Инспектор Кадавр

– Можете позвонить доктору. Вряд ли он сделает что-либо большее, но на всякий случай…

Женевьева вдруг упала на постель и заплакала такими тихими, беззвучными слезами, что, казалось, они усыпили ее.

– Побудьте с ней, мадам… Думаю, что до прихода доктора ей лучше отдохнуть… Уж поверьте мне – а я, к сожалению, довольно часто сталкивался с подобными случаями, – опасность миновала…

Слышно было, как Этьен Но говорил по телефону:

– Да, сейчас же… Моя дочь… Я вам объясню… Нет… Да, неважно, как есть, прямо в халате…

Мегрэ, проходя мимо Этьена Но, взял письмо, которое тот держал в руке. Он заметил его, когда оно лежало на ночном столике Женевьевы, но не успел забрать. Этьен Но, повесив трубку, попытался взять письмо обратно. В голосе его слышалось удивление.

– Зачем оно вам?.. Ведь это же мне и ее матери…

– Я верну его вам позже… Поднимитесь к дочери…

– Как же так…

– Поверьте мне, ваше место там…

Мегрэ вернулся в гостиную и тщательно прикрыл за собой дверь. Он держал письмо в руке, думая, вскрыть его или нет.

– Ну, как дела, месье Гру?

– Вы не имеете права меня арестовать.

– Знаю…

– Я не совершил ничего противозаконного…

За свою наглость он мог бы снова получить пощечину, но в таком случае Мегрэ пришлось бы пройти через всю гостиную, а на это его уже не хватило. Он все еще вертел в руках письмо, не решаясь вскрыть сиреневый конверт. И наконец решился.

– Разве письмо адресовано вам? – запротестовал Гру-Котель.

– Не мне и не вам. Женевьева написала его перед тем, как покончить с собой… Вы хотите, чтобы я отдал его ее родителям? Послушайте-ка: «Дорогая мама, дорогой папа, я вас очень люблю и умоляю вас, верьте этому. Но я должна покинуть вас навсегда. Иначе поступить я не могу. Не пытайтесь узнать причину и, главное, не принимайте больше у себя Альбана, который…»

– Скажите-ка, Кавр, пока мы были наверху, он вам покаялся во всех своих прегрешениях?

Мегрэ был уверен, что Гру в панике во всем признался Кавру, ему нужно было уцепиться за кого-нибудь, кто бы защитил его. А Кавр был именно тем самым человеком, который может помочь ему, ведь это его профессия, стоит лишь заплатить ему за помощь.

Кавр молча опустил голову, и тогда Мегрэ спросил:

– Так что же вы скажете мне? И тогда Гру-Котель, дойдя до крайнего предела подлости, заявил:

– Она сама начала…

– О, конечно. И она давала вам читать мерзкие развратные книжонки?

– А я и не давал…

– И не показывали ей кое-какие гравюрки, которые я обнаружил у вас на полках?

– Она сама их нашла, без меня…

– Но вы сочли необходимым объяснить девушке, что на них изображено?

– Среди мужчин моего возраста не у меня одного молодая любовница… Я ее не принуждал… Она была так влюблена…

Мегрэ оглядел его с ног до головы и оскорбительно рассмеялся.

– И опять же это ей пришло в голову пригласить Ретайо?

– Согласитесь, если она решила завести другого любовника, дело ее. Я считаю, что это наглость с вашей стороны – упрекать в этом меня! Только что при моем друге Но…

– Как вы его назвали?

– При месье Но, если вы предпочитаете, я не мог вам ответить, и вы оказались в выгрышном положении.

У крыльца остановилась машина. Мегрэ вышел в переднюю, открыл доктору дверь и, словно он был хозяином дома, сказал:

– Быстрее к Женевьеве… Потом он вернулся в гостиную, все еще держа в руке письмо.

– Итак, месье Гру-Котель, вы потеряли от страха голову, когда Женевьева сказала вам, что забеременела… Вы трус. И всегда были им. Жизнь настолько пугает вас, что вы боитесь жить своим умом и цепляетесь за других… Вот так и с ребенком… Ответственность за него вы решили взвалить на какого-нибудь простака, который поверит, что отец-он… Как это ловко вы придумали!.. Заманили юношу, который был убежден, что он в самом деле любим… И в один прекрасный день он узнал, что его объятия не остались без последствий… Что делать бедняге? Только пойти к папочке, броситься перед ним на колени, вымолить прощение и заявить, что он готов искупить свою вину и жениться. А вы бы, как и раньше, оставались любовником Женевьевы, да? Подлец!

А ведь это Луи натолкнул Мегрэ на правильный путь, когда сказал: «Альбер был взбешен… Прежде чем пойти на свидание, он выпил подряд несколько рюмок…» А поведение юноши с отцом Женевьевы? Он говорил с ним вызывающим тоном, оскорблял Женевьеву…

– Каким образом Альбер Ретайо все узнал?

– Не знаю…

– Вы предпочитаете, чтобы я спросил у Женевьевы?

Гру-Котель пожал плечами. В конце концов, что это изменит? Все равно ему ничего не угрожает.

– Ретайо каждое утро брал почту своего хозяина, когда ее еще только разбирали… Проходил за перегородку, иногда даже помогал сортировать письма. На одном из них, адресованном мне, он узнал почерк Женевьевы… Она прибегла к этому письму, потому что в течение нескольких дней нам не удавалось поговорить наедине…

– Понятно… – Если бы не это, все бы уладилось… И еще если бы вы не совали свой нос куда не надо… Теперь ясно, отчего Альбер был в бешенстве в тот вечер, когда со злосчастным письмом в кармане шел на последнее свидание с любовницей, так низко обманувшей его. И, естественно, он решил, что все, в том числе и родители Женевьевы, сговорились окрутить его. Перед ним разыграли комедию. Встреча с отцом, который сделал вид, будто случайно застал его на месте преступления,лишь последний ее акт, разыгранный для того, чтобы заставить его жениться на Женевьеве.

– Откуда вы узнали о письме?

– Немного позже я тоже зашел на почту, и мадемуазель Ренке сказала, что для меня, кажется, есть письмо… Она долго искала его, но так и не нашла… Я позвонил Женевьеве… Потом я спросил на почте, не был ли там кто-нибудь при сортировке писем, а узнав, что был Ретайо, понял, и…

– И, решив, что дело плохо, почувствовал необходимость поехать в Ла-Рош-сюр-Йон повидаться с вашим другом начальником канцелярии префекта…

– Это мое личное дело.

– А вы, Жюстен, что скажете?

Но Жюстен Кавр снова уклонился от ответа. Кто-то, тяжело ступая, спускался по лестнице. Дверь распахнулась, и вошел Этьен Но, мрачный, подавленный. По его глазам видно было, что он тщетно пытается найти ответ на мучившие его вопросы.

И тут Мегрэ вдруг уронил письмо, да так неудачно, что оно упало в камин прямо на поленья, и его сразу же охватило пламя.

– Что вы сделали!

– Простите… Впрочем, это уже неважно. Ваша дочь вне опасности, и она сама сможет сказать вам, что там было написано…

Поверил ли Этьен Но, что Женевьева действительно вне опасности, или же он просто искал успокоения, как больной, который догадывается, что его обманывают, и верит утешительным словам врача лишь наполовину, а то и вовсе не верит, но все-таки жадно ловит каждое слово надежды?

– Ей лучше? – спросил его Мегрэ.

– Она спит… Доктор говорит, что если бы не вы… Спасибо вам, комиссар, от всей души… Бедняга Этьен, казалось, чувствовал себя неуютно в собственной гостиной, словно он надел пиджак с чужого плеча.

Он бросил взгляд на бутылку арманьяка и хотел было налить себе, но не решился, и тогда Мегрэ налил ему и себе по рюмке…

– За здоровье вашей дочери и за окончание всех недоразумений…

Этьен Но удивленно посмотрел на него. Неужели же все это можно назвать просто «недоразумением»?

– Пока вы были наверху, мы здесь поболтали немного. Ваш друг, месье Гру, кажется, собирается сделать вам одно очень важное признание… Представьте себе, никому не сказав ни слова, он начал бракоразводный процесс… Этьен Но терялся в догадках. К чему это клонит комиссар?

– Да… У него есть план, который, возможно, и не вызовет у вас особого восторга… Склеенную вазу не назовешь целой, но все же это ваза, не так ли? Ну, хватит! Я так хочу спать, что меня уже ноги не держат… Мне говорили, что есть утренний поезд на Париж?

– В шесть одиннадцать,сказал Кавр.