Капкан. Сожженный некролог

И тут, размышляя, Рая нашла точное слово:

— Все!

— А если конкретнее?

— Дикая она была, дикарка, понимаешь? Сызмальства дикая. То сотрет подметкой рисунки с асфальта, что дети делали, то проткнет им мяч гвоздем, то просто побьет без всякой причины. А как спросишь их, кто у вас главный, лидер по-нынешнему (Рая гордо произнесла это слово: дескать, знай наших!), — все как один: Эмилия, Эми, Эмочка! Ну, а как девицей стала, ты бы поглядел: идет важная, надутая — вот-вот лопнет, смотрит тебе в глаза и молчит, на улице никого не узнает, проходит мимо — ни с кем ни слова, принцесса! Чего заносишься, чего выставляешься, а? А то я не знаю вас! Задницу нечем было прикрыть, пока не… Все ее мать виновата, Кристина эта, «богородица». Только про нее не надо говорить, а то меня сейчас удар хватит! Подумаешь, одна осталась! Ну и что? Многие остаются без мужа — так надо себя не помнить?

— Значит, все это началось после развода? — вставил Гео, воспользовавшись короткой паузой, которую сделала разволновавшаяся Рая.

— Да нет, не совсем так. Кристинка и раньше ее как куклу наряжала, но когда Дишо навострил лыжи в Алжир ребенка делать своей мадаме, тут она будто совсем сдурела. Ни в чем девчонке отказа не стало. Я его не оправдываю. Дишо этого, таких на куски резать надо, но ежели ты целый день слышишь одно только нытье да рев — как тут не убежать? Ну ладно, дитя нервное, беспокойное, болеет часто, но у тебя, женщина, муж в доме, что ж ты носишься только с ребенком, а на мужа никакого внимания? Я так и говорила Кристинке, но это все равно что стенке говорить. «Привет, Райка, как дела?» — и бегом прочь, будто корова языком слизала. А знаешь почему? Я, видишь ли, первая сплетница в квартале. А ты кто такая, а? Уголовница, воровка ты, вот кто!

— Может, вы знаете, как Эмилия утонула? — Гео выпил кофе и вертел в пальцах тонкую чашечку, вглядываясь в слой гущи на дне. — Это правда, что не нашли?

— Правда. Тут разные сказки рассказывают… Говорят, сама она положила конец своей жизни. Ходили они с отцом вечером по мосту, тут она в какой-то момент разбежалась и — бух в темные волны… Я спрашивала у брата Кристины, он в Софии живет — глупости, говорит, чего только не выдумают люди, Эми поскользнулась на мосту и упала в воду, вот и все. «Но неужто не было там никого, кто бы помог ей? Этот тюфяк Дишо, отец ее, почему не прыгнул следом за ней?» — «Потому что он не умеет плавать. Кричал, звал — никого вокруг. Позже появились люди, но где там, от нее ни следа. Отнесли ее волны. Высоченные, до неба доходили».

— А сама Эмилия умела плавать?

— Только что не шла ко дну. Так ее парень говорил, я слышала. Я и его спрашивала про мост. То же самое — поскользнулась. А сам заставил отца своего — большой начальник у него отец — звонить в Варну и в нашу милицию ходил. «Какой смысл им врать мне?» — а сам смотрит на меня и вижу: не верит тому, что говорит.

— Погодите, Рая, вы совсем меня с толку сбили. Какой парень, какой начальник?

— Ее, ее парень! Этакий верзила, уши у него торчат. «Эма, детка, говорю ей, ты прости, что я вмешиваюсь, но это что же — ребята нормальные повывелись? Была бы я твоей матерью, я бы его на пушечный выстрел не подпустила к тебе!» А она этак свысока поглядела на меня: «Простите, вы что-то сказали?» Кукла! Это я уж потом узнала про его отца. Заместитель председателя, квартиры раздает, дачи. То-то же, думаю, не велика важность, что уши ослиные. А они таскаются с утра до вечера, он ее в школу провожает и из школы домой, жмутся тут у входа. Браво, думаю, Кристина! Хорошо рассчитала. Но арифметика ее вышла некудышной, ошиблась она в расчете-то. А как попала она в тюрьму, знаешь что получилось?

— Могу только предположить, — пожал плечами Гео. — Парень бросил Эмилию. Может быть, даже сам папа начальник настоял. Верно?

— Эх ты, журналист! Все наоборот — она его бросила! Значит, это она, Кристина, выбрала парня и ее заставила… Шалавая не шалавая, но Эми знала себе цену: самая красивая девушка в Пловдиве! Она только покажется на улице — и все вы, мужичье, шеи ломаете, глядя ей вслед.

— Вот тут я вам верю… — задумчиво проговорил Гео и чуть прикрыл глаза, будто пытаясь восстановить перед внутренним взором какую-то картину.

— Так ты ее видел? — Как ни была Рая занята своим рассказом, она вдруг пристально поглядела на Гео — что-то в его тоне насторожило женщину.

— И да и нет… Я видел некролог, — как можно спокойнее объяснил он.

— Снимок — ерунда. Ты бы увидел ее как есть! Не дружили мы с ней, но что кривить душой. Стройная как тополь! А глаза — сожгут тебя и пепел развеют!

— Возможно, даже наверняка это так. Но почему вы решили, что именно она его прогнала?

— «Решила»… Поняла я это! Молодые как? Поссорятся из-за чего-то, а завтра все пройдет. Бедный парень! Круглые сутки стоял здесь, я уж думала — он, наверно, и спать, и есть, и мыться, бриться бросил. Все вверх, на ее окно смотрит. А она окно зашторила, в квартире сидит, никуда не выходит. От стыда ли, от тоски по матери, от упрямства ли? Выходила только в булочную, за хлебом. А он ждал ее на углу, вроде бы случайно здесь оказался. Забегал то с одной стороны, то с другой, умолял ее. А она — нет. Отвернется, оттолкнет его рукой, будто он муха какая-нибудь или комар, и идет — такая важная, как царица. Потом притащился ее папаша из Алжира и увез ее в Варну. Не помню, кто принес новость в квартал — утонула, когда расхаживала с Дишо по мосту на Золотых Песках…

— Как зовут этого парня? — прервал ее Гео.

— Не знаю.

— А его отца?

— На кой мне его имя? Я за выгодой не гонюсь, есть другие для этого.

— Догадываюсь, на кого вы намекаете, но если у Кристины только одно было на уме, зачем ей нужна была касса? Ведь не сегодня-завтра Эмилия…

— Затем, что она была уверена — никто ее не тронет. Пойди в сберегаловку, там тебе все объяснят! Оборотень, притворщица, каких свет не видал! Брат ее из Софии, так и тот, бедолага, клялся: «На кого угодно мог подумать, что украдет, только не на нее!» Вот тут мы разговаривали с ним, на площадке…

— Из вашего рассказа я понял, что Эмилия жила одна после несчастья с матерью. Выходит, ее дядя даже не позаботился о ней? Явился, когда уже ничем не мог помочь?

— Точно, точно. Сунулись в квартиру, завернули все вещи в кусок нейлона, ткнули в гардероб — и бежать прочь, с тех пор как сквозь землю провалились…

— Но тогда кто же расклеил некрологи по случаю годовщины смерти Эмилии? Может, какие-то другие родственники?

— Как бы не так! Он расклеил, парень ее. Недавно это было. Пришел как-то утром с ведерком и с кисточкой, пробрался в дом, как вор… Чего ему стыдиться? Пусть другие краснеют, которые пальцем не пошевелили. Вот вы, журналисты, все толкуете по телевизору про молодежь — такая она, сякая. Так ведь все от человека зависит. Может, сын лучше отца вырос, разве не так?

— Честно признаюсь, вы здорово меня удивили. Такие чувства в наше время… Я должен обязательно найти этого парня, обязательно!

— А это не трудно, ты узнаешь его по слушалкам. Как увидишь на улице ослиные уши — он это!

— Любопытная комбинация! — рассмеялся Гео. — Самая красивая девушка и самые длинные уши. Ну, спасибо вам за все. — Он почти нежно похлопал Раю по руке, истертой добела мытьем посуды и стиркой. — И за ваши рассуждения тоже… — Гео достал из заднего кармана брюк маленькую записную книжечку и открыл ее на букве «P». — Я хочу записать ваши координаты: Рая, а дальше?

— Ты лучше запиши тех, наверху, когда вернутся из Чехословакии. Я не говорила тебе? Их водой было не разлить с Кристиной и покойной, земля ей пухом…

Полковник сдержал слово — на другой день к вечеру дело Эмилии было уже на руках у Гео. А до этого он ничем не занимался, если не считать беспокойных блужданий по улицам Пловдива, во время которых — где-то в глубине души у него таилась надежда — он мог бы случайно столкнуться со своей таинственной пассажиркой — двойником Эмилии. Он не знал города и шел куда глаза глядят, но при этом не делал ни единой попытки остановить кого-либо из прохожих и спросить, например, куда ведет эта улица, или что это за парк, или как называется эта площадь.