Я. Люди. События. История первая (СИ)
Я. Люди. События. История первая (СИ) читать книгу онлайн
Мне, Ромке Хруцкому, пятнадцать. Весна. Апрель. Я тайно влюблен в одноклассницу Риту Державину, в девчонку "так себе", как утверждает мой лучший друг Артур Барабанщиков по прозвищу Пионер. Почему-то у всех знакомых его фамилия вызывает ассоциацию с пионерским движением. Артур не обижается, всегда отзывается на приклеившееся к нему прозвище, хотя, еще осенью мы вступили в комсомол. С гордостью и большим удовольствием повесили на грудь комсомольские значки - показатель взрослости. Комсомолец Пионер был единогласно избран комсоргом класса, а я - членом комитета комсомола школы. Уж не знаю, за какие-такие заслуги мне оказали честь: учусь я средне, без троек, тем более, без двоек, дисциплина тоже "хромает" - устраиваю демонстративные коллективные побеги с уроков. Не беспричинные. Только в случае неуважения учителя к ученику.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Я не высказывал свои антисоветские соображения по этому поводу. Я никогда не был антисоветчиков, в какой-то мере даже завидовал отцу, что он слепо верит в идеи, в строительство коммунистического общества. Я воспринимал все идеи, все призывы как должное. Я с ними родился. Мне с этими идеями было скучно.
Гораздо позже я понял, что иметь идею, набившую оскомину, - это гораздо лучше, чем не иметь никакую идею.
В то время капитализм загнивал, социализм расцветал бурным цветом. Все были с этим согласны. По крайней мере, все наше окружение. С удовольствием ходили на демонстрации - 1 мая и 7 ноября, с флагами и гвоздиками, смеялись, пели песни про молодого Ленина и юный Октябрь...
Мои подстрекательства - школьные проказы - отец тоже называл антисоветчиной, но иным тоном, по-доброму, даже ласково, будто гордился мною - я могу повести за собой людские массы, значит, у меня прекрасное будущее...
Мы жили с отцом вдвоем. Мама умерла от онкологии, когда мне было двенадцать лет. Отец только-только ушел из армии по состоянию здоровья в звании майора.
Я рос очень самостоятельным. Отец постоянно пропадал на службе, мать была активисткой женсовета летного полка. Роль активистки ей нравилась больше, чем роль матери. До трех лет меня опекала соседка по коммунальной квартире, у которой родилась девочка, моя ровесница, с трех лет я прилежно посещал детский сад.
Когда отец ушел в запас, мы перебрались к моей бабушке, матери отца. Какое-то время жили в квартире бабушки, потом получили ордер на собственную квартиру. Чему была очень рада моя мать, которая скучала по женсовету и от скуки грызлась со свекровью. Бабушка, будучи сдержанной интеллигенткой, на укусы невестки не реагировала и никогда не жаловалась сыну. Ему и без того было не сладко - он с трудом принимал жизнь на гражданке. Кадровому военному сложно адаптироваться в новых условиях.
Мой отец - Александр Хруцкий - не мог сидеть без дела. Сначала ему предложили работу в районном военкомате, но он отказался - резать, так резать. И пошел устраиваться на авторемонтный завод. Кем угодно.
Кем угодно у него не вышло, стал инженером по гражданской обороне. Как педантичный человек привел в порядок документацию, как активный партиец постоянно выступал на собраниях партийной ячейки, в итоге был избран секретарем партийной организации автомобильного завода, к тому времени ставшем большим производственным объединением - в него "влились" еще два завода.
После смерти любимой жены муж с головой погрузился в принципиальную партийную жизнь, я был предоставлен сам себе.
Но я к этому привык. Чтобы легче перенести утрату я сказал себе: "Мама уехала по делам, вернется не скоро". Все.
И свято в это верил.
Не скажу, что очень любил маму. Просто любил. Отца я любил больше.
Мне всегда казалось, что я появился на свет по настоянию отца, он хотел ребенка от любимой женщины. Женщине легче было выносить и родить, чем постоянно спорить или молча выслушивать уговоры. Родила - получите, дальше как-нибудь сами.
Отец вызвал бабушку, свою мать. Ребенку нужен надлежащий уход, не какой-то там соседки со своим грудничком, а родного человека, зрелого и ответственного.
Отцу в ту пору было тридцать, матери - двадцать пять, бабушке - пятьдесят. Молодая была бабушка и работающая. Поэтому, проведя с внуком месяц - свой отпуск, предложила сыну повлиять на жену- общественную активистку, в крайнем случае - нанять няню. Если нужны деньги, она окажет материальную помощь...
Я ее не виню. Я вообще никого не виню. Жить с обидой в душе - вредно для своего здоровья. Этот вывод сделал гораздо позже, в детстве жил с этим понятием интуитивно.
Мне нравилось одиночество. Я привык.
В школе любил быть в центре внимания, любил бурно общаться с одноклассниками. И очень от этого уставал. Дома я отдыхал от общения. По-быстрому учил уроки, рисовал мои любимые самолеты, много читал. Или просто валялся на диване и мечтал, или сидел у окна и смотрел на небо - опять же мечтал, но это были мечты определенной направленности. Небо - самолеты - летная профессия.
Отец предлагал мне записаться в спортивную секцию. Я отказывался. Мне необходим отдых от людей.
Я был обычным мальчишкой. Иногда мне хватало полчаса отдыха, иногда - половину дня, а иногда я сразу выбегал на улицу гонять мяч или кататься на коньках, в зависимости от времени года. Больше всего в детстве я любил играть "в наших и фашистов". Я всегда был командиром "наших". Однажды один пацан предложил мне стать фашистским ефрейтором, я сразу заехал ему в глаз. Больше никто не решался делать мне подобных предложений. Вообще-то я дрался редко. Но отчаянно. Особенно бесила несправедливость. Это у меня от отца...
Апрель 1976 года.
Как давно это было и как недавно.
Скоро выпускные экзамены в восьмом классе. Всего четыре - русский устно и письменно, алгебра письменно, геометрия устно.
Долбим на уроках билеты - готовимся.
Я собираюсь идти в девятый класс. Зачем мне эти экзамены? Тем более сейчас, когда на улице весна, а в сердце... любовь к одной сероглазой девчонке, так себе. Может быть, для Пионера Ритка Державина и так себе, но для меня она лучше всех.
Сегодня я решился и написал ей записку. Передал через три ряда. Никто не наглел - не прочел мое послание. И не потому что оно - мое, просто у нас в классе не принято читать чужие записки. Так повелось. Даже зубрилка и стукачка Шимпанзе с косичками не решается засунуть свой нос в чужую переписку. Были прецеденты. Устроили ей бойкот всем классом. Мы с ней не особо общаемся, но на вопросы отвечаем и списывать даем - зубрилке не всегда хватает ума решить задачу повышенной сложности. После двух дней жесткого молчания Динка сдалась, попросила перед всем классом прощения и дала клятву комсомольца, что больше так никогда не поступит.
При всех намеках на "антисоветчину", естественно, антисоветчиком я не был, уважаю строй, люблю свою Родину, всегда участвую в жизни школы и класса, а после вступления в комсомол с азартом включился в работу комитета комсомола школы, стал ответственным за прием в комсомол.
Спустя десятилетия разбуди меня среди ночи, потребуй процитировать устав ВЛКСМ, и я это сделаю без труда...
Когда вспоминаю прошлое, сердце тихонечко щемит...
Мы легко расстаемся с былыми ценностями, ничего не привнося взамен.
Потому и получаем то, что получаем...
Но я отвлекся.
Рита, сероглазая русоволосая девочка-тростинка - не "так себе", лучше всех - приняла мое предложение сходить в кино.
После школы я отравился в билетные касса кинотеатра "Россия" и купил два билета на фильм "Сказ про то, как царь Петр арапа женил" с Высоцким в главной роли. Не на последний ряд, о чем сожалею. Пока не решился. Всему свое время.
После билетных касс забежал домой, перекусил на скорую руку кефиром и бубликом. Сменил школьную форму - жуткий синий костюм - на серые брюки и черную водолазку. Сверху набросил легкую куртку черного цвета и полетел на свидание.
Явился за полчаса до назначенного времени и стал наворачивать круги вокруг кинотеатра.
Рита пришла без опоздания. Она чувствовала себя неловко, я тоже чувствовал неловкость. Как будто мы впервые увиделись, а не учились в одном классе целых три года.
Естественно, направились в буфет. Взяли по стакану лимонада, по бутерброду с докторской колбасой и по пирожному "Корзиночка". Деньги у меня были, отец меня не баловал деньгами, но и не жадничал, когда я просил.
На дневном сеансе людей в зале было мало. На нашем десятом ряду, вообще, сидели мы с Ритой и рыхлый пацан лет десяти, рыжий и с совершенно веснушчатым лицом. Пацан весь фильм хрустел кукурузными палочками из картонной коробки, которую приволок с собой.
Меня раздражал постоянный хруст кукурузных палочек, как напоминание, что мы в кинозале не одни. Но больше всего раздражала моя нерешительность. Но в кинозале мы не одни и сидим в среднем ряду, не на местах для поцелуев. Но, не опережая события, я мог показать свою... предрасположенность к Маргарите. Мог заграбастать ее руку и на протяжение всего фильма наслаждаться единением.