Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

- Вы хотите сказать, что профессор Бреннер тоже был зна- ком с Ли ?

Панадис бросил на него быстрый и злой взгляд и поставил бокал на журнальный столик.

- Вы говорите загадками...

- А вы подсовываете мне вместо живого кролика - дохлую кош ку. Ли застрелен...

Теперь Крончер чувствовал себя куда уверенней.

- Если профессор Бреннер узнает, что вы представили мне его как вашего с Ли соучастника, вряд ли, он продолжит с вами сотрудничество.

При слове "соучастник" Панадис вздрогнул. Пытаясь выкрутиться, он впутал человека, которого ему ни при каких условиях подставлять не следовало.

Крончер размышлял и действовал как израильский полицейский, так, как в подобном случае никогда не поступил бы его российский коллега, предпочевший бы прежде закрепить сделанное Панадисом признание документом или магнитофонной записью.

- Конечно, вы бы нашли замену Бреннеру. Но во-первых, это бы заняло немало времени. А во -вторых, профессор бы выложил в полиции такие детали, какие бы могли вывести на вас Интерпол...

Панадис стоял к Алексу спиной. Даже такому ловкому и скользкому типу нужно какое - то время, чтобы оправиться и, сделав вид, что карты - не крапленые, продолжать игру.

- Я могу задать вам, инспектор Крончер, прямой, а не наводящий вопрос ?

- Естественно, - подбодрил его Алекс.- Хотите, я облегчу вам задачу и спрошу сам ?

Панадис, не спуская с него взгляда, кивнул:

- Что я, инспектор Крончер, хочу от вас, доктора Пана- диса?

- Предположим, что так, - искательно улыбнулся Панадис.

Алекс заложил руки за шею и несколько раз потянулся.

- У меня тут друзья. Брат и сестра. Они обращались к вам. У нее больная почка. Ей необходима пересадка.

Панадис ухмыльнулся. В игре - полицейские и воры - полицейские порой меняются местами с ворами. Неподкупны только фанаты. Так было и на этот раз.

- Да. По-моему, я знаю, о ком вы говорите. Брат, кстати, весьма неприятный субъект...

- Помогите им. Вот телефон. Девушка потеряла надежду.

- И тогда?

- Обещаю,что лично вы меня больше интересовать не будете. За других, естественно, я ручаться не могу...

Вышагивавший по номеру Панадис остановился и, энергично потерев лоб он давно готовил эффектную развязку - крякнул:

- Ладно... Но это должна быть честная сделка... Надеюсь, вы меня не подведете... Вы что - нибудь слышали о медицинском центре доктора Рындина?

- Нет.

- Я сведу вас с ним.

Сверкающий огнями и подснеженный Большой Театр напомнил Анастасии корону на подушке с узорными вензелями. Такую она видела еще девчонкой, когда отец- заслуженный мастер спорта по конному спорту выступал в Англии и победил в стипл-чейзе.

Родители взяли ее тогда в первый раз в лондонский Тауэр. Маленькую Настю так поразил тогда этот знак королевского величия за пуленепробиваемым стеклом, что она долго еше потом видела его во сне и думала о нем. Наверное, это было связано с детскими сказками о королях и принцессах, кото рыми она зачитывалась.

Чернышев еще издали заметил Панадиса и тут же показал на него Анастасии. Она кивнула.

Панадис их тоже заметил. Двинулся навстречу.

Виктор постарался придать лицу выражение радостного удивления, что, впрочем, так никогда ему и не удавалосмь.

- Увы, друзья. Очень жаль, очень жаль, но мне еще ничего не удалось для вас сделать...

Панадис улыбался, но улыбка получилась колкой и холодной.

Короткая, чуть ниже пояса, беличья шуба его с редкими серыми прочесами несколько толстила его и пахла тонкими духами. Он поцеловал руку Анастасии, бросил быстрый, цепкий взгляд в сторону Виктора и жеманно протянул ему руку.

- У меня еще четверть часа... - Он взглянул на часы. -Обожаю балет. Полет скрипок... Призрачный цвет сцены... Грациозные феи на пуантах...

- Вы - поэт, - кутаясь в шубку, грубо польстила Анастасия.

- Вы не ошибилсь, - с налетом гордости произнес Панадис, - у меня вышли две небольшие книжки стихов.

Он готов был говорить обо всем, но только не о том, что их свело в сквере Большого.

- А что, - метнул в его сторону рыжеватый шальной взгляд Виктор и мотнул короткоостриженной, без головного убора головой. - Врачи вон ведь как в литературе вымахали: доктор Чехов, доктор Булгаков, доктор Вересаев, доктор Аксенов, теперь - доктор Панадис...

- Ваш брат просто поражает своей литературной эрудицией, - явно обозлившись, бросил Панадис, - Откуда она у него ? Из афганских далей? Из Чечни? У вас там работали литературные кружки ?

У Анастасии вытянулось лицо.

- Виктор, - укоризненно бросила она, - ну когда ты, наконец, угомонишься ? Для чего все это ?...

Панадис плотно сжал губы и повернулся к Анастасии.

- Увы, милочка, при всей своей симпатии к вам ниче - гошеньки не могу сделать...

Со стороны могло показаться, что это относится не столько к Анастасии, сколько к Виктору. Маленькая месть большому нахалу. Он словно забыл о своем обещании израильско му полицейскому.

Анастасия поднесла к глазам платок.

- Ради Б-га простите, что мы вас задерживаем...

- Вы же врач, - обратился к Панадису Чернышев. Это можно было рассматривать как косвенное извинение. - неужели вы не можете что - то хотя бы подсказать?

Панадис кивнул : хорошо, его уломали, он подскажет.

- Почему бы вам не обратиться в Медицинский центр?

Панадис тянул, не договаривал, уводил в сторону. Наконец, сочтя, что коиент спекся, поджал губы. Решился.

- Недавно я познакомился с очень продвинутыми в области хирургии и трансплантации жизненноважных органов специалистами...

Панадис вопросительно взглянул на клиентов, достал из заднего кармана брюк кошелек и, покопавшись, вытащил визитную карточку.

"Доктор Олег Анатольевич Рындин, председатель Медицинского центра "Милосердие-97", Москва".

Виктор скосил взгляд в сторону, смотрел, как, выташив из перчаток длинные, холеные руки, Панадис сжал ими похолодвшие пальцы Анастасии.

- А вы сами обратились бы в этот Центр? - спросил Чернышев.

Панадис мог промолчать, но на этот раз он решил наказать наглеца подчеркнул его плебейские замашки.

- Интересно, где вы воспитывались?!

Старший опер РУОП Виктор Чернышев вырос в писательском кооперативном доме, в нескольких поворотах от метро "Аэропорт". На небольшом пятачке вокруг правления Литфонда в домах высшей категории обитали многие из живых литературных классиков. Здесь можно было запросто встретить увешанных орденами и медалями литературных вельмож.

Впрочем, и его отец был тоже таким. Поэт - песенник. Лауреат. Член парткома, комитетов и комиссий.

Виктор был настоящим писательским сыном. Ходил в детский сад Литфонда, рядом, через двор. Дни рождений его справляли в ресторане Центрального дома литераторов, в Дубовом зале.

С раннего детства учил с репетитором английский. На школьные каникулы зимой всей семьей уезжали в Дома

Творчества - в Малеевку или в Переделкино - ходили на лыжах. С мая все лето сидели в Крыму, в Планерской. Рядом с музеем Максимилиана Волошина. Читали стихи, слушали музыку.

Он рос послушным воспитанным мальчиком. Слушал разговоры взрослых, когда за рюмкой они начинали бесконечные разговоры о литературе, о войне, о начальстве.

От него ничего не скрывали.

Однажды совсем маленьким еще он сказал отцу:

- Не бойся! Я не Павлик Морозов! Я тебя никогда не выдам!

Отец испугался.

С чего началось его отчуждение ? Ах да, - мимолетное видение детства ! Мать в постели с молодым и порочным парнем из Литинститута.

Они внезапно возвратились тогда с отцом с дачи: отец хотел сделать матери сюрприз. Тихо открыл дверь и прокрался внутрь.

- Блядь! Домработница! Пригрел змею на груди! Нашел в провинции невиннную девочку ! Вывел в люди ! Дамой сделал! Не дама ты, шлюха!..

Голос отца полоскался, как простылое белье на ветру...

Мать была степенной русой красавицей. А может, так ему казалось ? Сама русская степь - ласковая и просторная - разгуливала по дому. К ней хотелось прижаться, вдохнуть ее запах.