Мертвые в прятки не играют

Вероника кивнула. Пусть думают, что она плачет от боли в пальцах. Когда она сумела встать, ее повели на кухню. Хозяйка засуетилась у холодильника, что-то доставая, что-то ставя на плиту. Зашумел на столе электрический чайник. Но для Вероники во всей кухне существовал лишь один предмет, от которого невозможно было отвести вожделеющего взгляда. Это был телефон.

– Простите, у вас есть междугородняя связь? – не вытерпела она. – Один-единственный звонок, можно? А потом я вам все-все расскажу.

Ей разрешили и даже предложили позвонить из комнаты, если разговор конфиденциальный. Но Вероника этого уже не слышала: она жадно набирала номер. Прошел ведь целый день, могли появиться какие-то новости. Потянулись гудки, длинные, приглушенные. Но на другом конце была тишина, такая плотная и пугающая, словно все, что было дорого Веронике, перестало существовать, кануло в пропасть, превратилось в ничто. Этого просто не могло быть: няня Марковна никогда не выходила из дому по ночам, спала же чутко, всегда первая поспевала на неурочные звонки. Единственное, что приходило Нике в голову, – няньку тоже увезли в больницу.

– У тебя что-то случилось, Никуша? – склонилась над ней хозяйка. – На тебе лица нет. Как ты вообще оказалась в нашем городе?

Еще по пути сюда Вероника решила: она расскажет им всю правду. Эти люди заслужили право знать мельчайшие детали. И вряд ли после стольких лет ожидания их шокирует рассказ о связи их дочери с женатым мужчиной или известие о ее беременности. Не собиралась Вероника говорить только о том, каким способом их четверых доставили в их бывшую школу. Она глубоко вздохнула, отодвинула от себя телефон и попробовала сосредоточиться на хозяевах.

– Вы знаете о том, что случилось в школе в декабре прошлого года, – начала она свой рассказ. – Служба охраны вообразила, что это как-то связано со Стасей. Нас четверых, тех, кто был в школе в тот вечер, двадцать пять лет назад, очень попросили снова собраться вместе. Оплатили нам проезд. О, я знаю, что вы собирали на нас своего рода досье! – воскликнула она, заметив, как переглянулись супруги. – И знаете, что я вам скажу: вы были правы, когда думали, что мы все умолчали о чем-то. По отдельности все эти сведения были ерундой, и мы просто не посчитали их важными. Да и вряд ли бы они помогли найти Стасю. Хотя это вам судить. Я расскажу вам обо всем, что происходило в школе в последние дни...

Когда Вероника замолчала, на часах было три часа ночи. За все это время супруги не произнесли ни слова, не сделали ни одного лишнего движения. Разве что чай Нике подливали по очереди. Когда она замолчала, Павел Адамович спросил, тщательно маскируя волнение:

– Значит, они все еще пытаются распутать эту историю, там, в школе?

– Ага. – Вероника энергично закивала. – Только я больше не могла там оставаться. Клянусь вам, я рассказала все, что помню. А теперь в опасности моя собственная семья. Мне необходимо вернуться к детям. Беда в том, что я ушла оттуда, так сказать, без благословения тех, кто ведет расследование. Да еще деньги потеряла. Если бы не вспомнила о вас, то, наверное, уже лежала бы где-то под сугробом. Нет, вы не думайте, – вдруг испугалась она, – я не прошу у вас в долг, вовсе нет! Завтра я с кем-нибудь созвонюсь и решу этот вопрос...

Тут она снова чуть не расплакалась, осознав, что звонить ей особо некому, да и телефонов она на память не знает. Ее будущее тонуло во мраке.

– Родители-то живы? – спросила тем временем Мария Станиславовна.

Вероника покачала головой:

– Нет, давно уже. Отца из этого города в Новый Уренгой перевели. Мы там, можно сказать, осели, корни пустили. Однажды нужно было лететь на вертолете, смотреть новый объект, а мама работала с ним, поэтому они всегда в таких поездках были вместе. И вдруг снегопад. Вертолет врезался в гору. Я тогда уже в институте училась.

Минуту тишина царила в комнате. Потом хозяйка решительно поднялась со скрипнувшей табуретки.

– Ложись спать, Никуша, ты свалишься сейчас. Завтра еще поговорим. Я постелю тебе в комнате Стаси, – недрогнувшим голосом произнесла она. – Может, там немного дух нежилой, так ты окно на минутку открой. Гости у нас редко бывают, вот в той комнате никто и не ночует.

У Вероники заныло сердце. Павел Адамович пошел ее проводить. Он первый зашел в комнату и зажег свет. Вероника, как ни была она отуплена усталостью, изумленно распахнула глаза.

Она ожидала увидеть доперестроечную ветхую мебель, учебники на полке над столом, мягкие игрушки на короткой и узкой подростковой кровати. Поникшие цветы в вазе на столешнице. А оказалась в комнате с современным и очень неплохим ремонтом. Хозяин впился взглядом в ее лицо и засмеялся довольным смехом:

– Ты, Никуля, наверное, боялась, что у нас тут мавзолей, да? Нет, зачем же. Наша Стася давно уже взрослая женщина. Мы несколько раз все тут переделывали. Если когда-нибудь она все-таки вернется, наверное, такая комната не вызовет у нее нареканий, а?

Вероника нервно сглотнула и постаралась скрыть ужас в глазах. Павел Адамович зачем-то выглянул в коридор, потом притворил дверь за спиной Вероники и со значением произнес:

– Потому что наша Стася жива.

Вероника окаменела.

– Жена не хочет, чтобы мы кому-нибудь об этом говорили, – понизил голос хозяин. – Правильно, зачем это, чтобы нас считали семейкой безумцев? Но вот я не удержался, поделился с тобой. Дело в том, что есть доказательства.

– Какие? – дернулась Вероника.

Павел Адамович хитро улыбнулся и со значением потер большой и указательной пальцы один о другой.

– Что? – не поняла женщина.

– Деньги, – растолковал хозяин. – Очень хорошие деньги, которые мы каждый месяц получаем с женой по почте.

– Давно?

– Да уж без малого семь лет. Фамилия отправителя нам, правда, ни о чем не говорит, там явно подставное лицо задействовано, а приходят они из самых разных мест. В первые годы мы с женой старались разобраться. Слали запросы. Потом стали отказываться, то есть не ходили на почту. Тогда через некоторое время пришло разъяснение. Якобы посылает их бывший мальчик из Стасиного класса, некий Сережа Иванов. Помнишь такого?

Вероника с готовностью кивнула.

– Он ведь, ты в курсе, стал очень богатым человеком? Один из немногих в нашем городке, кто сумел поймать удачу за хвост. Так вот, мы получили цидульку якобы от него, что он, дескать, помнит Стасю и понимает, каково нам остаться в этом мире совсем одинокими на старости лет. И хочет нам помогать. Тогда мы снова стали принимать деньги. Только ни на грош не поверили в эту сказочку...

– Почему? Он ведь действительно очень богат.

– Богат, да не про нашу честь, – отрезал мужчина. – Что ему Стася, когда они и не общались в школе? Мы всех дочкиных друзей знали. И мы за новостями следим, знаем, что против него дело завели, сейчас требуют его экстрадиции от английских властей. Значит, плохой он человек, верно? А зачем плохому помогать каким-то старикам?

Против этой железной логики у Ники не нашлось что возразить. Только спросила:

– Вы говорили людям из школы про эти деньги?

– Нет, – поскучнел хозяин. – Думали мы об этом много, сказать или не сказать, а потом решили: незачем им в это соваться. Пусть распутывают то, что в школе произошло, мальчонку ищут, чтобы не знали его родители такого горя, как мы с женой. Правильно говорю?

– Наверное, правильно, – прошептала Вероника.

– Ну вот, а деньги-то мы почти и не тратим, они у нас навроде трофеев хранятся. Правда, болел я прошлой зимой, так на лечение хорошо потратились. Но решили, что это того стоит. А ты не волнуйся, Никуша, мы тебе на дорогу сколько нужно дадим, не нужно и обзванивать никого. Ложись и спи спокойно хоть до обеда.

Дверь приотворилась, вошла хозяйка со стопкой белья на руке. Спросила подозрительно:

– Что это вы здесь затихарились, а? Иди ложиться, Паша, дай человеку отдохнуть.

Когда постель была готова, Вероника рухнула на просторную кровать и немедленно провалилась в небытие. Она проснулась на рассвете и не поняла, что ночь уже прошла. В квартире было тихо, Вероника пожалела, что не попросила взять в комнату телефон. Она свернулась калачиком под одеялом и вдруг ярко, в деталях припомнила сон, который ей приснился. Раньше она только слышала, что бывают сны-воспоминания. Ее сон был как раз из такого разряда. Насколько Вероника могла судить, в нем не было ни грамма вымысла. А если и был, то память Вероники услужливо заменила ложные куски на подлинные воспоминания...