Змея за пазухой

Дед Гаврик накрыл стол: поставил старинные хрустальные фужеры и вазу с фруктами, открыл коробку конфет, которую принес Никита, но когда вознамерился откупорить подарочную бутылку, Никита сказал:

— Гавриил Никитыч, вы уж извините, но я пить не буду.

— Что так? Неужто записался в трезвенники?

— Ну вы скажете… Просто я сейчас за рулем. А в ГИБДД такие волчары служат, что вывернут меня наизнанку, если попадусь с запахом.

— И то верно. Жаль… Тогда откушаем чай. А твое вино оставим на праздники.

Чай у деда Гаврика оказался позабористее доброго вина. Его нельзя было в полной мере назвать чифирем, он был не столь крепок, и какие-то ароматические примеси создавали неповторимый букет, скрывающий горечь напитка, но когда Никита выпил полчашки, у него голова пошла кругом.

— Уф! — сказал он и с ошалевшим видом откинулся на спинку стула. — Что вы сюда подмешали?!

— Обижаешь, Никита, старика… Гостям все самое лучшее. — Дед Гаврик весело рассмеялся. — В заварке только пользительные для здоровья травки. Сам собирал и сушил. Пей, пей без опаски. Я вот пью такой чай который год и на здоровье не жалуюсь.

— Что поделаешь, нынешнее молодое поколение вам, старикам, и в подметки не годится. Народ хилый пошел.

— Глядя на тебя, этого не скажешь.

— А я ведь реликт времен застоя, когда все продукты были натуральными, никакой химии. Да и компьютеров тогда не было, и мы не торчали с утра до вечера у мониторов, а играли в футбол, хоккей, наконец, дрались, пробуя силушку.

— И подворовывали на рынке… сукины дети.

Никита ностальгически улыбнулся. Поход на рынок для детдомовской детворы был сродни посещению Диснейленда для современного пацана. Яркость красок, многолюдье, изобилие продуктов и разных вкусностей, теоретически бесхозные кошельки, которые так и просились в руки шебутных детдомовцев…

Впрочем, юные «осоавиахимовцы» кошельки воровали редко. Эту «профессию» в основном осваивали десятиклассники, которым край как нужны были деньги на личные нужды. Чем ближе становился день прощания с детдомом, тем сильнее у мальчишек пробивалось мужское начало. Десятиклассники восседали на Олимпе детдома, поэтому каждый из них считал своим долгом хоть раз в месяц сходить со своей подружкой в кафе, чтобы съесть мороженое и распить бутылку шампанского. (Крепкие напитки, как ни странно, среди старшеклассников не были в моде.) Так что финансовый вопрос представал перед ними во всей своей неприглядной наготе, и его решение требовало немалых усилий и еще больше — удачи.

Детдомовские воришки-мальцы и подростки делились на две категории — «чапаевцев» и «нахимовцев». Откуда пошли эти наименования, про то история умалчивает. Но смысл их проявлялся весьма зримо. Обычно «чапаевцы» — в основном мелюзга — налетали на базарных торговок кавалерийским наскоком, хватали все, что попадалось под руку, и исчезали, да так ловко, словно сквозь землю проваливались. Конечно, брали они немного, по мелочам, — кусочек сала, кольцо домашней колбасы, связку бубликов или небольшой горшочек с медом, — поэтому торговки поднимали шум не из жадности, а по традиции; это был своего рода воскресный спектакль. Они-то знали, что эти мелкие воришки — сироты, а у какой русской женщины не заболит душа при виде обездоленных детей. (Впрочем, добровольно угостить детдомовцев у торговок почему-то рука не поднималась.)

Что касается «нахимовцев», то подход к делу у них оказался более творческим. Это были в основном учащиеся седьмых-восьмых классов. Чтобы «выйти в море», им требовалась приличная одежонка, которую собирали, что называется, с миру по нитке — ведь каждый «нахимовец» должен был выглядеть не хуже домашнего подростка. Все действо обставлялось солидно: пока один «нахимовец» торговался, шелестя дензнаками перед носом тетки (все знали, что вид купюр завораживает торговок; деньги приходилось собирать среди детдомовцев под честное слово), второй тем временем ловко сметал с лотка все, что ему приглянулось. Правда, «нахимовцы» сильно не разбойничали; как говорится, птичка по зернышку клюет и сыта бывает.

Иногда милиция устраивала облавы на воришек, но толку от этого было мало. Воскресный базар со стороны казался вавилонским столпотворением, так много крестьян из окрестных сел приезжало торговать своей продукцией. Не меньше было и покупателей, поэтому затеряться среди толпы не составляло большого труда.

— Гавриил Никитыч, я к вам по делу.

— А то я не догадался… — проворчал дед Гаврик. — Нет бы просто навестить старика, чтобы покалякать о житье-бытье, выпить рюмку-другую… Очерствел народ. Деньгу с утра до позднего вечера зашибают, чтобы тут же прожрать все заработанное и в сортир отнести. А поговорить, как раньше бывало, душу излить друг другу? Все замкнулись в четырех стенах, зарылись, как кроты, в свои норы и морды на свет ясный не кажут. Раньше ходили в гости даже без приглашения, а нынче на аркане не затащишь. Идти в гости — значит нужно нести подарок. А жаба-то душит — это ж какие расходы?!

— Гавриил Никитыч, вы ко мне несправедливы. Я совсем недавно ушел в запас и возвратился в город. Так что с меня спрос маленький.

— Ладно уж… Верю. Говори, что там у тебя.

— Есть один сейф с хитрым замком, а ключи отсутствуют. Нужно что-то делать.

— Никак вторую специальность решил приобрести? — Взгляд деда Гаврика стал острее бритвы. — Лавры медвежатника прельстили?

— Что вы, Гавриил Никитыч! Как можно такое думать?!

— Вишь как взвился… Даже побледнел. Ну, прости старика, ляпнул сдуру. Но ты все же расскажи мне, что там у тебя за история с этим «медведем».

Никита рассказал. Правда, не все, а лишь некоторые моменты, не касающиеся расследования убийства Олега Колоскова. И приврал немного, будто его послала к старику Принцесса, которую дед Гаврик тоже хорошо знал.

— …Полина хочет знать, что лежит в сейфе, вот и попросила меня посодействовать, — закончил свою речь Никита.

— Другой коверкот… — с облегчением улыбнулся старик. — И что собой представляет этот «медведушка»?

Никита обрисовал тайник, как мог, и показал рисунок замочной скважины. Дед Гаврик нахмурился.

— Швейцарское изделие… — сказал он мрачно. — Редкое. Лет пять назад мне довелось делать дубликат ключа к подобному сейфу, и что ты думаешь — я не смог. Там такая точность… микронная. А у меня глаза уже не те, что были раньше. Не те… — Старик тяжело вздохнул. — Для таких ключей требуется специальное оборудование, которого в городе нет.

— Ну и что мне теперь делать? Может, болгаркой попробовать?

— Жаль резать такой механизм. Он очень дорого стоит. Мало того, я сомневаюсь, что это получится. Между стенками сейфа есть наполнитель, который никакая зараза не берет, а петли только для виду, так как дверка запирается калеными штырями — по три штуки на каждую сторону. И потом, ты ведь хочешь обтяпать дельце по-тихому, не привлекая внимания. Не так ли?

— Да, так, — уныло кивнул Никита. — Полина просила не шуметь. Дом-то элитный…

— А представь, сколько будет шума в доме, когда заработает болгарка. Не проще ли забрать посудомоечную машину из квартиры? Привезешь в мастерскую — есть тут у меня на примете одно укромное местечко, — посмотрим, посоветуемся со спецами, может, что и придумаем.

— И на другой день, — подхватил Никита, — каждая собака в городе будет знать о сейфе покойного Колоскова. Это не входит в планы Полины, — приврал он для пущей убедительности. — Нет, такой вариант исключается.

— Ну, тогда я не знаю… — Старик развел руками.

— Придется искать ключ… но боюсь, что эта затея совершенно бесперспективна.

Дед Гаврик наморщил лоб и задумался. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Даже муха, надоедливо жужжащая на оконном стекле, умолкла, затаилась, наверное, осознала важность мыслительного процесса хозяина квартиры.

— Есть один человечек… — наконец с некоторым сомнением молвил старик. — Но он уже давно отошел от дел по причине весьма преклонных лет, хотя раньше был просто асом в своей профессии. Его учил сам Беня Смольный. Но захочет ли он помочь…