Порнограф

«Я медленно старею, незаметно, — вспомнились собственные стихи, накропанные однажды во время прогулки с маленькой Машкой. — А мысли мои не стареют. И это прекрасно, что душа прежняя, как будто только родилась. И хорошо, что человек рождается с такой душой, и человечество тоже рождается с такой душой. Наши мысли — они вечные, и мы всю жизнь ищем, и в конце концов находим, и найдя, радуемся, как дети. И хорошо, что мы стареем лишь плотью. Это наше счастье. И наше бессмертие.»

Уже в сумерках мы засобирались в город. Обновленная «Победа», блистая мощными бамперами и колесными дисками, стремилась на скоростное шоссе. Нам, гостям этого райского местечка, было трудно после хлебосольного обеда, плавно перешедшего в ужин. Такого количества домашних пирожков я в своей молодой жизни никогда не употреблял. И мне было плохо. Сама мысль о каком-либо действии вызывала приступ тошноты. Суетись-не суетись, а печальный финал известен: сиреневая вечность ждет всякого, кто рискнул явиться в этот мир. И, кажется, нет смысла? Нет смысла?

Нет, на мой взгляд, главное, пока мы живем под небом, не кормить кусками своей души, как рафинадом, сатану в карминном кушаке, чтобы не доставлять ему удовольствие и радости. И поэтому, собравшись с силами и духом, я дал команду к отбытию из эдема. Откровенно говоря, это не вызвало энтузиазма у друзей, желающих продлить сладкую усладу в вечоре. Пришлось напоминать о чувстве долга и наших планах, которых громадье. Помыслив, все вынуждены были согласиться: планы слуг народа — наши планы. И надо отправляться на трудовую вахту, если желаем, что наши мечты превратились в явь.

Сторож Тема салютовал нам метлой, точно трехгранной винтовкой образца 1891 года, а старушки отмахивали в сумрак будущей ночи платочками. Окна мансарды светились малярийной желтизной и я, кинув взгляд вверх, подумал, что для последнего участника первых революционных преобразований не существует этого мира. Он для него всегда был мертв, равно как и он, неприкасаемый, был в нем живым трупом, для которого чужие жизни были лишь удобным строительным материалом. Но кровь и кости оказались плохим фундаментом для жилого здания под названием СССР, и теперь мы имеем то, что имеем: руины.

Нынешняя власть недалече ушла от своих учителей: все те же атрибуты неприкасаемости и самодурства, все тот же набор бессмысленных законов, все то же тотальное воровство, все те же пустые опыты и обещания лучшей жизни. Власть и народ живут совершенно в разных параллельных мирах, как НЛО и Йехуа.

Такова безрадостная правда нашей жизни, и это надо понимать, чтобы после не испытывать чувство глубокого разочарования, когда твою холопскую и любопытную рожу отделывают по высшему барскому велению. Как говорится, кому пышки, а кому шишки.

Пышек мы объелись от пуза, теперь ехали за вторым — за шишками. Какая сила вела нас, не знаю. Все-таки чудной проживает народец на нашей землице: мало ему обожраться до тошнотворного свинства, так обязательно надо ещё получить по щекам. Или в морду дать. Это кому как повезет.

Первый наш трудовой денек выдался хлопотливым, и очень даже хлопотливым. Как говорится: ах, остолбенение какое, думали, поспешаем на свадьбу, а угодили к поминкам: мать честна, что делать? Делать нечего надо кроить скромные рыла да целковать хладный лоб усопшего.

Это я к тому, что уже к раннему вечеру мы имели первый труп. Нет, никакого отношения к тому, что господин Жохов приказал долго жить, мы не имели. Более того, мы желали ему лишь здоровья и процветания. В его благополучии был залог нашего материального благосостояния. Вот железная логика, которую нельзя оспорить. И подвергнуть сомнению. Ведь, как правило, покойники не поддаются шантажу. У них совсем иные проблемы, чем у оставшихся нести свой крест по замусоренному асфальту, скажем так, повседневности.

Наши действия были банальны: разваливающееся «Вольво» мы поставили напротив парадно-дубовых дверей Думы, как пост № 1, оставив в нем Сосо и Софочку изображать скандинавскую парочку, влюбленную в город-герой Москву и его уважаемых людей. «Победа», чтобы не пугать впечатлительную и нервную службу ГАИ, находилась в переулочке, точно в засаде. Я дремал за рулем, Александра после бесплодных пяти часов ожидания на посту № 2 заявила, что ей скучно и она оправляется гулять по соседним магазинам.

— А вдруг будет выезд? — возмутился я. — Что за отношение к делу, родная?

— Бибикни, родной!

— Что сделать?

Легкомысленная барышня нажала на клаксон, и мне показалось, что я сижу на трубе со свистком теплохода «Космонавт Валентина Терешкова», отправляющемуся в дальний рейс на Барбадосы. Что и говорить, умели раньше создавать звуковые сигналы, способные болезненного пешехода убрать с проезжей части. Что, кажется, и произошло одновременно по всему загруженному Садовому кольцу. Когда Александра покинула пост № 2, я связался по телефончику с господином Могилевским, изображающим в Думе помощника депутата и, видимо, успешно, потому, что отвечал на мои вопросы сдержанно и корректно.

— Ну, что они там, бляди?

— Заседают-с.

— Суки прозаседавшиеся, сколько можно?

— Такая работа-с.

— На рудники бы их, бар, — в сердцах проговорил, чувствуя, что сам виноват в создавшейся ситуации, когда наш раскормленный объект застрял на своем депутатском месте, как в бочке. Ни туда и ни сюда. Вот кто бы знал, что слуги народа такие трудолюбивые. Я, конечно, догадывался, но не до такой же степени, господа? А как же личные делишки. Кто их будет оптяпывать? А. С. Пушкин? Так он памятник из окисляющейся бронзы и ему не удобно передвигаться по пересеченной холмистой местности. В отличии от вас, социально-активных потомков.

А расчет был прост — по возможности отследить все поездки господина Жохова в течение, скажем, декады, а после провести разведку или ближним боем, или незаметным вторжением в его деловую жизнь. (Личную мы уже знали.) Я был уверен, что такой пройдоха, кувыркающийся с неизвестным пока нам господином на атласных покрывалах, должен был иметь материальное обеспечение для такого бесстыдного поведения в номере бывшего председателя Предсовнаркома. С распахнутыми, напомню, окнами. Следовательно, у слуги народа имелся дополнительный заработок, помимо его зарплаты в несколько долларов. Именно источник дохода нам и предстояло обнаружить, как это часто делают юные натуралисты в лесу, нечаянно натыкающие на звонкий источник, который после набега молодого отряда более не звенит и квасится в помойную лужу.

Да, мы хотели утолить свою жажду, не думая о последствиях. И, как я после понял, именно наша самодеятельность и самоуверенность, наше дилетантское поведение, а также явное стремление задеть неприкасаемого спровоцировали ситуацию и тех, кто посчитал, что господин Жохов засветился, выражаясь языком широких масс, самым неприглядным образом.

Часы утверждали четверть четвертого, когда поступил телефонный сигнал от господина Могилевского — объект готовится к выезду в город. Я выматерился по причине отсутствия коллеги и включил теплоходную сирену. Девушка с улыбкой принцессы Монако выросла буквально из-под земли: бай-бай, малыш, что случилось, ой, отчего это на вашем лице невротические спазмы, ой, куда это мы так премся?..

Мне приходилось крутить баранку, отслеживая транспортную обстановку, принимать сообщение друзей о передвижении объекта и ещё отвечать на вопросы спутницы.

— Саша, — не выдержал я. — Займись дело: возьми «Nikon» и отщелкни во-о-от… тот… драндулет.

— Вот тот?

— Нет, не тот, а во-о-от тот.

— Который рядом… с тем?… Который тот?

— Прекрати издеваться.

— А ты не волнуйся; спокойнее, Лопухин, все у нас получится.

Я был слишком занят, чтобы ответить в объеме великого и могучего практика вождения автомобиля по магистралям, мать их так, забитыми транспортом, у меня отсутствовала и приходилось прикладывать усилия, чтобы либо не передавить пешеходов, мечтающих закончить свой век именно под колесами «Победы», либо не врезаться в постоянно тормозящие машины. А ведь ещё приходилось отслеживать джип «Гранд Чероки Орвис», где по утверждению Сосо Мамиашвили находился интересующий нас объект с двумя телохранителями, не считая водителя. То есть условия для работы были ужасны и только девичье-невинное присутствие мешало выразить полностью чувства, меня переполняющие.