Порнограф

— Вот твоя доля, — и Сосо вручил мне «Nikon», пылящейся на телевизоре. — Владей и ни в чем себе не отказывай.

— И это все? — завопил дурным голосом. — Так друзья не поступают! Да, я после этого на одном поле…

Внимательно выслушав мои притязания и поэтический складный слог, парочка призналась в истиной причине срочного вызова. И какая это причина, черт бы вас взял?! Мои товарищи заговорщически переглянулись, насильно удалили кота из комнаты, как свидетеля, наглухо закрыли дверь и ответили на мой вопрос. Когда я осознал всю подноготную интрижки, то мне сделалось дурно, будто я тяпнул не разбавленного керосина — вместо бензина.

— Вы что, — поинтересовался я шепотом здоровьем приятелей, — совсем того… е…нулись?

— Да, нет, — сказали они хором. И хотели показать справки из клиники имени Кащенко.

Я запротестовал: не надо справок, их можно легко купить. В переходе подземки. И начал задавать новые вопросы, стараясь определить степень помешательства друзей. Те делали вид, что находятся в полном здравии, и всячески пытались доказать это мне. Логикой и смыслом. С точки зрения дня сегодняшнего, замешенного на нарушении всех законов, их планируемые действия были вполне трезвы, а вот как быть с точки зрения христианской морали?

Разумеется, я был высмеян самым беспощадным образом: какая к такой-то матери мораль во времена всеобщего блуда, как политического, так и экономического?

Дано Высшее дозволение дядюшкой Джо, а также Мировым банком и Международным валютным фондом на грабеж страны, нарождающейся, блядь, демократии. Царь-батюшка в глубокой телесной и душевной хворе, точно зомби, а молодые опричники, рыжие, плешивые да кудрявые, выполняют сверхзадачу по превращению всего нашего евроазиатского пространства, справного природными ресурсами, в колониальный придаток для пищеварительных нужд мировых капиталистических держиморд во главе с USA.

Такая открытая политэкономика ввергла меня в ещё более печальное состояние. Была надежда: все, что творится у нас, есть следствие нашего самородного распи… дяйства, ан нет, оказывается, существует точный расчет по разложению и уничтожению великой сверхдержавы. Известная всему народу пятая колонна, как короеды, разъедает изнутри когда-то здоровое и мощное дерево. И не надо никаких бомбовых атомных ударов по индустриальным городам, достаточно направить гуманитарную помощь в коробках из-под ксерокса, и вся страна, как шлюха, падет под пердунишку дядю Джо. И будет исполнять его любое мудацко-снисходительное желание.

— Не может такого быть, — держался я. — А почему народ не возмущается?

— А где ты видел народ, балда? — спросили меня. — Есть население. А оно, как тебе известно по истории, безмолвствует. И пусть лучше так, а то прольется кровушка рекой Волгой-матушкой.

Я развел руками — как жить дальше? А вот так и жить, в предлагаемых условиях. До лучших времен, которые возможно наступят. А, может, и нет.

— Но… шантаж, друзья мои. Какая это… порнография, — развел я руками от беспомощности.

— И это говорит он, порнограф, — возмутился Сосо. — Кто эти фотки сладил?

— А кто мне эту работку помойную пристроил? — обиделся я.

— Господа-господа, к делу это не имеет таки никакого отношения, вмешался Могилевский. — Надо решать вопрос принципиально: мы начинаем или на этом заканчиваем? И расходимся, как пароходы с мандаринами.

Я выматерился, как матрос, поскользнувшийся на мандариновой корке, что привело к падению в трюм, наполненный гниловатым экзотическим фруктом. Что делать? Не мы выбрали такое паскудное времечко, и поэтому остается либо прозябать в стойкой скудности вместе со всем терпеливым народонаселением, либо сделать ставку на сукно игрового стола в казино, именуемое «Жизнь».

Ударив по рукам, мы начали обсуждать детали наших будущих решительных действий. По шантажу высокопоставленной жопы современности, имеющей депутатскую неприкосновенность. Вот такая вот оригинальная идея приспела в голову моего друга Мойшы Могилевского, которому полностью захотелось оправдать свою многозначительную фамилию, затащив в могильную ямку коллектив товарищей в нашем лице, чтобы, верно, не так было скучно разлагаться в заднем проходе вечности.

— Вот только не надо красивых слов, граф, — отверг мои стенания лавочник. — Никакой романтики. Прежде всего работа. И работа.

— Ну-ну, — сказал я, — добрый труд брать за горло того, кто имеет депутатский иммунитет на личную жизнь. А если он нас пошлет?

— Не пошлет, уже проверено, — отрезал Мамиашвили.

— То есть, — не понял я.

Парочка вздохнула и призналась, что уже приступила к действиям. Еще вчера. Вместе с девочками. Какими-такими девочками, похолодел я, точно труп на столе мертвецкой. И получил ответ: Сашенька и Софочка уже ступили на преступный путь шантажа, и весьма успешно — имеется Ф.И.О. любителя клубнички и место его временного проживания, а также адрес супруги, работницы мэрии в городке Ёпске. Я взялся за голову: вовсе ум потеряли, други мои, там, где девочки, жди бесславного конца?

— Какого конца? — заржали мои товарищи.

— Дураки, у баб языки — помело!

— Какие языки? — хохотали, будто припадочные.

Я понял, что ситуация вышла из-под моего контроля, и ничего не остается делать, как или принять нескладные условия соглашения, или по утру зашаркать на овощную базу по переработке некондиционных продуктов питания для всех неимущих слоев.

— Ну хорошо, хотя ничего пока хорошего не вижу, — сдался я. — Какая будет тактика, понимаешь, и стратегия наших действий?

По словам моих друзей тактика простая: присылаем господину Жохину, такая вот фамилия слуги народа, компрометирующее его фото, мол, получите и ответьте на наш запрос о возможном сотрудничестве.

— А если нас отправят в известное местечко, откуда мы все вышли, как Ис. Христос из пещеры?

— Ты бы отправил? — спросил Сосо.

— Конечно, — не задумываясь, ответил я.

— Тебе терять нечего, лопух, — занервничал Могилевский, — кроме собственных цепей и кота, а ему есть что — привилегии, почет и уважение, поездки туда-сюда и прочие прелести жизни.

— Представим, жертва испугалась и согласилась на наши условия. Кстати, какие они?

— Надо подумать, — почесал затылок Миха. — Дело новое, щекотливое.

— Он согласился, допустим, — продолжал я. — А где негативы?

— Цок-цок, Ванечка, — и князь Мамиашвили вытащил из кармана пиджака кассету. — Ты плохо думаешь, да? Нам чужого не надо.

— Ишь, сукины дети, — покачал головой. — Приготовились, как пионеры на смотр. Только это мне напоминает Тимура и его блядскую команду.

— В каком это смысле?

— В самом прямом, друзья мои, — ответил я. — Дилетанты мы, любители. Какой сегодня слуга народный не бандит или не прячется под «крышей»? И какая депутатская сволочь не трахается? И какую не трахают? Падение нравов, господа! Разложение нации. И голая жопа Жохина общественность не будет волновать, равно как и его самого. Отмахнется, в лучшем случае. А в худшем — поднимет братву, и сделают из наш рагу.

— Вот таки не стращай, рифмоплет, — вмешался Могилевский. — Красиво все, да у меня тоже таких братишек.

— И у меня, — посчитал нужным заметить Сосо. — И даже воры в законе, да?

— А я про другое толкую, господа. Если уж мы решили заняться столь низким занятием, как шантаж, то и причина для него должна быть более значимая, чем зад, за который нам и гроша ломаного…

— Красиво излагаешь, генацвале, — заметил князь. — Но я не понимаю, что хочешь сказать?

— Он хочет сказать, что гола задница уже играет малую роль в истории нашего государства, — резюмировал господин Могилевский. — И я должен согласится: мелковат шантаж. На пять золотых. Каждому по монете, если считать девочек? И мазаться в говне?

Вопросы были справедливые, и требовали осмысления. Чтобы мыслительный процесс проистекал более инициативно и весело, князь Мамиашвили повторил фокус и через четверть часа мы уже поднимали стаканы с коньячной бурдой за то, чтобы все наши начинания случились успешными. А для этого надо выработать действенную стратегию наших действий, направленных по сбору компромата на любителей гимнастических упражнений в дорогих апартаментах, неизвестно кем оплачиваемых — не из народного ли кармана?