Обман Зельба

— Подождите, пожалуйста. Мне нужно минут десять-пятнадцать. — Акцента как не бывало.

Я стоял за дверью и слышал обрывки фраз, из которых складывалась общая картина: Лео велела детям обуваться, напоминала про бутерброды и куртки. Потом сбежала вниз по лестнице, захлопала дверями комнат и дверцами шкафов. Наконец все четверо вышли из дома. Лео была в плаще, на плече у нее висела полная дорожная сумка.

— Вы не будете возражать, если я с детьми поеду впереди? Я хочу завезти их в детский сад и в школу, а машину оставлю у клиники.

Она открыла «ровер» и помогла детям забраться в машину.

Я поехал за ней, видел, как девочка отправилась в детский сад, а мальчишки в школу. Потом Лео припарковала «ровер» у клиники, опустила ключи в почтовый ящик на входной двери и подошла к моей машине.

— Можно ехать.

Кажется, она приняла меня за полицейского. Ну что ж, я еще успею объяснить ей, кто я на самом деле. Когда я повернул на дорогу в сторону Эбербаха, она удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Мы молчали до Эрнстталя. Я остановил машину под деревьями.

— Пойдемте выпьем кофе.

Она вышла из машины.

— А потом куда?

— Не знаю. В Бонн? В Гейдельберг? Куда бы вам хотелось?

Мы сели за столик на террасе и заказали кофе.

— Вы не из полиции. Кто вы такой и что вы от меня хотите?

Достав табак и папиросную бумагу, она ловко свернула сигарету и прикурила от моей зажигалки. Она курила и терпеливо ждала ответа, глядя на меня. Во взгляде ее не было недоверия, только настороженность.

— Вендт мертв, и все говорит за то, что его убийца — вот этот человек. — Я показал ей фотографию из ее альбома, на которой псевдо-Зальгер стоит с ней рядом, обняв ее за плечи. — Вы его знаете.

— Что дальше? — Настороженность в ее взгляде сменилась враждебностью. До этого она сидела, положив руки на стол, теперь откинулась на спинку стула.

— Что дальше? Вендт вам помогал. Сначала спрятал вас в психиатрической больнице, потом организовал вам место о-пэр в Аморбахе. Я его почти не знал, но мне становится как-то не по себе при мысли, что он мог бы жить, если бы я сказал полиции то, что она хотела от меня услышать о вас, о нем, — я указал на фото, — и о Вендте. Я почти уверен, что он бы не погиб, если бы ваши пути не пересеклись.

Хозяин принес кофе. Лео встала.

— Я сейчас вернусь.

Может, она надумала, протиснувшись сквозь окошко в туалете, податься лесами в Баварию? Я решил рискнуть. Хозяин тем временем разъяснил мне, что наши леса гибнут с тех пор, как в немецких печах горит русский газ.

— Они в него что-то добавляют! — шепнул он мне доверительно. — Ни война, ни оружие — ничего им этого теперь уже не требуется.

Лео вернулась за столик. У нее были заплаканные глаза.

— Скажите наконец, чего вы от меня хотите? — Она говорила нормальным голосом, но это стоило ей немалых усилий.

Я коротко рассказал о связанных с ней событиях последних недель.

— А на кого вы работаете сейчас?

— На себя. Иногда это можно себе позволить, если ненадолго.

— И вы хотите узнать то, что знаю я, просто так, из любопытства?

— Не только. Я хотел бы понять, что мне еще светит от этого типа. — Я показал на фото. — Кстати, как его имя?

— Допустим, я вам все расскажу. А что потом?

— Вы имеете в виду, сдам ли я вас после этого в полицию?

— Ну да, это же прибыльное дело, верно? Кстати, вы легко меня узнали?

— Не могу сказать, что это было очень трудно. Впрочем, узнавать людей, которые не хотят быть узнанными, — это часть моего ремесла.

— Вы увезете меня отсюда?

Я не понял, что она имела в виду.

— Я имею в виду… увезете ли вы меня куда-нибудь, где нет этих… этих фотографий в газетах… Их же, наверное, теперь разошлют по всем почтовым отделениям и полицейским участкам, как тогда, когда ловили Баадера и Майнхоф, ^[21] и будут показывать по телевидению? По телевидению тоже показывали?

— Вчера вечером.

— Ну так как, у вас есть идеи? Тогда бы я вам рассказала все, что вы хотите знать.

Я призадумался. Помощь террористической организации, укрывательство преступника, воспрепятствование осуществлению правосудия… Я мысленно пробежал глазами перечень возможных последствий. Освободят ли меня в мои семьдесят лет от судебной ответственности «по возрасту и состоянию здоровья», или это — исключительная привилегия нацистских преступников? Конфискуют ли они мой «кадет» как орудие преступления? Решение морального вопроса, сдержу ли я свое обещание, данное Лео, даже в том случае, если узнаю, что на ее совести самые страшные злодеяния, какие только можно себе вообразить, я отложил на потом.

Я встал.

— Хорошо. Я отвезу вас во Францию, а по дороге к границе вы расскажете мне то, что вам известно.

Она продолжала сидеть.

— А когда мы приедем на границу, дежурный офицер пожелает нам счастливого пути и…

Она была права. Даже в новой Европе с ее открытыми границами полиция во время крупномасштабных поисковых операций берет пограничные пункты под особый контроль.

— Я переправлю вас через естественную границу.

32

Бананы в выхлопной трубе

По телевидению просили с пониманием отнестись к незначительным, но неизбежным ограничениям свободы передвижения — полицейским рейдам и проверкам документов. Поэтому я выбирал тихие, узкие дороги с тракторами, сеновозами и комбайнами, которые стараются избегать как простые водители, так и полицейские. Мы проехали через малый Оденвальдский лес и Крайхгау, перебрались через Рейн у Леопольдсхафена и въехали у Клингенмюнстера в Пфальцский лес. В два часа мы были в Нотвайлере.

— Рассказывать особенно нечего… — начала Лео, когда мы миновали Эрнстталь, но тут же опять надолго умолкла.

До самого Неккарбишофсхайма она мрачно о чем-то думала, сворачивала и курила одну самокрутку за другой.

— Не понимаю… Рольф практически не имел отношения к акции и не участвовал в ней. Убивать его не было никакой надобности, никому. А как его убили?

— Расскажите мне просто все с самого начала.

— Ну, тогда я начну с Хельмута Лемке. Правда, у него теперь другая фамилия, но все равно. Вы со своей фотографией быстро выясните ее. Он действительно был мне как старший брат. Когда отец в первый раз привел его к нам домой, я еще не ходила в школу. Он не считал себя слишком взрослым, чтобы играть со мной в саду в прятки или догонялки, а когда я немного подросла, он научил меня играть в теннис. Ему явно так же не хватало младшей сестры, как мне — старшего брата.

— А как с ним познакомился ваш отец?

— Хельмут был студентом и во время каникул проходил практику в министерстве. Чем-то он понравился отцу. В шестьдесят седьмом году он переехал из Бонна в Гейдельберг. Наш контакт с ним немного ослаб, но он периодически бывал в Бонне, каждый раз заглядывал к нам и по-прежнему возился со мной. Когда отец попал в тюрьму и все от нас отвернулись, он продолжал навещать нас как ни в чем не бывало. А потом вдруг, шесть лет назад, исчез, словно провалился сквозь землю.

— Когда он снова появился?

— Прошлым летом. Comme çа. ^[22] — Она щелкнула пальцами.

В один прекрасный день он вырос у нее на пороге и поздоровался с ней, как будто они расстались вчера. В последующие недели они виделись почти каждый день.

— Это было для нас… Как бы это сказать… С одной стороны, мы знали друг друга уже сто лет и были как родственники, с другой стороны, мы заново открыли для себя друг друга.

Означало ли это, что у них была любовная связь? Во всяком случае, они много времени проводили вместе — теннис, прогулки, театр, кулинарные эксперименты. Однажды он рассказал ей, что шесть лет провел за решеткой. Его посадили за взрыв в здании окружного военного комиссариата в Гейдельберге.