Танец над пропастью

Следующей по списку с подходящими инициалами была Галина Северская, ведущая актриса Пушкинского театра и чуть ли не самая востребованная звезда кино и телесериалов. По крайней мере два из них сейчас с успехом шли по главным российским каналам. Этой, наверное, тридцать с небольшим. Очень красивая брюнетка с оленьими глазами, похожая на тех, кого любил писать Брюллов, но гораздо более изящная. Третьей шла Сомова, тоже Галина. Трудно сказать, сколько ей лет, но Рита помнила, что она блистала в «Аиде» и «Травиате», когда сама Рита была еще ребенком, и мама приводила ее в Мариинку послушать «великую Сомову». Не особенно красивая певица обладала поистине ангельским голосом, превосходным меццо-сопрано. Со времен Ритиного детства эта женщина нисколько не постарела и прекрасно выглядела. Итак, трое. А скольких еще она не знает? А что, если Г.С. – это не имя и фамилия, а имя и отчество?

Буравя взглядом толпу, Рита неожиданно заметила Игоря. Он стоял в стороне, рядом с Жаклин и ее отцом. Значит, он все-таки пришел! Черные брюки, длинное черное пальто нараспашку, открывающее надетый под ним черный свитер с высоким воротом. Только теплый вязаный шарф, замотанный вокруг шеи, синего цвета с белыми прожилками. Несмотря на мороз, шапку Игорь не надел, и темные вьющиеся волосы красиво обрамляли его скуластое лицо, на котором застыло отсутствующее выражение. Они с Жаклин стояли во главе группы артистов отцовского театра, словно прикрывая собой растерянных танцовщиков и балерин, а те прятались за их спинами в надежде обрести хоть какую-то почву под ногами и уверенность в завтрашнем дне. Рита понимала их беспокойство: со смертью Григория Синявского, на связях и таланте которого держался театр, их дальнейшая судьба находилась под вопросом.

Байрамов не сказал ни слова над гробом Синявского, впрочем, как и остальные артисты «Гелиоса». Балетные не отличаются красноречием, поэтому данный факт мало кого удивил, хотя от Игоря все же ожидали прощальных слов – как-никак он считался любимым учеником хореографа. Но в свете неопределенной ситуации с расследованием гибели Синявского большинство присутствующих правильно расценили его нежелание произносить речи. Когда гроб опустили в могилу, Байрамов вместе со всеми прошел рядом, чтобы бросить сверху горсть земли. Жаклин кинула туда еще и огромный букет белых гвоздик, который до этого держала в свободной от локтя Игоря руке. Рита надеялась, что Байрамов подойдет, но он этого не сделал. Перекинувшись парой фраз с коллегами, Игорь направился к выходу. На некоторое время Рита потеряла его из виду, так как к ней продолжали подходить люди. Когда же она вместе с семьей подошла к воротам, там творилось нечто невообразимое. Около сотни папарацци и журналистов настойчиво теснили полицейский кордон, нацелив на знаменитостей микрофоны и камеры. Некоторые из тех, кто присутствовал на похоронах, давали краткие интервью, но большинство старались проскользнуть мимо жадных до сенсаций борзописцев и укрыться в автобусах или собственных авто. Хрупкая, но очень юркая журналисточка, каким-то чудом сумевшая прорваться сквозь оцепление и протащившая за собой оператора, подскочила к Байрамову и сунула ему под нос микрофон. От неожиданности он отшатнулся, но крохотная женщина наступала на него с неотвратимостью и напором бронетранспортера.

– Несколько слов для Первого канала, Игорь! – бесцеремонно затарахтела она. – Каковы ваши ощущения?

– А какие обычно бывают после похорон? – невнятно ответил он вопросом на вопрос, пытаясь отстранить назойливую тетку, но та не сдавалась.

– Я имела в виду, каково присутствовать на прощании с человеком, в убийстве которого вас подозревают? Все знают, что у вас с Григорием Синявским были частые стычки, а во время последней он вообще выгнал вас из своего шоу. Говорят, имела место быть безобразная сцена, практически драка между вами! Вы так часто ссорились, что о ваших с ним разногласиях знали далеко за пределами труппы…

– Если бы я убивал всех, с кем у меня разногласия, Питер был бы усеян трупами! – рявкнул потерявший терпение Байрамов. Воспользовавшись внезапно образовавшимся в толпе проходом, он решительно отодвинул субтильную телевизионщицу в сторону и нырнул в «Мазду» француженки. Жаклин последовала за ним и, изо всех сил надавив на газ, сорвалась с места с такой бешеной скоростью, словно опасалась, что журналисты станут их преследовать.

Семья миновала толпу под прикрытием Миши, Мити и Егора Стефановича, которые расшвыривали зевак в стороны, освобождая женщинам дорогу. Рита села в Митину машину. Они проехали несколько десятков метров, как вдруг он неожиданно затормозил и повернулся к пассажирке. Мягко взяв ее руку в свою, Митя спросил:

– Хочешь, не поедем в ресторан?

Рита подняла на него удивленные глаза, а он между тем продолжал торопливо, словно боясь, что она не захочет выслушать до конца:

– Там и без нас разберутся, а мы потом позвоним и объясним, что все в порядке.

Митя словно прочел ее мысли: Рита не желала продолжения тягостной церемонии в обществе людей, говорящих только о том, каким гением был ее отец и как обществу будет его не хватать. Ей хотелось вырваться из состояния безысходности и депрессии, поэтому она спросила:

– А куда мы поедем?

Митино лицо просветлело. Не ответив, он сорвался с места. Рита откинулась на спинку сиденья и расслабилась – впервые за весь бесконечный день. Ей, собственно, было безразлично направление, и она безучастно смотрела в окно, за которым мелькали городские постройки. Вскоре пейзаж сменился, и девушка поняла, что они выехали за пределы города. Уже темнело, когда машина подъехала к кирпичному дому на окраине дачного поселка. Митя вышел, открыл ключом высокие чугунные ворота, потом снова сел в машину и въехал на территорию. Рита вылезла и огляделась, пока он закрывал калитку.

Дом стоял на опушке леса. В городе снег давно перестал быть белым, приобретя серовато-бурый унылый цвет, и стал жестким, словно короста на теле прокаженного. Здесь же он мягким белым покрывалом лежал на деревьях и кустах, сияя в сгущающихся сумерках необыкновенным флюоресцентным светом. Во дворе росли липы и высоченный тополь. Митя загнал свой «Пежо» в гараж и вернулся к Рите.

– Чей это дом? – спросила она.

– Теперь мой, – улыбнулся он. – Недавно купил у приятеля.

Рита знала, что Митя не живет на зарплату танцовщика. Его отец в начале перестройки быстро сориентировался и отхватил изрядный кусок «Норильского никеля». В то время Митя жил в далеком северном городе и не помышлял о балетной карьере. Семья, в которой он был единственным ребенком, неожиданно разбогатела. В детстве мальчик имел все, чего могла пожелать его душа – дорогие игрушки, поездки с родителями за границу, элитная школа. Потом мать Мити вдруг решила, что неплохо бы отдать ребенка в хореографический кружок. Затем она подумала, почему бы ему не поступить в Академию русского балета имени Вагановой, и приехала с сыном в Питер. Папа вполне мог купить Мите театр, где его чадо могло бы вволю реализовывать свои таланты, но мальчик оказался способным, и отцу не пришлось открывать свой бездонный кошелек – Митю зачислили. С самого начала его положение отличалось от положения большинства других детей. Он жил с матерью в отдельной квартире с высоченными потолками, находившейся в сталинском доме на Васильевском острове. Мите выдавали много карманных денег, он был одет лучше других, и на занятия его привозил шофер на сверкающей белой «Тойоте». Но Митя быстро понял, что, дабы не стать изгоем среди сотоварищей, настороженно относившихся к богатенькому мальчику, он должен завоевать их расположение. Поэтому мальчик охотно делился с сокурсниками всем, что имел, и вскоре стал своим. До сих пор бывшие товарищи по училищу занимали у Мити крупные суммы денег, и он никогда не отказывал. Работал Митя не за зарплату, а исключительно в удовольствие. Рита знала, что балет был его страстью, и то, что Григорий Синявский высоко ценил Митины способности, считая его одним из лучших танцовщиков в городе, много для него значило. Митя боготворил Синявского, а это не могло оставить равнодушным балетмейстера, склонного к тщеславию. В тяжелые для Григория Сергеевича времена, когда он порвал с Мариинским театром и поссорился почти со всеми, на ком держался балетный мир Северной столицы, Митя находился рядом. Благодаря его отцу Синявскому удалось найти деньги для поездки за границу. После покорения зарубежных сцен оказалось гораздо легче встать на ноги на родине, и Григорий Синявский вновь поднялся на вершину славы, каждую ступеньку к которой с ним прошел и Митя.