Ненавистная фрау

— К счастью, последнее, — сказал он. — Оливер фон Боденштайн.

Надменность в мгновение ока превратилась в живой интерес. Простые полицейские здесь не пользовались большим авторитетом, но приставка «фон» перед именем сотворила чудо.

— Тогда давайте поговорим о редких именах, — ответила блондинка. — Меня зовут Тордис. Вы имеете какое-то отношение к Боденштайнам из замка Боденштайн?

— Да, — удивленно кивнул Оливер. — Это мои отец и брат.

— Я вас никогда там не видела, — произнесла блондинка, — хотя раньше занималась в замке верховой ездой.

— А почему сейчас не занимаетесь?

— Мне хотелось чего-то большего, чем просто бесцельно ездить верхом по территории. А так как они все еще не построили приличный манеж, я перебралась сюда.

Боденштайн знал, что его отец и брат уже несколько лет боролись с администрацией и строительными ведомствами, чтобы снести крохотный конный манеж. Он, к сожалению, охранялся законом о защите исторических памятников, и на строительство современного большого манежа им требовалось разрешение. Но главный комиссар ушел от темы и, собравшись с мыслями, попытался вспомнить, что, собственно, хотел узнать.

— Вы были знакомы с Изабель Керстнер?

— Ах, речь идет об Изабель… — Тордис, казалось, была разочарована. — А я уж думала, что у Фредди рыльце в пушку. Мы с ней немного пересекались, но я здесь, в этом комплексе, не так давно.

— Изабель была симпатичной, — подала голос шатенка по имени Анке Шауер. — Она всегда была по-настоящему крутой, и ей плевать было на то, что о ней думают другие.

— Ее не особенно любили здесь, в конюшне, — посмотрел на собеседниц Боденштайн, — но можете ли вы предположить, что кто-то был бы способен ее убить?

— О, тут точно найдется человек тридцать, которые бы с удовольствием ее удавили, — заявила Тордис. — Как честолюбивые мамаши, так и отвергнутые мужчины.

— Что вы можете сказать о Кампманне? — спросил Боденштайн.

Молодые женщины переглянулись и покачали головой.

— К нему это не относится, — сказала Тордис. — Изабель была для него важна. Он был ей благодарен, что торговля лошадями действительно идет успешно и его кошелек пополняется. Господин Кампманн поддерживает прекрасные отношения с людьми, которые ему выгодны.

— Однако это звучит довольно цинично.

Тордис развела руками.

— Кампманны не в моем вкусе, — добавила она. — Они распределяют свои симпатии очень откровенно.

— Но это не совсем так, — защитила Анке Шауер инструктора и его жену. — Кампманн и Сюзанна действительно симпатичные люди.

— Симпатичные, — презрительно фыркнула Тордис. — Ты тоже в личной зависимости. Естественно, он будет с тобой любезничать. Твой отец купил у него уже двух дорогих лошадей.

Анке Шауер, похоже, не понравилась критика инструктора и его жены. Боденштайн заметил, что Тордис в течение всего времени не спускала с него глаз. Ее изучающие взгляды как-то по-особенному и даже неприятно сбивали его с толку. Мерещились ли ему призраки из прошлого или она действительно немного напоминала Инку Ханзен?

— Я видела Изабель в последний раз в субботу, во второй половине дня, — сказала Тордис, когда Боденштайн уже подумал, что не услышит больше ничего, кроме историй, не представляющих большого интереса. — После конюшни я поехала в «Макдоналдс» в Швальбах. Там я случайно увидела ее. Она стояла на парковочной площадке и разговаривала с каким-то типом. То есть… — Она запнулась, на секунду задумалась и положила указательный палец на кончик носа. — Собственно говоря, они скорее ссорились. Мужчина схватил ее за плечо. Пока я выходила из машины, он исчез.

— Что это был за мужчина? — Боденштайн поздравил себя с принятым им самим решением поехать в «Гут Вальдхоф». Наконец он узнал хоть что-то о последних часах недолгой жизни Изабель Керстнер.

— Понятия не имею. Я его как следует не разглядела. Автомобиль, правда, был необычным. Старый кабриолет «Мерседес-Пагода» 280 SL, семидесятого года выпуска, золотистого цвета. Начальная буква на государственном номере — «G»… У меня слабость к старым автомобилям, — с улыбкой пояснила.

— В котором часу это было? — поинтересовался Боденштайн.

— Примерно в половине четвертого. — Тордис посмотрела Боденштайну прямо в глаза. — Изабель была в очень веселом расположении духа. Она бросилась мне на шею и сказала что-то вроде: «Заходи как-нибудь ко мне, я пошлю тебе эсэмэску».

— Заходи? — спросил Боденштайн. — Куда?

— Не имею представления. — Тордис пожала плечами. — Изабель часто говорила какую-нибудь чепуху, я не придавала этому значения.

Боденштайн осознавал, что пристально смотрит на нее, и старался придать своему голосу деловой оттенок, когда расспрашивал обеих девушек об окружении Изабель. Анке Шауер сказала, что у Изабель было очень много знакомых. По крайней мере, у нее никогда не возникало проблем, если она хотела познакомиться с мужчинами; скорее, проблемы появлялись, когда ей надо было от них избавиться. Кто купил ей «Порше», не знала ни Анке, ни Тордис.

— Недавно Изабель сообщила, что скоро у нее отпадет надобность ограничивать себя в расходах, так как она затеяла супердело, которое обеспечит ей роскошную жизнь, — вспомнила Анке Шауер. — Она скрывала какую-то тайну.

— Когда это было? — насторожился Боденштайн.

— Пару недель назад. — Анке призадумалась, наморщив лоб. — Примерно в конце июля. Тогда она все время разъезжала с этим Филиппом.

— С Филиппом? — переспросил Боденштайн.

— Мерзкий такой тип, — сказала Тордис. — Примерно лет тридцать — тридцать пять, темные волосы, зачесанные назад и уложенные гелем, костюм и темные зеркальные очки.

— И шикарный автомобиль, — добавила Анке Шауер. — Изабель утверждала, что он кинопродюсер. Пару раз она притаскивала его сюда, чтобы устроить шоу.

Боденштайн поблагодарил обеих дам за информацию и дал им свою визитную карточку.

— Позвоните мне, если вспомните что-то еще, что могло бы нам помочь.

Шатенка кивнула и убрала визитную карточку, а Тордис внимательно стала ее изучать.

— Только в этом случае? — спросила она и подняла голову.

— Простите?

— Я имею в виду, я вам могу позвонить, если что-то вспомню об Изабель, или просто так — тоже? — Тордис опять смотрела на него вызывающе и с легкой издевкой.

Боденштайн ответил на ее взгляд. Инка Ханзен в молодости с короткими волосами. Невероятное сходство!

— Меня интересует только расследование дела. — Он улыбнулся подчеркнуто холодно. — Приятного вечера.

Оливер пересек двор — при этом ему казалось, что он чувствует спиной взгляд Тордис, — и вошел в конюшню с торца. В проходе царили оживление и суматоха. Лошади, привязанные к стержням решетки боксов, были вычищены, оседланы или только что расседланы. Несколько лошадей находились в светлом шестидесятиметровом манеже. Фридхельм Дёринг сидел на резвом гнедом жеребце. Наметанным глазом знатока лошадей Боденштайн определил, что Дёринг хороший наездник. Он не давал своей лошади сбить себя с толку неправильными скачками.

— Извините, — раздался голос за спиной Боденштайна, — могу я вам чем-то помочь?

На мужчине были светлые бриджи для верховой езды и рабочая обувь. Его лоб украшал пластырь. Мужчина осмотрел Боденштайна с головы до ног. Похоже, присутствие посторонних в этой конюшне не приветствуется.

— Мне нужен господин Дёринг, — сообщил Боденштайн, — спасибо.

В этот момент Фридхельм Дёринг прогалопировал мимо двери и посмотрел на Боденштайна. На его лице промелькнуло удивленное выражение, и он осадил свою лошадь.

— Добрый вечер, господин главный комиссар! — крикнул он, и все посетители манежа невольно, кто заметно, а кто слегка, повернулись в сторону Боденштайна.

В глазах мужчины в светлых бриджах читалось неудовольствие. Боденштайн догадался, что это, вероятно, инструктор Кампманн.

— Добрый вечер, господин Дёринг, — ответил Боденштайн.

— Вы ко мне? — Фридхельм резко натянул поводья, потому что лошадь сделала пугающий скачок в сторону.