Бандитская Лиговка

- Люблю.

- Чьи?

- Все.

Они вернулись к машине. Вместо того, чтобы ехать к Петербургу, Янсон направил колеса в противоположную сторону. Заметив, что место работы снова удаляется от нее, Шкворень возмутилась:

- Я пол дня прогуляла, куда вы едете?

- Все-таки преступность преходяща. Еще несколько минут культуры и едем обратно.

Вскоре Георгий привез Полину в Рождествено, расположенное рядом с Вырой.

- Смотри-ка, отстраивают. Замечательно. Именно такой дом должен стоять на этом взгорье.

Они остановились напротив церкви. Шоссе уходило вниз к реке и бежало дальше, на подъем. Слева от него на вершине зеленого холма среди высоких деревьев строители восстанавливали усадьбу Набоковых, сожженную несколько лет назад. После пожара Янсон был поражен не столько разрухой, сколько видом столетних сосен, стороны которых, обращенные к огню, были уничтожены. Наполовину мертвые деревья. Стоящие на корню деревья, наполовину сгоревшие. Заживо.

- Говорят, якобы коммерческие структуры не поделили усадьбу и кто-то пустил красного петуха. Современный дикий капитализм добивает наследие капитализма старого. Здесь жил автор "Лолиты". Скоро намечается премьера фильма по этой вещи. Сходим?

- Если получится.

Обратно они ехали не торопясь. Проезжая снова мимо трактира, Полина спросила:

- А откуда труппа?

- Голодных актеров и раньше хватало.

- Настоящих бандюков тоже привлекаете?

- Зарплата не та.

- И часто вы входите в роль?

- Бывает, что по неделям нет работы, бывает по два шоу в день. Раскручиваемся. Слух о нас пошел по всей Европе, в Штаты информацию заправили. Скоро от клиентов отбоя не будет.

Шкворень вдруг быстро спросила совсем о другом:

- А кто убрал Лося?

Янсон ответил преувеличенно назидательным тоном:

- Служебные вопросы - в вашем служебном кабинете, пожалуйста.

Шкворень не обратила внимания на ответ.

- Нам стучат, что это сделала ваша банда. Двойное дно? Два лика банды? Игровой и действительный образы?

- Вы удивительно проницательны. Впрочем, это по должности положено. Банда, играющая банду. Это тема для романа. С любовной интрижкой: главарь охмуряет начальницу милиции в своих корыстных гнусных целях.

- Впрочем, безуспешно. Ладно, я так. Чтобы вы знали ход моих размышлений.

При подъезде к Гатчине Полина Антоновна спросила:

- Вы католик?

- Интересная логика. Если Янсон, да ещё и Янович, то он из Прибалтики, следовательно - католик. Нет, я южанин. В детстве пьяный сельский поп испугался меня и отказался крестить. Орал: изыди, сатана! С тех пор я долго не любил священников. И только год назад, когда попал на Лиговку, когда стал жить её законами и беззакониями, душа попросила, чтобы её кто-нибудь простил. Крестился, но в церковь так и не хожу.

- Я тоже, грешница, редко бываю. Заедем? Здесь по пути.

- Пожалуй, если нагрешили.

- Возьми правее, на Павловск.

Полина, помолчав, вдруг спросила:

- А почему пьяный поп испугался вас? Он совсем был в стельку и ему что-то мерещилось?

- Потом как-нибудь.

- Вас что-то угнетает?

- Что-то? Все. Недавно господин Немцов откровенничал в "Коммерсанте" о том, что если человек не ворует и не продает за бесценок, то это уже классно. Планка нравственности сильно опустилась, особенно в Москве. Задача столичных чиновников - нахапать сколько удастся и по возможности помочь стране. По возможности. А взять хотя бы мой бизнес. Чего стоит мое внешнее, материальное процветание? Оно все-таки построено на криминале, на театральном, но криминале. Люди не должны пропитываться блатняком, лагерным жаргоном, бандитскими повадками. Внешнее наслоение дурного поведения со временем проникает внутрь и проявляется потом как свойство натуры. Твоей натуры. Это ужасно.

Янсон, вспомнив что-то неприятное, ударил рукой по баранке:

- Недавно ехал в поезде по делам. По трансляции крутили убогие лагерные песни. Суть их простая: поганые менты хватают хороших, но несчастных, оступившихся парней и сажают на баланду. В тюрьме тоска, в лагере тоска и разборки. И так в каждой слезливой, а то и агрессивной песенке. Слушает народ во всем поезде, слушает насильственно, как тяжко несчастным ворам и бандитам. Битый час слушают люди. Потом повторили. Всю кассету заново, обе стороны. И снова поставили! Я где мог - в купе, в коридоре, радио выключил. Но из других купе слышно. Сходил в радиорубку. А там сопляки блатные из себя матерых изображают. Суют деньги дежурному поезда, а тот рад стараться - кассетку заново ставит. Пацаны эти - снова в транс. Сопереживают, подпевают: "И схватили меня молодого, под конвоем в леса повезли...".

- Ты, надеюсь, не судимый?

Янсон мотнул головой, улыбнулся, потом как-то нехорошо засмеялся. Полине показалось, простуженным голосом. Она прокидывала Янсона по адресному бюро, знала, что чист.

- Не судимый я. Не знаю как там, в тюрьме. Кстати, также смутно представляю как надо вести себя в церкви.

- Как хочешь - так и хорошо будет. Я тоже не страсть какая набожная. Просто вхожу в храм и жду какая икона меня к себе позовет. На неё и молюсь.

- Не могу молиться. Беседовать - да. А просить, даже у господа, не могу.

- Тогда беседуй. Давай перед церковью перейдем на ты? Не первый день друг друга знаем.

- Давай, так будет проще.

- Договорились. Ну так вот, скажи иконе про себя чего ты хочешь. Может, хочешь помощи другому, не себе.

- Люди жестоки друг к другу. Им бы пожелать чувствовать страдания и боль за других. Говорят, что близнецы способны переживать физическую боль друг друга, даже если они находятся на удалении. В Англии две близняшки, им где-то за пятьдесят лет уже, всю жизнь непроизвольно чувствовали что случается с каждой из них. Венди порезалась - у Бетти тот же палец болит без пореза. Они даже не знают когда чья голова болит, потому, что боль испытывают головы каждой одновременно. Кому таблетки глотать? Представляешь? Или стрясется беда в семье одной - другая уже чувствует и звонит: "Что случилось, Бетти? Я вся отчего-то дрожу". Всем бы так чувствовать друг друга...

Полина с интересом слушала. Георгий собирается молиться за человечество? А личное?

- "Все люди - братья". Утопия. Но как её не хватает вот уже столько столетий. А что бы ты пожелал себе?

- Янсон засмеялся и выпалил:

- Раздвоиться.

Полина тоже улыбнулась.

- На Венди и Бетти?

- На Мону и Лизу, - отчего-то нахмурился Георгий.

Церковь в Павловске стоит прямо на кладбище. Могилы справа от нее, могилы на отлогом левом склоне. Выйдя из машины, Полина заметила, что здесь почему-то много усопших с финскими фамилиями. Янсон и Шкворень походили по кладбищу, потом поднялись в церковь. В этот день был открыт только второй этаж. Все там скромно и тихо. Георгий удивился, что священник в рясе запросто сидит на скамеечке у стены, беседует с кем-то. Обычно они делают что-то свое в алтаре, как начальники. А этот по свойски внушает собеседнику что-то, "грузит" как говорят.

Перекрестившись у входа, Полина прошептала:

- Я без платка, ты - без крестика. Грешим. Старушки заворчат, вот увидишь.

- Зато на мне цепь золотая из реквизита, толще поповской.

- Не гордись, не кощунствуй.

- Ты уже чувствуешь какая икона тебя зовет?

- Конечно. Я здесь уже бывала. А ты что чувствуешь?

Георгий сосредоточенно молчал. Шагнул вперед, остановился.

- Кажется, меня зовет священник.

- Так подойди к нему.

У Р А Н

- Что это?

На работе Полину Антоновну ждали крупные неприятности. Когда Янсон подвез её к зданию РУВД, из дежурной части опрометью выскочил Бузьков.

- Тут такое, тут такое! Начальник главка ищет вас, сердится. Я отвечал, что вы на выезде, осматриваете места происшествий.

- Их много, этих мест?

- Десятка два пока выявлено.

Янсон криво улыбнулся, глядя на суетливого офицера и отъехал.