Бог огня

— Ты кто? - спросил Б. О. — Ночная бабочка?

— Типа того, — донеслось из темноты.

Бабочка шевельнула крыльями и двинулась на него.

При ближайшем рассмотрении она оказалась гигантским атласным бантом, покоящимся на голове девчушки лет пятнадцати. Бант сообщал ее игрушечно-целлулоидной наружности впечатление законченности. Диссонансом были разве что глаза, светло-серые, с поволокой. В них стояло выражение беззащитности, которое так трогает даже самое заскорузлое, стоеросовое мужское сердце.

Это выражение, вспыхнув, тут же погасло, впиталось в туманную поволоку, большие ресницы мелко задрожали. Сейчас заплачет, подумал Б. О. и оказался прав.

Девчушка продолжала плакать, не обращая внимания на то, что Б. О., ласково приобняв ее за плечи, уводит со двора, и они оказываются на какой-то детской площадке с разболтанными качелями, песочницей и лавочкой.

— Посиди тут.

Минут через десять она начала приходить в себя. Взяла протянутую Б. О. сигарету, прикурила.

— Ты похожа на подарочную куклу. Тем более с этим огромным бантом. На Барби.

— А я и есть подарок.

— Да?

— Да. — Она нехорошо как-то, некрасиво улыбнулась. — Клиент звонит в агентство и говорит: у моего лучшего друга сегодня день рождения, пришлите ему какую-нибудь девушку в подарок, посимпатичней которая. Тебя наряжают, напяливают на башку этот бант, розовый или голубой, — она дернула за ленту, и бабочка сложила крылья, растеклась по плечам. — Ну, идешь по адресу, звонишь в дверь. Открывает тебе мужчина... Вы Игорь? Или там Вася, Петя... Ну, я. Ну а я ваш подарок ко дню рождения.

— И что дальше?

— А ты сам не догоняешь? — Она помолчала, наблюдая за сигаретным дымком. — По-всякому бывает дальше. Иногда усадят за стол, покормят, попоят да и отпустят. Бывает совсем наоборот. Один меня прямо на пороге стал лапать, потом потащил в комнату, взгромоздил на стол среди каких-то плошек с салатами и начал трахать.

— А гости?

— А что гости? Сидят себе, пьют, жрут. Какой-то придурок маслину на вилку наколол, тычет: детка, открой рот, закрой глаза.

— Пикантное, должно быть, блюдо из тебя вышло... Так ты сейчас с вечеринки, стало быть? Что там — день рождения? Именины? Банкет по случаю вручения кому-то Нобелевской премии?

Она хотела что-то ответить, но так и застыла с открытым ртом, тупо глядя перед собой. Потом едва слышно выдохнула:

— Хуже.

Медленным взглядом с ног до головы она оценила стоявшего перед лавкой Б. О. — от мысков ботинок до тугого воротничка рубашки — и с подозрением в голосе поинтересовалась:

— А ты, часом, не туда двигал? Не в салон добрых услуг? Четвертый этаж, дверь направо, квартира пятьдесят шесть. Прикид у тебя тот еще, для клиента в самый раз.

Туда, согласился про себя Б. О., но вслух обнародовать это сообщение не стал.

— А и один черт! — махнула Барби миниатюрной рукой. — Если даже и туда, все равно облом бы вышел. Там сейчас закрытое мероприятие. Какая-то братва в черном отдыхает. Обмывают какое-то удачное дело.

— Стоп, — скомандовал Б. О. — Что значит — братва в черном?

— Одежда у них такая, — пояснила девочка, — черная — свитеры, джинсы, кроссовки. Шесть человек, и одна баба среди них, крашеная блондинка, самая из всей кодлы сволочь.

— Так-так, — кивнул Б. О.

Он подумал, какие бы возникли проблемы, заявись он в это заведение: один из чернорубашечной команды его видел. Там, в ванной.

— Шесть человек? Не путаешь?

В квартиру Баси наведывались трое. Возможно, вторая троица была где-то поблизости — на случай, если возникнут сложности: скорее всего, в том фургончике, что стоял у подъезда.

— Шесть, шесть! — огрызнулась Барби. — Я до шести считать умею. В школе научили.

— Давай-ка я у тебя экзамен приму... Сколько там комнат?

Она закатила глаза, припоминая и отсылая в кукольную руку заторможенную команду, понуждавшую пальцы медленно загибаться: один, второй, третий, четвертый, мизинец нерешительно качнулся, но раздумал замыкать своим присутствием маленький кулачок.

— Четыре. И большая гостиная, в нее сразу из прихожей попадаешь. Большая такая, с черной кожаной мебелью и широким столиком для жратвы и водки. Кухня, само собой, потом джакузи. Наверное, там была коммуналка когда-то. — Она умолкла, потеряв канву, в которой двигалась ее мысль. — Ну вот, а потом, значит, заявляется на кухню эта белокурая сволочь, телка ихняя, и говорит: ты, что ли, прошмандовка по заказу? Ну, я... Это, говорит, я тебя для пацанов заказала, ага, сейчас они выпьют и потом хором тебя так употребят, что два дня спермой плакать будешь... Я там от этих слов чуть не родила. Прикинь, а?

— Прикинул, прикинул... Дальше что?

— Дальше в коридоре гвалт начался.

— Драка?

— Если бы... Один из этих деятелей, оказывается, в комнате с девчонкой развлекался. А тут смотрю, он ее за волосы по коридору тащит голую и орет: вот сука, не баба, а простокваша, я кончить не могу... Девки с кухни кто куда, я одна осталась, к полу приросла. Потом потихоньку, бочком-бочком, и ближе к двери. Там в прихожей ниша есть, в ней холодильник стоит, здоровый такой шкаф, и еще немного места остается. Спряталась там, видела... Этот гад девчонку пол языком вылизывать заставил, а потом у мужиков вылизывать... Ну понимаешь что. А потом эта белобрысая сволочь сзади подошла и давай ей бутылку из-под пепси запихивать... Ну, в общем, туда. Тут они отвлеклись, а я к двери, потом на лестницу — и ходу. А тут ты: бабочка, бабочка...

Б. О. достал сигарету, молча выкурил, потом, глядя поверх крыш, тихо произнес:

— М-да. Нас жалуют нравами, как мы того желали.

— Что? — спросила ночная бабочка.

— Ничего, — тряхнул Б. О. головой. — Пошли отсюда. Я тебя провожу. Тебе к метро? Пошли, это тут, рядом.

Расставаясь с девчонкой у турникетов, он прощально похлопал ее по плечу:

— Не волнуйся, мы их накажем.

— Точно? — крайне серьезно спросила она.

— Конкретно, — кивнул Б. О. — В натуре. Век воли не видать.

Она приподнялась на цыпочки, потянула за лацкан пиджака. Он наклонился.

— Тогда знаешь что... — тихо, но твердо произнесла она. — Отрежь им всем яйца. А потом позови меня.

— Светлая мысль. А зачем?

— А я их запихну этой белобрысой сволочи в задницу.

Он взял в ладони ее кукольное лицо и долго всматривался в него.

— Ба-а-арби, — произнес он нараспев, — а ты, оказывается, человек с фантазией.

Когда она уплыла вниз на эскалаторе, Б. О. направился к телефону-автомату, накрытому прозрачным пластмассовым полушарием, и набрал номер, который обнаружил на одном из множества листков, приклеенных к стене на кухне. Помимо номеров ДЭЗа, телефонной станции и прочих бытовых контор, там значился телефон ближайшего отделения милиции — отчего-то именно он врезался в память.

Дежурный капитан, принявший сумбурное сообщение какого-то гражданина о происходящих в квартире напротив безобразиях, подмигнул сержанту:

— Наша пятьдесят веселая квартирка!

Сержант, застегивая бронежилет, понимающе кивнул: они давно пасли эту пятьдесят веселую квартиру, и пора ее, в самом деле, накрыть, благо есть повод — гражданин прерывистой, с придыханием, скороговоркой сообщал, что там что-то жуткое творится, женские крики, ругань, и вообще похоже, там кого-то убивают.

— Эй! — окликнул капитан сержанта, привычным толчком вгонявшего в автомат свежий магазин. — Ты смотри, чтоб все культурно там...

В ответ на недоумение сержанта, выпятившего нижнюю губу, капитан пояснил:

— Там же у них мебеля хорошие, мягкие, кожаные. — Он обвел взглядом унылое помещение отделения, обставленное казарменной мебелью. — Вот мы и обставимся.

Сержант коротко и звонко хохотнул. Сблизив большой и указательный пальцы, он сомкнул их ноликом и легонько качнул рукой — будь спок! — и вряд ли ему приходило в голову, что, возможно, этим жестом он дело сглазит. Потому что, когда он со своими ребятами вломится в эту пятьдесят веселую квартиру с криками: "Всем на пол! Лежать! Руки за голову!" — в сознании его отпечатается такая вот картинка.