Танец над пропастью

Та не могла не признать, что вместе они выглядят гармонично – стройный жилистый Игорь с крупными завитками волос, падающими на лоб и шею, и маленькая, хрупкая француженка с шапкой пушистых кудряшек и милым, хотя и несколько кукольным, личиком.

– Мы замечательно укладываемся в график! – восторженно продолжала девушка, обращаясь к Игорю. – У нас осталась неделя на шлифовку, так что, я думаю, все пройдет просто удивительно!

Удивительно, замечательно – Рита ощутила прилив раздражения, хотя, в сущности, Жаклин ничего особенно не сказала.

– Ты решил танцевать первоначальный вариант? – спросила Рита у Байрамова, просто чтобы не молчать.

– Он гораздо лучше, – кивнул тот. – Думаю, я смогу довести его до ума в оставшееся время.

На лице Жаклин отразилось удивление, и Рита с некоторым злорадством поняла, что Байрамов не поставил свою новую пассию в известность об изменениях, которые он решил внести в шоу.

– Но ведь тот вариант очень сложный! – попыталась возразить француженка. – Ты уверен, что справишься?

– Никогда не чувствовал себя более уверенным.

– Но…

– Хореограф теперь я, и только я буду решать, как надо это танцевать! – сухо перебил он и, развернувшись, направился к выходу из зала. Рита почувствовала, как по спине побежали мурашки: ей показалось, что это сказал отец, и она даже огляделась, словно ожидая увидеть парящее в воздухе довольно ухмыляющееся лицо покойного директора театра.

Приблизившись к кабинету отца, она с трепетом открыла тяжелую дверь и вошла. Уборщица продолжала прибирать помещение, хотя его хозяина не было в живых: на столе и полках – ни пылинки, бумаги лежат аккуратными стопками. Рита присела в отцовское кресло с высокой спинкой. Синявский любил добротную, громоздкую мебель, и это кресло больше походило на трон, чем на рабочий стул. Но ведь он и был здесь королем, если не богом! Отец правил театром единолично, и его «подданные» с трепетом ожидали каждого решения Великого и Ужасного.

В отцовском кресле Рита чувствовала себя неуютно. Она встала, размышляя, сидит ли Байрамов на этом «троне» и как он себя при этом ощущает? Девушка намеревалась подумать здесь, в тишине и одиночестве, но после встречи с Игорем и Жаклин это желание куда-то улетучилось. Рита решила выйти на улицу через кабинет, чтобы лишний раз не столкнуться с Байрамовым. Она уже запирала дверь снаружи, когда незнакомый голос за спиной произнес:

– Только не пугайтесь, Маргарита Григорьевна!

Разумеется, она испугалась: на улице темно, фонарь над дверью перегорел, и Рита едва сумела попасть ключом в замок, а тут еще над самым ухом кто-то заговорил! Она выронила ключи, разглядев в темноте два мужских силуэта. Один нагнулся и поднял связку, второй не двигался, стоя чуть поодаль. Мужчина вложил ключ в ее дрожащую руку, а другой рукой вынул что-то из кармана. Рита приготовилась к худшему, но это оказалась всего лишь зажигалка.

– Непорядок, Маргарита Григорьевна, – заметно грассируя, заметил мужчина, направляя зажигалку так, чтобы она могла разглядеть его лицо. – Надо заменить лампочку, а то можно запросто сломать шею в темноте на льду!

Внешность говорившего оказалась совсем не пугающей. Он был ниже Риты, лысоватый, с чисто выбритым круглым лицом, не лишенным приятности. Несколько излишнюю полноту его скрывало отлично сшитое пальто с меховым воротником. Глаза незнакомца, серые и слегка навыкате, смотрели доброжелательно.

– Где мои манеры! – покачал он головой. – Позвольте представиться: Владимир Соломонович Горенштейн. – Он с достоинством поклонился. Старомодная форма представления рассмешила Риту, и все ее опасения мгновенно улетучились, хотя в темноте продолжала маячить вторая фигура, гораздо более внушительных размеров.

– Это Ваня, мой шофер, – сказал Владимир Соломонович, проследив за ее взглядом. – Прошу вас ненадолго в мою машину, барышня, а то здесь, в темноте и холоде, как-то неприлично беседовать.

Интуитивно понимая, что бояться нечего, Рита безропотно подчинилась приглашению. В салоне работал обогреватель, и она вдруг поняла, что действительно замерзла, стоя на ветру.

– Жаль, что до сих пор нам не представился шанс познакомиться, Марго, – сказал Владимир Соломонович, садясь на место водителя и разворачиваясь к ней лицом. – У нас с вашим папой были денежные дела. Я присутствовал на похоронах и хочу принести соболезнования, пусть и с опозданием. Редкий был человек ваш отец, таких давно сняли с производства!

– Так это вам он остался должен тридцать тысяч долларов? Вы можете забрать их в любой момент, деньги не пригодились. Может, папа задолжал еще и проценты?

– Никаких процентов, – покачал головой кредитор. – Я бесконечно доверял Григорию Сергеевичу. Можно сказать, мы приятельствовали. Когда-то давно, вы еще тогда, простите за каламбур, под стол пешком ходили, он оказал мне неоценимую услугу. По этой причине ваш папа имел право на беспроцентные кредиты.

– Тогда почему же вы решили стребовать с него долг таким странным способом? – спросила Рита, набравшись храбрости.

– Простите, что вы имеете в виду? – Ее собеседник и впрямь выглядел удивленным.

– Я имею в виду подпиленный кронштейн прожектора, из-за которого мы едва не лишились одного из солистов и двух артистов кордебалета. Неужели нельзя было решить вопрос по-другому, даже если отец и задержался с выплатой?

Похоже, ее слова застали собеседника врасплох.

– Послушайте, моя милая, – наконец сказал он, и в его голосе зазвучали нотки обиды. – Владимир Соломонович может, не подумав, сказать грубость. Владимир Соломонович может даже ударить, если его разозлят. Но он никогда, слышите – никогда не пошел бы на подобную гадость из-за денег! Человек, уважающий искусство так, как я, не может иметь к этому отношения!

Сама не зная почему, Рита ему поверила. Горенштейн не походил на человека, действующего варварскими методами. На его лице застыло выражение оскорбленной невинности, и девушка примирительно коснулась рукава его пальто.

– Простите, я вела себя невежливо, – сказала она. – Но в последнее время произошло столько ужасных вещей, что я просто не знаю, как на них реагировать!

Выражение лица Владимира Соломоновича смягчилось. Он мягко похлопал ее по руке.

– Ладно-ладно, – улыбнулся он. – Вам простительны подозрения, ведь вы меня совсем не знаете. Но это дело нельзя так оставлять, дорогуша. Вы обратились в полицию?

– Да, – кивнула Рита. – Хотя сомнительно, что они смогут что-нибудь узнать. Вы, то есть папин кредитор, были моей единственной зацепкой. Раз диверсию совершили не вы, значит, я вообще не представляю, кто мог такое сделать, а главное – зачем?

Ее собеседник задумался на несколько минут.

– Ваш покойный батюшка периодически одалживал у меня деньги, – заговорил он наконец. – Это случалось два-три раза в год. Что меня удивляло, так это постоянная сумма – тридцать тысяч долларов, но я, разумеется, не считал возможным выспрашивать, на что ему деньги.

И тут Рита выложила ему все о письме шантажиста. Пока она говорила, Горенштейн кивал, словно ее слова только подтверждали его догадки.

– Знаете, Рита, я не удивлен, – сказал он, когда она закончила. – Мне приходила такая мысль, но Григорий Сергеевич не находил нужным поделиться проблемой со мной, а я не был вправе задавать ему вопросы. Вы не думаете, что шантажист испортил прожектор из мести, если ваш отец почему-либо отказался платить или чтобы заставить его поторопиться с выплатой?

– Теперь остается только этот вариант, – со вздохом согласилась Рита. – Значит, нам нечего опасаться, ведь с папиной смертью сведения, которые этот человек мог обнародовать, стали никому не нужны. То есть никто не станет ему ничего выплачивать, ведь я даже не представляю, чего папа так боялся!

– Есть еще одна вещь, – задумчиво проговорил Горенштейн.

– Какая? – насторожилась Рита.

– Григорий Сергеевич перед самой своей смертью просил меня собрать для него большую сумму. Речь шла о прямо-таки огромных деньгах, и я сказал, что на это потребуется время.