Уйти нельзя остаться

л громкий гудок автомобиля, вынудивший всех выглянуть в окна кафе. Вышел из роскошного лимузина (шофер открыл дверцу), такой же красивый, подтянутый, овеянный запахом богатства и благополучия, как и раньше, разве только его подростковое высокомерие сменилось благодушием и снисходительностью. Он шумно и картинно, словно на него были нацелены объективы, заключил Леру в свои объятия, пожал несколько рук, не вглядываясь в лица, после чего приступил к расспросам о ее жизни в Америке. Через несколько минут, узнав максимум подробностей, Юра пустился рассказывать о себе. Из рассказа этого следовало, что у Юры все не просто отлично – преотлично даже! – а главное, что у него все лучше, чем в Америке.

Зачем ему понадобилось тягаться с Америкой, что за детский комплекс «догнать и перегнать» эту несчастную Америку у него водился, Лера не представляла. Или он что-то хотел доказать ей? Что неправильный она сделала выбор ни с Америкой, ни тогда с ним, с Юрой? Но разве может такое быть, что двадцать с хвостиком лет спустя ему это не все равно?

Впрочем, возможно, речь его была рассчитана на публику в лице бывших одноклассников, и поскольку Юра активно занимался политикой, то и придал своей речи политический окрас. Ругать Америку нынче в России модно, Лера это уже усвоила, – и Юра попросту отдавал дань моде?

Как бы то ни было, ей стало скучно от этих разговоров, и она уже не знала, как отделаться от Юры.

Спас ее староста, который громогласно объявил, что принес фотографии класса. Хотя у каждого из них были точно такие, но со временем куда-то задевались или просто черт знает где валялись, невостребованные.

Все немедленно сгрудились вокруг стола, фотографии пошли по рукам, сопровождаясь восклицаниями и смехом. «Смотри, Лера, у тебя лицо такое испуганное! А Вовка-то, смотрите! Сколько лет у меня валяется эта фотография, а я никогда не замечал, что он Сеньке рожки приставил, вот умора!»

И вдруг Миша со свойственным ему пафосом объявил:

– Давайте помянем наших одноклассников, безвременно и трагически ушедших из жизни так рано! Слава Зюбрин, Андрюшка Исаев, Толик Трубачев… Пусть земля им будет пухом!

Все растерянно подняли бокалы и молча пригубили вино.

– А что с ними случилось? – спросил кто-то.

Староста Миша вкратце поведал историю Лериных звонков и уступил ей слово.

– У Славы инфаркт… Толик, похоже, спился… А Андрей, не знаю, его жена не сказала…

Наступила неловкая тишина. Продолжать веселье показалось неуместным. Присутствующие с полагающейся печалью на лицах разглядывали свои бокалы, не зная, куда еще уставить взгляды. И вдруг тишину разорвало восклицание:

– Надо же, они все рядом сидели!

Все снова обступили столик Миши, на котором лежали фотографии. Подошла и Лера.

На последнем снимке, за десятый класс, трое умерших одноклассников сидели вместе, на первой и второй партах в ряду у окна. Сами-то они, как и вся Юрина компашка, в которую эти трое входили, предпочитали «камчатку», где довольно громко переговаривались, отпускали