По следу смеющегося маньяка. Ложная жертва. Крылья безумия

Справа находилась старая столовая, теперь переоборудованная в бар, отделанный дубовыми панелями, и гриль-зал. Все столы были заняты нарядными постояльцами. Именно здесь выступал певец, чей высокий голос заглушал общий гомон и смех.

Человек в парке направился вдоль вестибюля к стойке администратора. За стойкой ему приветливо улыбнулся юноша лет восемнадцати.

– Надеюсь, сэр, у вас зарезервирован номер, – сказал он. – У нас полным-полна коробочка.

Мужчина опустил на пол сумку, снял очки и откинул капюшон парки, открыв светло-голубые глаза и коротко остриженные темные волосы. У него были высокие скулы и тонкая, почти никогда не исчезающая морщинка между бровями. Он был очень хорош собой, отличался мрачной задумчивой красотой.

– Питер Стайлс! – радостно воскликнул молодой человек.

– Думаю, у вас найдется для меня комната, – сказал Стайлс.

– Д-да… конечно, мистер Стайлс. – Юноша пробежал пальцем по списку зарезервированных номеров. – Только, боюсь, не совсем то, что вы просили… Вот, номер двести пять. Это на один пролет лестницы выше и через три двери по коридору от лестничной площадки. И вам придется делить ее с кем-нибудь.

– Я просил комнату на первом этаже или коттедж, – сказал Стайлс, и складка между его бровями обозначилась резче.

– Но, мистер Стайлс, папа больше ничего не смог сделать. Вы же знаете, в зимний сезон отель забит до предела.

– И комната двести пять, да еще на двоих, – это все, что у вас есть?

– К сожалению, это так, мистер Стайлс. Это очень хорошая комната, она как бы выступает наружу. Окна выходят на склон холма. Отдельная ванная. И парень, который будет жить вместе с вами, очень порядочный. Это Джим Трэнтер. Он занимается для папы какой-то работой по общественным связям.

– Если это все, что у вас есть, придется соглашаться, – после минутного раздумья сказал Стайлс. – Не попросите ли кого-нибудь отнести наверх мою сумку?

Юноша засмеялся:

– Я не могу оставить стойку, мистер Стайлс. А все остальные работают в баре или в зале. Боюсь, вам придется нести свой багаж самому.

Он снял ключ с доски за своей спиной и протянул его Стайлсу.

Рука Стайлса дрогнула, и его лицо залилось мертвенной бледностью.

– Я не могу ее нести, – проговорил он. – Пошлите ее наверх, когда у вас появится возможность.

– Да это просто смешно! – презрительно сказал юноша. – Вы не сможете донести всего одну сумку?

– Где ваш отец? – спросил Стайлс.

– Где-то здесь, – ответил молодой Лэндберг.

– Так найдите его! – резко приказал Стайлс, испугав юношу. – Немедленно приведите его, если не хотите, чтобы я свернул вам шею!

Молодой человек недоуменно пожал плечами и вышел из-за стойки. Стайлс поглядел на свои сцепленные руки и медленно разжал их. Ладони были влажными от пота. Он вытер их о брюки.

Из бара показался Макс Лэндберг – жизнерадостный, коренастый, с коротким ежиком серебристо-седых волос, одетый в темно-синие лыжные брюки и серый тирольский жакет, отделанный голубой и серебристой ниткой. На его лице царила профессиональная улыбка гостеприимного хозяина.

– Питер! – сердечно воскликнул он, протягивая гостю свою крупную руку.

– Привет, Макс. – Стайлс твердо сжал руку хозяина отеля.

– Извини насчет номера, – сказал Макс Лэндберг.

– Все нормально, – кивнул Стайлс. – Но мне не справиться с сумкой. Твой сын, кажется, решил, что это такая шутка.

Улыбка Макса Лэндберга замерла, и он обернулся к сыну.

– Ах ты, сопляк! – сказал он. – Ну-ка, поворачивайся и немедленно отнеси сумку в номер двести пять. – Когда смущенный парень поспешил исчезнуть с багажом гостя, Лэндберг снова повернулся к Стайлсу: – Он ничего плохого не имел в виду, Питер. В любом случае он должен был взять ее, но он сказал не подумав. – Он опустил глаза. – Ну, как твоя нога, дружище?

– Пока еще я не могу рисковать и таскать тяжести вверх и вниз по лестнице, – сказал Питер. – Не могу занимать руки, чтобы успеть удержаться при падении, если этот проклятый протез выскочит из-под меня. – Он горько улыбнулся. – Никому бы не порекомендовал иметь искусственную ногу для комнатных видов спорта.

– Тебе помочь подняться? – спросил Макс.

– Без багажа я поднимусь и сам, – сказал Питер. – И я не люблю, когда мне помогают или наблюдают за мной.

– Мы ужасно рады твоему приезду, – сказал Макс. – Но не получится ли, что ты только растравляешь свою рану? Мы с Хеддой подумали об этом, когда ты позвонил.

– Я приехал сюда, – тихо проговорил Питер, – потому что намерен добраться до сукиного сына, который виновен в этом.

Он поднял правую ногу и опустил ее на пол с глухим деревянным стуком.

Глава 2

Первая часть его истории началась год назад.

О послевоенных поколениях наша литература писала очень много. После Первой мировой войны наступил век джаза, выразителем которого стал Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Затем пришла очередь «потерянного поколения», о проблемах которого с горечью писал Эрнест Хемингуэй. А наших современников можно было бы назвать «поколением, не имеющим цели». К нему принадлежал и Питер Стайлс.

После окончания Второй мировой войны мир на Земле так и не наступил. Человек не мог планировать свою будущую жизнь. Пропустив главный военный конфликт нашего века, Питер оказался в Морском корпусе, ведшем в 1951 году военные действия в Корее. Он оставил его, не получив ни царапины, в чине капитана. Однако в его внутреннем мире произошли глубокие потрясения. Будучи единственным ребенком в семье, он рос невероятно привязанным к родителям. Герберт Стайлс, выпускник Йельского университета 1925 года, добился крупных успехов в качестве администратора одной из рекламных фирм. Его жизнь текла по стандартному образцу: дом в Новом Кэнене, ежедневные поездки в Нью-Йорк, два сухих мартини в Йельском клубе перед ночным поездом, отправляющимся домой. В семье было достаточно средств, чтобы Питер мог получить образование в Хочкиссе и Йельском университете. Будущее, за исключением тревоги по поводу службы Питера в военно-морском флоте, казалось семье уютным и безопасным.

Питер прослужил в Корее шесть месяцев, когда пришла телеграмма от отца, в которой тот извещал сына, что его мать внезапно скончалась в результате внутреннего кровоизлияния в мозг. Это был тяжелый удар, осложненный тем, что Питера не могли отпустить домой, чтобы он мог разделить горе с отцом. Герберт Стайлс не очень любил писать письма, и к Питеру поступали лишь обрывочные сведения о том, что последовало за смертью матери. Она оставила Питеру свое личное состояние, которое должно было приносить ему ежегодный доход в пятнадцать тысяч долларов. Затем он узнал, что в свои пятьдесят лет отец удалился от дел, продал дом в Новом Кэнене и обосновался на житье в Йельском клубе в Нью-Йорке.

Питер вернулся домой весной 1953 года. Герберт Стайлс был уже не тем человеком, которым знал его Питер, уходя в армию. Перенесенная утрата основательно подкосила его. Не имея никакого занятия, меньше чем за год он превратился в безнадежного алкоголика. До этого Питер и не подозревал, до какой степени Герберт Стайлс был привязан к своей жене. Он выказал все признаки своей радости по поводу возвращения Питера, но на самом деле в его душе не было ничего, кроме кровоточащей горечи о кончине жены, невыносимого одиночества и полной бесцельности дальнейшего существования. Присутствие сына только еще больнее напоминало ему о тяжелой утрате.

Питер продолжал поддерживать связь с отцом, но больше он ничего не мог для него сделать. Время неумолимо летело. Благодаря полученному от матери наследству Питеру не было необходимости зарабатывать на жизнь. Престижное образование не дало ему, увы, конкретной профессии. Он посещал курс в Йельской драматической студии и одно время мечтал стать актером; затем его желания изменились, и он собирался заняться драматургией. Но вообще-то у него попросту отсутствовал какой-либо интерес к любой карьере.