Лень, алчность и понты (СИ)

И все эти чудеса Афанасию следовало пережить и остаться в добром здравии! Он крепился изо всех сил. Тем более, что ему, ко всему прочему, приходилось осмыслять очень задиристые и острые не то статьи, не то трактаты, постоянно появляющиеся на трех листах, что были залиты кофе.

От всего этого не просто голова пухла, а порой наступала безвольная прострация, когда в мозгах вскипал кромешный хаос, переходящий в полнейшее безразличие.

Примерно в таком состоянии он выехал в ночь на место клада. С ним увязалась Ольга. Они ехали молча, и, глядя на темную дорогу, Афанасий думал, что вся жизнь людей и сама Земля напоминает дно колодца, из которого мало кому удается подняться наверх - даже не к звездам, а к иной жизни, в которой нет этой грубой социальной, биологической, национальной и физической определенности.

- Я хотел бы быть свободным сгустком энергии, - сказал он вдруг вслух, - но я не знаю - действительно ли я хочу именно этого.

Она сказала о другом:

- Знаешь, нам нужно выкопать сундук, если , конечно, он на месте.

- Зачем?

- Мне кажется, что бумаги не зря хранились в сундуке.

- Я об этом как-то не думал. Давай выкопаем. Сколько возьмем денег?

- Сам решай. Они твои.

- Мое! Твое! - разозлился он. - Я бы вообще к ним не прикасался, если бы не семья.

Они свернули с шоссе и подъехали к памятной Афанасию поляне.

- Отсюда пойдем пешком, - и показал: - вон, видишь, хворост, под ним должен быть сундук.

Прошло уже почти два месяца, но Афанасию показалось, что это только вчера он чудом живым и разбогатевшим выбрался отсюда. Может быть, их до сих пор здесь караулят?

Он достал лопату, и они пошли к пруду - к молчаливой воде, отражающей бегущую по облакам луну.

Он долго не мог найти место, и уже совсем отчаявшись, заметил зарубку на стволе ели. Мешок был извлечен, и, посветив в него, Афанасий убедился, что все на месте.

- Может теперь она успокоится.

И она поняла, что он имеет в виду Ирину.

- Оставлять здесь не стоит, ещё в темноте наследим, и будет заметно, что копали. Возьмем все.

- А сундук?

- А если он не влезет в салон?

- У них же влез.

- Сдался он тебе! - но Афанасию тоже почему-то хотелось ещё раз увидеть этот сундук.

Они отправились назад и, обойдя пруд, заметили за деревьями свет от фар. И, видимо, они светились рядом с их машиной.

- Ну вот, - равнодушно сказал он, - допрыгались.

- Это милицейская, - увидела мигалку-вертушку Ольга. - Бросай все под дерево! Раздевайся!

И сама стала снимать одежду.

Он ещё не понял, что она задумала, но подчинился, и, пока прятал под ель мешок и лопату, Ольга оказалась в воде.

- Иди сюда! - крикнула она - вода теплая!

Тогда он сообразил и быстро разделся. Вода была ужасно холодная, но он поплыл, успев заметить, что машина направляется к ним.

Фары осветили поверхность водоема, а мигающая вертушка создавала ощущение праздника.

"Эй, вы, там! - раздалось из динамика. - Давай на берег!"

Из машины вышли двое и смотрели, оставаясь невидимыми.

- А что случилось?! - крикнула Ольга.

- Вылазь, - тебе говорят.

- Я не могу, я не одета!

Афанасий подплыл и, оставаясь по пояс в воде, спросил:

- Что случилось?

- Чего вы здесь делаете?

- Купаемся.

- Это ваша там машина?

Было впечатление, что он говорит с машиной и, как ни старался, разглядеть за слепящими фарами никого не смог.

- Наша.

- Это моя машина! - подплыла Ольга.

- А что вы здесь собрались делать?

- Да мы просто купаемся.

- Да ты иди сюда!

- Зачем?

- Документы покажешь, права.

- Машина моя!

- Ну, иди ты.

- Я не одета.

- Одевайся, русалочка, - и оба рассмеялись.

Афанасий вышел и, обойдя свет фар, увидел две довольные физиономии.

- А че случилось? Мы купаемся, никого не трогаем.

- Куда лопату и мешки дел?

Афанасий поперхнулся от ужаса:

- Какие... мешки?

- Давай документы неси, тебе сказали! - у этого сержанта было красное лицо.

- Там, в бардачке! - крикнула Ольга. - И возьми мое удостоверение.

- Плавай, плавай, русалочка! - гоготнул второй. - А мы пока поищем, и он зажег фонарик, пошел вдоль пруда.

Афанасий схватил куртку и помчался к машине. На все у него ушло минут шесть, и, когда он вернулся, второй все ещё ходил вдоль пруда и шарил по земле фонариком, вот он углубился в лес...

Афанасий подал сержанту права и удостоверение Ольги.

- Старший следователь? - это ты что ли?

- Да, это я! - крикнула Ольга.

- Коля! - позвал сержант. - Давай сюда! Ну, у вас и развлеченьице плавать по ночам.

Коля вышел из чащи, и у Афанасия вырвался вздох облегчения.

- Ну, что тут?

- Да это свои, - сержант подал удостоверение - из прокуратуры.

Коля присвистнул:

- Чего Вас сюда занесло, Ольга Николаевна?

- Здесь вода чистая!

- А мы тут, понимаете, расхитителей ловим! Картошку выкапывают мешками! Думали, это вы!

- Вы бы лучше фары выключили!

- Ну, извините, мы поехали, счастливо оставаться, не утоните тут! - и сержант шепнул:

- Как прокурорша-то?

- Ну, ты что! - простучал зубами Афанасий, пытаясь изобразить восхищение.

- Сейчас согреетесь, - ухмыльнулся Коля, - поехали!

И машина дала задний ход, свет начал удаляться, и пространство вокруг водоема потемнело.

- Не смотри, - сказала Ольга дрожащим голосом.

- Вот еще! Давай тебя разотру.

Он взял футболку, но она вдруг побежала от него, он бросился догонять, и так они бегали и кричали, пока не выдохлись. Но зато согрелись, и после всех этих страхов и волнений, наконец, почувствовали, что живы, что пронесло, что есть эта ночь, этот опробованный пруд с бодрящей водой, что лес вокруг такой огромный и живой, что они все ещё молоды и что нечего бояться и можно хоть какое-то время ни о чем не думать...

- Ну, иди сюда, прокурорша, - Афанасий обнял её, и его губы почувствовали, как она давно ждала этого.

...Сундук они не стали откапывать. Ехали и хохотали, вспоминая произошедшее.

- Если бы не ты, я бы залетел. Этот, с фонариком, почти дошел до мешка. Он бы увидел его и лопату. Они бы меня и утопили в этом пруду. Ты здорово с купанием сообразила.

- У меня уже ногу начало сводить. Пришлось бы кричать: помогите! тону!

- А я даже не обратил внимание, что рядом картофельное поле.

- Счастливый ты, Афа. Так хорошо, когда ты такой...

- Какой?

- Земной, естественный.

И он подумал, что , наверное, он счастливый - что полоса неудач закончилась, что все, что он пожелает - осуществится и что, если даже и будет впереди что-то мелочное, то у него останется память об этих счастливых моментах жизни. Как остается память о когда-то опьянившей музыке или песне...

- Будешь стар, немощен, энергия из тела уйдет, чувства поблекнут и даже если останется память, но что она сохранит - что будет главным, что можно будет забрать с собой, если, конечно, это можно будет забрать?

- Не нужно, Афанасий. Это самокопание отравляет жизнь.

И он был согласен. Зачем задаваться этими вопросами всем - если бы так произошло, никто бы ничего не делал. "Эта планета действия, - вспомнил он фразу из прочитанного на мерцающей бумаге, - а есть абсолютное бездействие - это тоже жизнь, но совершенно иная, полярная земной."

И у него как-то разом спало возбуждение от ощущения счастья. Он мог сделать счастливой ту же Ольгу, но ему была тягостна мысль, что её счастье связано с ним и что он как бы является для неё главной составляющей счастья, как деталь, как элемент... Да и счастье ли это? Да и нужно ему такое счастье?

Ирина не спала. В доме заперли все двери, зашторили окна и взялись пересчитывать деньги - 726 тысяч долларов.На весах взвесили золото - около четырех килограммов, потом пересчитали алмазы.