Обман Зельба

Мне же в случаях, связанных с исчезновением людей, платят за то, чтобы я, в отличие от полиции, не сидел сложа руки. Я позвонил в канцелярию Гейдельбергского университета и выяснил, что Леонора Зальгер больше не числится студенткой. Она была в списках учащихся во время зимнего семестра, но с началом летнего семестра не зарегистрировалась.

— Это, конечно, еще ни о чем не говорит. Иногда студенты просто забывают об этом и вспоминают лишь перед экзаменом или в связи с устройством на работу… Нет, адреса я вам дать не могу, ведь она у нас больше не числится.

Работа! Это навело меня на ценную мысль: я позвонил в университетскую канцелярию, попросил соединить меня с кадровой службой, отвечающей за сотрудников из числа студентов, и спросил, числится ли у них Леонора Зальгер.

— Простите, а кому потребовалась эта информация? Согласно Конвенции о защите физических лиц при обработке персональных данных… — Она произнесла это со всей строгостью, на которую был способен ее писклявый голосок.

Но никакая «защита физических лиц» не в состоянии была выдержать моего натиска.

— Зельб, банк ипотечного кредитования. Здравствуйте, коллега. Передо мной дело Леоноры Зальгер, и я вижу, что на нее до сих пор не поступает государственная дотация. Прошу вас наконец разобраться с этим. Признаться, я не понимаю, почему вы…

— Как, вы сказали, ее фамилия? — Теперь ее голосок звенел от возмущения столь несправедливым обвинением. «Защита физических лиц» была тут же забыта, дело поднято, и мне в конце концов торжествующим голосом сообщили, что фрау Зальгер с февраля не работает в университете.

— Как это не работает?..

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. — В голосе звучала уже холодная язвительность. — Профессор Ляйдер не подавал заявления о продлении трудового договора, и в марте это место занял другой студент.

Я сел в свой «кадет», поехал в Гейдельберг, отыскал свободное место для парковки, потом Институт переводчиков на улице Плёк, а в нем, на втором этаже, приемную профессора доктора К. Ляйдера.

— Как вас представить?

— Зельб из Министерства образования и науки. У меня назначена встреча с господином профессором.

Секретарша посмотрела в свой календарь, потом на меня и еще раз в календарь.

— Одну минутку. — Она исчезла в соседней комнате.

— Господин Зельб?

Профессора, оказывается, тоже молодеют с каждым днем. Этот был сама элегантность: темный полушелковый костюм, светлая льняная рубашка и ироническая улыбка на загорелом лице. Он жестом пригласил меня в свой кабинет.

— Чем могу быть полезен?

— После успешно реализованных проектов «Молодые исследователи» и «Молодые музыканты» министр образования и науки пару лет назад инициировал еще несколько молодежных программ, и в прошлом году впервые стартовал проект «Молодые переводчики». Вы помните наше последнее письмо по этому поводу?

Он отрицательно покачал головой.

— Вот видите, вы не помните. Похоже, для «Молодых переводчиков» промоушн не был должным образом организован ни в школах, ни в университетах. С этого года за данную программу отвечаю я, и налаживание связи с университетами является для меня задачей первостепенного значения. Одна из участниц проекта в прошлом году рекомендовала мне вас и вашу сотрудницу фрау Зальгер. Я думаю…

— «Молодые переводчики»?.. — Ироническая улыбка по-прежнему играла на его лице. — Это еще что такое?

— Ну, сначала это было просто естественным продолжением проектов «Молодые исследователи», «Молодые музыканты», «Молодые строители», «Молодые врачи» — это всего лишь малая часть наших программ. Теперь уже можно с уверенностью сказать, что в девяносто третьем году «Молодые переводчики» будут иметь особое значение. В рамках проекта «Молодые христиане» мы плодотворно сотрудничаем с теологическими факультетами, проект «Молодые судьи» требует такого же тесного взаимодействия с юридическими факультетами. С вашими факультетами и институтами такое взаимодействие, к сожалению, налажено не было. Я подумал о необходимости создания научного совета из нескольких профессоров, а может быть, и студентов, кого-нибудь из Языковой комиссии Европейского сообщества. Я подумал о вас, господин профессор Ляйдер, и о вашей сотруднице фрау Зальгер…

— Если бы вы знали… Но вы не знаете. — И он тут же прочел мне краткую лекцию о том, что он — ученый-лингвист и не видит никакого проку во всей этой устной и письменной переводческой кухне. — В один прекрасный день мы узнаем, как работает язык, и нам уже не понадобятся никакие переводчики. Как ученого меня совершенно не интересует, каким образом все будут выкручиваться до того, как настанет этот день. Мое дело — позаботиться о том, чтобы необходимость в выкрутасах отпала раз и навсегда.

Быть специалистом по переводу и не верить в перевод — ирония судьбы? Парадокс? Я поблагодарил его за откровенность, похвалил его критический, нестандартный подход к научному творчеству и попросил разрешения держать с ним связь по поводу «научной консультативной помощи».

— А что вы скажете по поводу привлечения в упомянутый совет фрау Зальгер?

— Я сразу же хотел бы предупредить, что намерен в дальнейшем обойтись без услуг этой студентки. Она меня… можно сказать, подвела. Просто не появилась после рождественских каникул, исчезла без каких бы то ни было объяснений и извинений. Я справлялся у коллег и преподавателей — фрау Зальгер не видели ни на одном занятии и ни на одной лекции. Я тогда даже подумывал, не позвонить ли в полицию. — Ироническая улыбка впервые исчезла, уступив место выражению озабоченности. Но тут же опять вернулась. — Может, ей просто вдруг все надоело — учеба, университет и институт. Я бы это понял. Возможно, я почувствовал что-то вроде обиды.

— Фрау Зальгер могла бы быть полезна мне в проекте «Молодые переводчики»?

— Хотя она была моей сотрудницей, под налетом мысли бледным она никогда не хирела. ^[3] Очень энергичная девушка, толковая переводчица с хорошо подвешенным языком — важное качество в этой профессии; кроме того, ее очень любили первокурсники, она была их главным наставником и консультантом. Так что если найдете ее, то, конечно, берите, вы будете ею довольны. Можете передать ей от меня привет.

Мы встали, и он проводил меня до двери. В приемной я попросил секретаршу дать мне адрес фрау Зальгер. Она написала мне его на бумажке: 6900 Гейдельберг, Хойсерштрассе, 5.

3

Катастрофическое мышление

В 1942 году я молодым прокурором приехал вместе со своей женой Кларой в Гейдельберг и снял квартиру на привокзальной улице Банхофштрассе. Тогда это было далеко не самое лучшее место для проживания, но мне нравился вид на вокзал, прибывающие и отправляющиеся поезда, локомотивы в клубах пара, свистки и глухой стук колес маневрирующих составов по ночам. Сегодня Банхофштрассе проходит уже не вдоль вокзала, а вдоль новых административных зданий и судебных палат, отмеченных печатью серой функциональности. Если правосудие выглядит так же, как архитектура, в которой оно вершится, то я не завидую жителям Гейдельберга. А вот если оно такое же румяное, как булочки, хлеб и пироги, которые представители судебных властей покупают рядом, за углом, за местную юстицию можно не беспокоиться. Хойсерштрассе упирается в Банхофштрассе. Свернув на нее, я сразу же за углом вижу некогда маленькую булочную, в которой мы с Кларой лет сорок назад покупали черный хлеб и дешевые булочки, превратившуюся теперь в солидную кондитерскую.

Рядом с ней, перед дверью дома номер пять, я надел очки. Возле верхней кнопки звонка как ни в чем не бывало значилась ее фамилия. Я позвонил, дверь со щелчком приоткрылась, и я стал подниматься по мрачной, старой лестнице. В свои шестьдесят девять я уже не могу заставить ноги двигаться быстрей. На третьем этаже мне пришлось передохнуть.

— Слушаю вас! — нетерпеливо окликнули меня сверху то ли высоким мужским, то ли низким женским голосом.