Ослепительный оскал

ни один из них не раскрывался до конца.

– Это защитная окраска. Слишком разных людей приходится встречать.

Она не покраснела. Ее лицо застыло на мгновение, и только лишь. Та ее часть, которая была несовершеннолетним юнцом, сделала мне замечание:

– У вас случайно нет привычки перерезать горло своим клиентам? А то у меня есть кое-какой опыт в отбивании к этому охоты.

– С детективами?

– С людьми. А детективы тоже люди.

– Вы сегодня просто начинены комплиментами, миссис.

– Я же сказала: зовите меня Уной. Я не гордая. Могу ли я сказать вам, что надо сделать и что установить? Вы можете взять деньги и приняться за дело?

– Деньги?

– Вот.

Она вынула из голубой кожаной сумочки банкноту и бросила ее мне с таким видом, словно она была использованным лезвием безопасной бритвы. Я поймал ее на лету. Это была стодолларовая банкнота, но я не стал ее убирать.

– Задаток всегда помогает установить обстановку доверия, – заметил я.

– Я, конечно, все же перережу вам горло, но сперва дам вам нембутал.

Она мрачно обратилась к потолку:

– И почему в этих краях все такие юмористы? Вы же не ответили на мой вопрос.

– Я сделаю все, что вам угодно, если это не противозаконно и не лишено здравого смысла.

– Ничего противозаконного я не предлагаю, – резко сказала она. – И обещаю вам, что смысл будет.

– Это уже лучше.

Я положил банкноту в бумажник, где она выглядела довольно одиноко, и открыл дверь кабинета.

В нем стояло три кресла, а для четвертого места уже не было. Подняв венецианские шторы, я сел на вращающееся кресло за письменный стол. Кресло, на которое я указал ей, стояло возле стола напротив меня. Однако села она у стены, подальше от окна и света.

Скрестив ноги в брюках, она вставила сигарету в короткий золотой мундштук и прикурила от золотой зажигалки.

– Так вот, о работе, о которой я говорила. Мне нужно, чтобы вы последили за некоей особой, цветной девушкой, которая у меня работала. Она оставила мой дом две недели назад, точнее первого сентября. По-моему, это было к лучшему, так как я отделалась легким испугом, вот только она на прощание прихватила несколько моих безделушек. Пару рубиновых сережек и золотое ожерелье.

– Застрахованные?

– Нет. Они не особенно ценные. Я ценю их как память, понимаете?

Она попыталась придать своему лицу задумчивое, затуманенное воспоминаниями выражение.

– Судя по всему, это дело для полиции.

– Я так не считаю.

Лицо ее вытянулось и стало жестким, словно вырезанным из коричневого дерева.

– Вы что, не хотите заработать? Вы же зарабатываете на жизнь, выслеживая людей.

Я вынул из бумажника банкноту и бросил ее на стол.

– Очевидно не хочу.

– Не будьте таким нежным.

Она выдавила улыбку на своих жестких губах.

– По правде говоря, мистер Арчер, с людьми я круглая дура. Я чувствую себя ответственной за всех, кто бы у меня ни работал, даже если люди пользовались моими слабостями. Я испытывала к Люси настоящую привязанность, да и сейчас пожалуй, еще испытываю.