Любовницы по наследству

Журналистика начала привлекать Жору, наверное, с самых пелёнок. Даже в армии, когда всё так называемое «свободное время» было загружено у нас до предела, он как-то умудрялся находить несколько свободных минуток в день, чтобы почитать периодическую прессу. Половник был самым настоящим фанатиком политики, и если вдруг в его присутствии завязывался какой-либо спор на эту тему, Жора сразу же оказывался самым ярым его участником. Создавалось впечатление, что он был осведомлён до самых наименьших подробностей обо всём на свете: будь то политический скандал в американском Белом Доме, или же убийство в пьяной драке очередного бича на загородной мусорной свалке. В газете его уважали, — Жора считался среди своих сотрудников, если можно так выразиться, корреспондентом от Бога. Он мог добывать факты и сенсации намного раньше от менее везучих коллег, которые за это часто точили на него зуб и ставили палки в колёса. Потому Жора и не мог никак продвинуться по службе, или хотя бы перейти работать в более престижную газету. Но данное обстоятельство, казалось, его нисколько не огорчало, — парень всего себя посвящал работе, вот только жена жаловалась, что он ей мало внимания уделяет. Я не раз говорил ему — Жора, смотри, уведут от тебя Надежду, но он на это только улыбался, продолжая вести прежний образ жизни…

Я прибыл в редакцию к двенадцати часам дня. В метро почему-то была большая давка, пришлось пропустить несколько электричек подряд, чтобы ехать посвободнее.

Жора встретил меня в своём кабинете чуть ли не с распростёртыми объятиями. Он по-прежнему оставался тем же маленьким весёлым человечком с огненно рыжей шевелюрой и широкими скулами, которого я видел при последней нашей встрече. Вот только живот за это время у него успел немного подрасти. Одет Жора был тоже, как и раньше, в слегка потёртые серые брюки и неизменный домашней вязки синий свитер с воротником под самое горло.

— Глядя на тебя, не скажешь, что в стране кризис, — вместо приветствия задорно пошутил я, бесцеремонно усаживаясь на твёрдый стандартный стул с обтянутым грязноватой материей сидением. — Толстеешь, браток, прямо на глазах. Скоро, смотри, лицо в телевизионный экран перестанет вмещаться.

— Да ты, я вижу, тоже к дистрофикам не относишься, — в такт мне язвительно ответил друг. — Ну, рассказывай, олух царя небесного, где ты так долго пропадал, почему не объявлялся.

— А самому позвонить было слишком умно? Или, как обычно, времени не хватало? — простодушным тоном заявил я. — И вообще, полгода — это разве долго? Сейчас время идёт быстро, — не успеешь оглянуться, — уже в гробу лежишь.

Жора не смотрел в мою сторону, а лихорадочно перебирал небрежно разбросанные на рабочем столе бумаги. Он был в своей стихии, рядом с которой, будь я ему хоть родным братом или отцом, всё равно бы отошёл на второй план. Мне же находиться в пропитанном бумажной пылью помещении с закрытой форточкой, систематическим скрежетом принтеров и постоянным галдежом за стенами было не очень таки приятно, но, что поделать, приходилось терпеть.

— Да, это точно. — После небольшой паузы Половник всё же возвратился из параллельного мира своих многочисленных бумаг в жизнь реальную. — Знаешь, иногда, бывает, за делами некогда и вверх посмотреть, не то, что друзьям позвонить. Главный наседает, как коршун, словно специально на меня давит. Вот, в аккурат за полчаса до твоего прихода от него указание получил, — опять нужно срочно на выезд. Какие-то идиоты снова на Крещатике очередную акцию проводят.

— Выходит, я опять пришёл не вовремя.

— В принципе, несколько минут я имею, так что говори, за чем пришёл. Я ведь тебя знаю, ты ведь просто так никогда не ходишь. Чем можем, как говорится, тем поможем. Только учти, денег взаймы не дам, — сам сижу «на бобах». С зарплатой у нас, Андрюша, что-то в последнее время уж слишком туговато стало.

Я искренне скривил лицо, перебирая в голове всевозможные варианты, как бы деликатнее объяснить ему свою не совсем обычную просьбу. Перед глазами почему-то возник снимок, на котором Юрий Колесников с Еленой Батуриной обнимались на диване. Я представил, что бы могло случиться, попади эта фотография в Жоркины руки, и несдержанно улыбнулся. Такой бы, как он, ни за что бы не упустил шанса раздуть из столь маленького снимка огромную по своим размерам сенсацию.

— Ну, чего ты зубы скалишь? — Жора открыл ящик стола и продолжил свои поиски уже там. — Выкладывай, что там у тебя. Не тяни резину.

— Ты, Жорик, как всегда, прав. — Я поднялся со стула и подошёл к нему ближе. — Я пришёл не просто так. Мне нужна кое-какая информация, и по возможности как можно скорее.

— Информация какого рода?

— Ты о Батурине что-либо знаешь, ну о том, о политике?

— Знаю. — Жора резко прекратил копаться в бумагах и уставил на меня свои пятикопеечные удивлённые глаза. — Я у него пару раз даже интервью брал, а что случилось?

— Да так, пока ничего. Просто мне бы хотелось о нём знать немного более того, что знают остальные простые смертные. — Я на какую-то секунду замялся. — Скажем, подробную биографию этого человека, ту, о которой не пишут в газетах, со всеми выдающимися подробностями и неординарными случаями из его личной жизни, ну, ты понимаешь?

— С трудом, но стараюсь, — ответил Половник, неловко падая в своё ободранное кресло на винте и почёсывая при этом затылок. — А зачем тебе такие данные? Никак в его партию собрался вступать? Смотри, это дело довольно опасное. Сейчас многие Батуриным увлекаются, — его экономическими проектами, историческими очерками. Партия Восстановления Равенства понемногу расширяет свои ряды, неужто и ты повёлся на их уловку?

— Нет, Жора, не беспокойся. Ты ведь знаешь, я — человек довольно апатичный, а к политике равнодушен вообще, — мне стало даже немного смешно от подобных его суждений, — для меня их партийные лозунги — всё равно, что реклама женских прокладок. От них мне, по большому счету, не бывает ни холодно, ни жарко. Слава Богу, после развала комсомола я никогда никуда не вступал, и вступать не собираюсь, разве что только у меня в тёмном подъезде кто-то нагадит. Мне не нужны его работы, его речи, очерки там всякие, — их свободно можно прочитать в периодической печати. Нужна только его подробная биография. Я знаю, что ты имеешь подобное досье почти на всех политических лидеров нашей страны…

В этот момент дверь кабинета резко открылась, и сопровождаемая громогласной коридорной волной на пороге нарисовалась миловидная брюнеточка с соблазнительными восточными чертами лица, одетая в тугую зеленую кофточку и просторный джинсовый комбинезон, ничуть не скрывающим аппетитные формы.

— Георгий Михайлович, вас уже все ждут, — голоском певчей канарейки прощебетала она. Услышав ее, я сразу же понял, что слышал час назад по телефону именно это звонкоголосое создание.

— Хорошо, Лизонька, сейчас иду. — Половник, как ужаленный, подскочил с кресла, подошёл к шкафу и достал из него своё длинное серое пальто. — Ладно, старик, попытаемся как-то помочь твоем горю, хотя, честно сказать, не знаю, какой тебе прок будет от этой информации.

— Ну, она же особой секретности не представляет. За нее ведь нас с тобой за решетку не посадят. — Я проводил выходящую Лизоньку пожирающим взглядом и сглотнул слюну. — А девочка, в принципе-то, ничего. С такими кадрами можно работать вполне ударно. Даже дома можно не ночевать.

— Не присматривайся, — не твоя конфетка, — скептически улыбнулся Жора. — У неё, если тебе интересно знать, такой муж, что всем нам кости переломает, и даже не спросит как кого звали. Лучше скажи, как там Татьяна? Не бросила ещё тебя дармоеда? А может быть, уже и до свадьбы у вас дело доходит?

— Надумаемся пожениться, — обязательно позовём, — коротко отрезал я. Посвящать его в проблемы своей личной жизни было совершенно не обязательно. Чего доброго, — возьмет, да по инерции перенесет их на страницы своей паршивой газетенки.

Мы спешно вышли из кабинета и быстро зашагали по многолюдному коридору.