Список ликвидатора

– Алло! – снял трубку начальник.

– Игорь Вас-сильевич? – нетрезвым голосом спросил Толик.

Начальник быстро закрыл ладонью микрофон и прошептал окружавшим его операм:

– Это Толик!

– Постарайтесь выяснить, где он находится! – тут же сказал Жуков.

Игорь Васильевич кивнул и, убрав ладонь, слащаво проговорил:

– А-а... Толик! Как хорошо, что ты позвонил! Ну куда же ты пропал? Где ты?

– Я-то? – переспросил Толик. – Я... в одном месте...

– А поточнее? – сказал начальник. – Адрес? По какому ты сейчас адресу?

– Ну зачем же так в лоб?! – горячо зашептал Жуков. – Он же обо всем догадается!

И опер оказался прав. Толик догадался.

– Рядом с вами менты, да? – сказал он.

Игорь Васильевич сделал вид, что не понял:

– Чего? Какие еще менты?

– Обнык... обыкновенные... – запинаясь, произнес Толик. – Ну-ка дайте им трубочку!

Начальник сделал круглые глаза, снова прикрыл микрофон и повернулся к операм:

– Он просит вас...

– Вот же елки-палки... – с досадой выдохнул Жуков и взял трубку: – Слушаю!

– Ты к-кто? – спросил Толик.

– Я мент, – просто ответил Жуков.

– А-а... – обрадовался Толик. – Ну так слушай, мент! Хрен ты меня поймаешь, гнида! Понял? И так как мы больше не увидимся и не услыш...шимся, то я скажу тебе сейчас: очень мне п-понравилось бить по башке вашего козла! Ог-громное получил удовольствие! А теперь чао!

После этих слов в трубке раздались короткие гудки.

– Чао... – пробормотал Жуков и положил ее на рычаги.

– Что он сказал? – поинтересовался Папалаев.

– Да ничего ценного... – махнул рукой Жуков. Он чуть помолчал и вдруг сказал: – Мне показалось, что он звонил с какой-то гулянки...

– Почему? – спросил Папалаев.

– Он здорово поддатый, а откуда-то издали доносилась музыка и голоса.

– Вот-вот, я тоже заметил! – воскликнул Игорь Васильевич.

– Тем не менее нам это ничего не дает... – пожал плечами Жуков.

Он снова подошел к шкафчику и достал оттуда куртку. По центру ее правого рукава был приклеен пластмассовый кругляшок диаметром с бутылочное дно. На нем чернела надпись «Толя».

– Это он сам себе сделал, чтоб не перепутать с робой другого сторожа, – сказал начальник. – Брезговал чужими вещами.

– Надо глянуть, что в карманах... – ощупал куртку Жуков. – Может, там случайно остался какой-нибудь документ или еще что...

– Вряд ли... – мрачно произнес Папалаев.

Его сомнения подтвердились – в куртке ничего не оказалось.

– Н-да... – уныло произнес Жуков и повесил ее обратно. Надпись «Толя» при этом оказалась прямо перед его глазами. – Где же ты, Толя?... – задумчиво проговорил опер и просто так, без всякой цели, поддел кругляшок ногтем. Слабый клей не выдержал и пластмассовый шеврончик, отлетев от рукава, упал на пол.

– Ой, там чего-то нарисовано! – сказал выглянувший из-за спины Жукова Гаврюшин.

На обратной стороне кругляшка красовалась какая-то аляповатая эмблема.

– «Айриш паб», – прочитал Жуков. – Вы знаете, что это за фиговина? – обвел он глазами окружающих и сам же ответил: – Это подкладка под пивной стакан. Из какого-то «Айриш паба».

– Я знаю, где этот паб... – присмотрелся к кругляшку Папалаев. – На «Боровицкой». Я там пару раз бывал.

– Да мало ли таких пабов по Москве... – махнул рукой Гаврюшин.

– Но это эмблема именно того, который находится на «Боровицкой»! – упрямо сказал Папалаев.

– Толик вообще большой любитель пива! – вставил Игорь Васильевич.

Жуков быстро посмотрел на него, и вдруг в его глазах сверкнул какой-то огонек.

– Елки зеленые, а ведь чем черт не шутит, вдруг он сейчас там!

– Ну конечно! – хлопнул себя по лбу Папалаев. – Ты же говорил, что из трубки был слышен шум гулянки! И музыка!

– Надо ехать! – решительно заявил Жуков.

Гаврюшин согласно кивнул.

– Чего на свете не бывает, вдруг повезет! – сказал он, и оперы дружно двинули к выходу.

Несмотря на долгое петляние по улицам, автобус все-таки довез Германа до нужной ему остановки. Страх, который на протяжении пути все усиливался, наивысшей своей точки достиг в тот момент, когда двери открылись и нужно было выходить.

«Мамочки...» – побледнел Герман.

– Ну ты, чучело очкастое, заснул, что ли? – осведомилась стоящая за ним дородная баба, пихая юношу в спину. – Чего дорогу загораживаешь? Или сходи, или пропусти всех, бестолочь!

«Сама ты...» – подумал Герман, но, будучи человеком воспитанным, вслух ничего не сказал.

Он спустился по неудобным ступенькам на тротуар и, пробравшись сквозь желающих влезть в автобус, направился в сторону Неглинной.

«Уже так близко... – кусал Редников синие губы. – Пара поворотов, и все...»

От ужаса его тело стало деревянным, ноги почти не гнулись, а руки судорожно прижимали к груди папку.

Через некоторое время он все же добрался до нужного ему дома, медленно прошел по тротуару вдоль серого фасада и... не обнаружил никакого детективного агентства.

«Вот это да... – остановился Редников. – Может, тот мужчина в метро что-то перепутал?»

Он двинулся в обратном направлении, но опять не нашел того, что искал. Тогда Герман встал на углу здания, и лицо его неожиданно растянулось в улыбке.

«Слава богу! – подумал он с облегчением. – Главное, что я-то не струсил!»

Внезапно он почувствовал, что в его мышцы возвращается кровь и они снова становятся гибкими.

«Не струсил, не струсил!» – радостной мелодией раздавалось в голове.

Такой поворот событий очень его устраивал. Папка не будет передана по не зависящим от него обстоятельствам. Его просили доставить ее по данному адресу – он сделал это. Причем невзирая на риск. А искать какую-то дурацкую «Глорию» по всему городу он не обязан!

«А может, ее вообще не существует? – осенило вдруг Германа. – Может, этот незнакомец – сумасшедший? – Он быстро посмотрел на папку и решительно заключил: – Ну конечно, сумасшедший! Как я сразу не понял! Ведь то, о чем говорится в бумагах, которые здесь лежат, просто не может быть правдой! Не может!»

С Редникова вдруг свалилась страшная тяжесть, которая давила его уже второй день, и ему сразу стало так легко, что он едва не подпрыгнул на месте.

«Но самое главное, что я не струсил! – упивался сознанием собственной лихости Герман. – Не струсил!»

От восторга на него нашло какое-то помрачение, и он начисто забыл, что обследовал только лицевую сторону здания. Тем сильнее был удар, который Редников получил через полминуты, когда, решив срезать путь до остановки, обогнул дом и попал в его двор.

Первое, что он увидел, – это крыльцо с изящным козырьком и не слишком яркой, но вполне читаемой табличкой на двери: "Частное охранное предприятие «Глория».

– Ой... – вырвалось у Германа.

В один момент его приподнятое настроение улетучилось, руки и ноги снова одеревенели, и, уставившись на страшную табличку, Редников застыл на месте.

«Значит, мне все-таки предстоит передать папку...» – с тоской подумал он.

Страх резанул по мозгам еще сильнее, чем раньше. Герман глотнул воздух вмиг пересохшим ртом и попытался сделать шаг в направлении крыльца, но у него ничего не получилось. Было такое впечатление, что он ступил в разлитый клей и теперь безуспешно пытался оторвать от него подошвы ботинок.

«Не могу! – закричал он внутри себя. – Не могу!! Не могу!!!»

Но и уйти тоже было невозможно. Редников понимал, что если он не совершит этого, самого выдающегося за всю свою жизнь поступка, то окончательно утратит остатки уважения к себе и останется тем жалким и беспомощным хлюпиком, каким был до вчерашнего происшествия в метро.

А самое главное – Таня! Он не сможет долго разыгрывать перед ней героя. Он должен стать героем.

Герман вздохнул и попытался оторвать ногу от асфальта. Нога не поддалась.

«Нет... – покачал он головой. – Все равно не могу...»

Тело отказывалось подчиняться, пока страх был таким сильным. Но ослабить его одним лишь напряжением воли Редников не мог. Поэтому он немного подумал и решил пойти на компромисс с самим собой.