Мой любимый сфинкс

Идти в баню Злата не собиралась. Как никто другой она признавала мудрость Гали из любимого фильма всея Руси «Ирония судьбы»: «Девушка, какая баня? У него дома есть ванная!» Ей казалась бредовой сама мысль о том, чтобы при наличии горячей воды в кране и благоустроенной душевой кабины, которая стоит в ванной комнате ее номера, можно было по собственной воле отправиться в жаркое влажное помещение с полуголыми распаренными красными людьми, которые по собственной воле хлещут себя вениками. Бр-р‑р‑р, гадость какая!

Баню Злата не переносила. Физически не переносила. В жарком натопленном помещении ей становилось плохо, падало давление, и она валилась в обморок, пугая окружающих. Такая реакция была у нее с детства. Тогда еженедельные походы в баню во время летнего отключения горячей воды считались нормой, валандаться с кастрюлями и тазами ее мама категорически не хотела. А уж у второй бабушки, папиной мамы, в деревню к которой Злату отправляли на каникулы на все лето, никакого другого способа помыться, кроме как сходить в баню, и вовсе не было. Так что летом раз в неделю Злату с ее астеническим телосложением и непереносимостью жары под белы руки выводили на воздух, кое-как замотав в полотенчико, где отпаивали, а случалось, и отливали холодной водой.

С возрастом необходимость ходить в баню пропала, а желание так и не возникло. Его робкие зачатки были на корню пресечены первым же походом в турецкую баню на модном курорте Мармарис. Сначала Злата с воодушевлением влезла на огромный горячий каменный круг в центре красиво оформленного в виде пещеры зала и с любопытством следила за действиями двух красавцев‑массажистов, укутывающих ее в облака пушистой и вкусно пахнущей белой пены, затем успела почувствовать, как у нее немеют руки, и очнулась уже на кушетке в соседней зале, привычно завернутая в полотенчико, на этот раз большое, мягкое, в цветах турецкого флага. Больше попыток полюбить баню она не предпринимала.

– Дурища ты, Златка, – авторитетно заявила Светка. – Тут баня такая роскошная, мне Котик рассказывал. Такую редко где и увидишь. Пошли. Это ж здорово, токсины выводятся, кожа дышит. Баня – лучший способ сохранить молодость.

– Я предпочитаю сохранить лицо, – возразила Злата. – Больно мне надо на глазах всей нашей честной компании в обморок падать, как нежная институтка. Стыдно ведь. Так что вы идите. А я в беседке посижу. Почитаю на свежем воздухе.

– Ну и глупо. Голодная останешься. Ужин в бане накрывают сегодня.

– В крайнем случае попрошу у Ирины бутерброд, – пожала плечами Злата. – Свет, не уговаривай ты меня. Ну не мое это. Зачем себя насиловать?

– Пойдемте, Злата, – вступил в разговор Заварин. – Там очень большой предбанник. Сами представьте, какого он должен быть размера, чтобы мы все там за стол поместились. Там совсем не жарко, дверь, ведущая в парилку, очень плотная, из огнеупорного стекла. Аржанов ее, когда установил, всем показывал. На заказ делали, она тыщ сто, поди, стоит. Посидите вместе с нами. Что ж вы одна будете? Не по-людски это.

Злата заколебалась. Конечно, в компании с самой собой ей никогда не бывало скучно. Тем более с книжкой. Но на базе происходило что-то странное, нехорошее. Опасность, витающую в воздухе, она чувствовала просто кончиками пальцев, а потому отрываться от коллектива действительно не следовало бы. Но в баню… Да еще с посторонними мужиками…

– Извините, Константин Алексеевич, а в чем ходят в баню? – спросила она.

– В баню ходят голыми, – засмеялся Заварин, и она тут же почувствовала себя глупо. – Но в предбаннике вы вполне можете сидеть в купальнике. А сверху накиньте банный халат, тот, который в номере висит.

– Халат? – засомневалась Злата.

– Да бросьте вы церемониться, тут все очень по-простому! Это база охотничья. Тут фраков и смокингов не предлагают. В лес – в штанах и разгрузке, в баню – в халате. Будьте вы проще! Поверьте, вам понравится, что не надо держать лицо.

– Поверю вам на слово, Константин Алексеевич, – задумчиво сказала Злата. – Но лицо все-таки надо держать всегда. Мне кажется, что для любого человека нет ничего важнее. Это вообще то, что делает его человеком.

– Злата, красивая женщина не должна философствовать, – назидательно сказал хирург. – Тем более на базе, где мужчины отдыхают. Действительно, поверьте мне. Я старый уже. И мудрый. «Женщина должна быть умной, надежной, профессиональной» и прочая… Глупости все это. Эмансипация, будь она неладна! Женщина должна быть комфортной и беспроблемной. А ходить в баню в банном халате – часть комфорта. Вот правда.

Спорить с мужским шовинизмом – дело бесперспективное. В этом Злата, живущая и работающая в мужском мире, была уверена, а потому в ответ на проповедь Заварина коротко кивнула и пошла в баню. В прямом смысле слова.

Стоящее над рекой здание бани действительно впечатляло. Как и обещал Заварин, общая комната оказалась площадью метров в сорок. В ней разместился кухонный гарнитур с чайниками, посудой, коллекцией невиданных чаев и сушеных лесных трав. Вешалка для верхней одежды, видимо рассчитанная на холодное время года. И огромный деревянный стол, добела выскобленный, покрытый уютными льняными салфетками с вышитыми народными узорами. Стол ломился от яств.

Из-за раннего и обильного ужина обед сегодня не подавали, так что незаметно для себя Злата успела проголодаться. Глядя на маринованные помидоры и перец, хрусткие пупырчатые малосольные огурчики, одуряюще пахнущие чесноком, и разваристую картошку, посыпанную ярко-зеленым укропом, она судорожно сглотнула.

В бане, кроме нее, Светки и Заварина, еще никого не было. Вернее, на вешалке висел одинокий белоснежный халат да за стеной брякали тазы.

– Кто-то парится уже, – заметил Котик. – Светланка, мы с тобой, наверное, пропустим всех по одному разу да вдвоем сходим. Надо же тебе компанию составить, раз подружка твоя париться не любит. Заодно и веничком тебя постегаю. – Глаза его лукаво блеснули.

Злата оценила диспозицию и быстро залезла в самый угол широкого белого кожаного дивана, полукругом огибающего стол. Выходить отсюда ей было решительно незачем, а в самом углу она точно никому не мешала.

Ей ужасно хотелось стащить со стола хоть что-нибудь из еды. Но воспитание не позволяло, да и нарушать красоту, любовно возведенную Ириной, было жаль. Хлопнула дверь, и вошедшая Ирина ловко сгрузила с подноса на стол две глубокие тарелки, на которых исходили соком четыре курицы гриль. От их запаха у Златы на миг помутилось в голове, чище чем от бани. Есть хотелось невыносимо, слюна наполнила рот.

– А вы не стесняйтесь, налегайте, в большой семье не щелкают. – Неведомо откуда взявшийся Аржанов, смеясь, смотрел на нее, стоя по другую сторону стола. Рядом, не поднимая головы, хлопотала Ирина.

– Александр Федорович, вам чаю травяного налить? – тихо спросила она.

– Нет, спасибо, Ириша. Я, пожалуй, еще один заход сделаю, и уж потом чаю, – ответил он.

Злата поняла, что хозяин первым опробовал сегодняшний пар и это его халат висит на вешалке у входа. Он был красный и влажный. Мокрые волосы, небрежно зачесанные назад пятерней, блестели. Капли выступали на широкой груди, обильно покрытой густой растительностью, дорожкой сбегающей вниз по накачанному, ни малейшего признака жира, животу и теряющейся где-то под белым полотенцем, тщательно замотанным вокруг талии.

Злата на миг представила, как это полотенце разматывается и соскальзывает на деревянный пол, к ногам стоящего перед ней мужчины. Ее бросило в жар. Даже капельки пота выступили над верхней губой. В ушах зашумело.

«Все-таки вертебро-базиллярного криза мне не избежать, – краем сознания подумала она. – Традиция же. Падать в обморок в бане. И сейчас я упаду в обморок только от того, что рядом со мной стоит практически обнаженный мужчина. Точнее, именно этот практически обнаженный мужчина. Здорово, Добровольская! Как же низко ты пала! Если бы он сейчас развернул это чертово полотенце, ты была бы рада ему отдаться прямо на этом столе. Тебя бы даже присутствие посторонних не смутило. Кто бы мог от тебя ожидать!»