Черные тузы

ом завещании, переполняло чувство глубокой родственной благодарности и жгучего нетерпения. Он, прежде месяцами не вспоминавший о существовании тетки, стал звонить ей аккуратно три раза на дню, утром, днем и вечером, донимая старуху вопросами о здоровье и самочувствии. Каждый телефонный разговор он начинал одними и теми же вопросами: «Как поживаете? Здоровье как? В смысле, как сегодня себя чувствуете?» «Не беспокойся, ещё жива», – с грустью отвечала тетка. – Когда это случится, ты узнаешь первым. Может, я и зажилась на этом свете, но ты уж потерпи ещё немного».

Она жалела о поспешно составленном завещании, изменить что-либо казалось ей немыслимым, нравственно неудобным. А телефон уже настойчиво трезвонил. «Как здоровичко?» – интересовался племянник. «Что-то ноги немеют», – нечаянно пожаловалась тетка. «Ноги немеют? – голос племянника зазвучал взволнованно. – А онемение не распространяется выше? На грудь, на сердце?» «Не распространяется, – вздыхала тетка. – К сожалению». «А-а-а, тогда ладно, – племянник казался разочарованным. – Тогда я попозже позвоню».

Выслушав рассказ Валентина, Трегубович то ли засмеялся, то ли захрюкал. Нацедил пива в стеклянный, треснувший вдоль донышка стакан, он посмотрел пиво на свет, сделал несколько глотков и крякнул от удовольствия.

– Жаль, я тебе помочь не могу. С племянником этим и с теткой, клизмой старой, разобраться. Мне нельзя больше в Москве оставаться. А то бы вместе к ней подъехали и быстро все решили. Или по-хорошему или по-плохому.

– Чем ты можешь помочь? – Валентин хмыкнул.

– Ну, у меня есть кое-какой опыт в таких делах, – Трегубович скромно опустил глаза. – То есть, я могу заставить человека делать то, что он совсем не хочет делать. А твоя тетка с племянником это для меня так, закусочка на завтрак.

Иллюстрируя свои слова, Трегубович показал пальцем на тарелку с соленой рыбой. Но Валентин слушал невнимательно, рассеяно. Жутко недовольный собой, недовольный неудачной поездкой, зря потраченным временем, недовольный теткой, у которой так и не удалось выпросить квартиру во время десятидневных унизительных бесплодных переговоров, он вновь и вновь переживал свое поражение. Он думал о том, что теперь впереди не осталось никаких светлых перспектив, придется коротать век не в российской столице, а в убогом частном домишке, вросшем в землею на рабочей окраине поселка в пригороде Бреста, на десяти сотках земли, засаженных картофелем и овощами, за глухим двухметровым забором.

Трегубович, тонко уловив подавленное настроение Валентина, не мог сопереживать неудачнику, не был способен настроиться на грустный лад. Через минуту он уже забыл о существовании какой-то там тетки и племянника, тянуло поговорить о приятном. Голову Трегубовича кружила, туманила праздничная, приятно пьянящая эйфория. Фарт пошел, поехал, покатил. Все задуманное получалось, не то слово получалось, все удавалось с неожиданным блеском и легкостью.
* * * *

Ночь после убийства Марьясова Трегубович провел в деревенском доме некоего