горстями глотала антидепрессанты.

Андрей, который безмерно любил и уважал мать (шесть лет она тянула его, оболтуса, на собственном горбу, работая простой медсестрой в поликлинике), старался, как мог, поддержать ее. Когда она собралась вернуться на работу, он категорически запретил ей это делать. На грустный и вполне резонный вопрос матери: «Как же мы тогда будем жить?» — Андрей ответил: «Как жили раньше, так и будем. Клянусь, тебе не придется ни о чем беспокоиться».

И Андрей стал работать. Университет он не бросил. Правда, пришлось перевестись на другой факультет, поскольку вечернего отделения на философском факультете не было, но это даже лучше. Забросив книжки Аристотеля и Гегеля на антресоли, Андрей Максимович вплотную занялся программированием.