Чудовище

Я постучал пальцем по плечу Аркадия. Он повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

- Ну-ка, парень, подними, - я кивнул на Валеру Синицына, - и приведи его в порядок.

На розовом гладком лице Аркадия уже проявилось - ещё не доверчивое, ещё неверящее в удачу - торжество. Как мне все было понятно! Его импровизированный трюк по проверке нового работника на вшивость великолепно удался.

Я медленно подвигал челюстями, набирая побольше слюны, и сплюнул на пол, стараясь попасть на его туфли.

- Ах ты, легашок! - ласково пропел Аркадий и радостно оглянулся на своих мужичков, немедленно забывших о своих прежних занятиях и на всякий случай подобравших под кресла ноги. Готовились вскочить, что ли?

- За это можешь получить, - особенно не конкретизируя, за что именно, сказал я. - Выполняй что приказано! И если с его головы упадет ещё хоть волос, лично ты ещё сможешь радоваться, когда будешь в таком виде, как он сейчас.

На успех своих слов я не рассчитывал, и, судя по застывшим лицам Сергея и Павла, так разговаривать с Аркадием ещё не осмеливался никто значит, был он неучен и подл. Да и знаю я этот тип, добрый лишь к собственным рабам, а также любовницам и любовникам - словом, к тем, кого он безусловно подмял. Всех остальных приходилось избивать, как вот

Валеру, дабы никто не догадался, что внутри бесстрашной туши помещается заячье, с детства не тренированное сердце.

А у меня оно тренированное. И потому не заячье.

Аркадий засопел, потянулся ко мне левой рукой, а правую будто случайно уже отводил назад. И чувствовалось, как разгорается с нестерпимым чувством предвкушения его радость: сейчас ввинтит оба горба набитого тренировками кулака в ненавистную рожу!..

Мою, конечно.

Когда я пригнулся, макушку мне обдал ветерок, а туша моего противника уже провалилась вслед молниеносному (хоть и пустому!) удару. Я коротко воткнул оба своих кулака ему в ребра и печень, а когда он упал, решил соблюсти формальную справедливость и стукнул (как и он незадолго до того Валеру) ботинком по челюсти, с удовольствием чувствуя, как крошатся его зубы.

- Сидеть! - рявкнул я на начавших шевелиться Сергея и Павла и, распахнув полу куртки, продемонстрировал пистолет в кобуре.

Они поняли. Да и вид ритмично стонущего Аркадия помог им прочистить мозги.

- А ну-ка соедините меня с Курагиным, - приказал я, и, поколебавшись, к телефону подошел Сергей.

Он все так же нерешительно смотрел на меня, и когда тыкал пальцем в кнопки телефона, и когда просил кого-то подозвать шефа.

- Михаил Семенович! Это Сергей Елисеев говорит. Тут к нам прибыл Фролов... - Он слушал то, что ему стала сообщать трубка, а потом попытался вставить свое:

- Да, конечно, но понимаете... Он здесь и слишком настаивает, чтобы поговорить с вами, даже очень слишком. Аркадий не в состоянии... Да, все из-за этого.

Послушав ещё немного, он протянул трубку мне. Чувствовалось, что в этот момент даже учиненный мною беспорядок не так заботил его, как всплывшее в трубке недоразумение... Что тут скажешь, босс!

Я взял трубку.

- Иван Сергеевич? - услышал я глуховатый властный голос и помимо воли немедленно вытянулся по стойке "смирно". Я попытался расслабиться, ещё не зная, стоит ли бороться с благоприобретенными формальными рефлексами, такими естественными на государственной службе. Мне вообще все здесь ещё было непонятно. И как вести себя, я ещё не знал, а это тоже оскорбляло.

- Да, - сказал я.

- Благополучно добрались? - спросил он и, не пытаясь дождаться ответа, продолжил:

- На пристани вас ждет катер. На машине ехать не стоит, крюк километров в тридцать. Напрямик, по воде - пять-шесть километров, и вы на месте. Передайте Аркадию...

- Я бы хотел, чтобы вы распорядились отпустить Синицына, - решительно прервал я его и немедленно почувствовал, как из позиции "смирно" встал в положение "вольно". Все равно из моей новой службы ничего не выйдет, так что хоть и в рамках, но пойду ва-банк.

Телефон молчал несколько секунд.

- Передайте, пожалуйста, трубку Арбатову, - наконец произнес Курагин.

Я с легким злорадством пояснил, что это невозможно.

- Видите ли, в настоящий момент он не в состоянии разговаривать. Переволновался от встречи со мной.

Курагин ещё немного помолчал.

- Хорошо. Я вас жду. - И положил трубку.

Я тоже положил трубку и обвел взглядом помещение. Аркадий все ещё возился на скользком полу рядом с отключившимся Синицыным. В воздухе стоял кислый запах крови и блевотины. Валеру, видимо, обрабатывали основательно и давно: он много раз побывал на полу. Сергей и Павел с сомнением смотрели на меня. Я властно приказал:

- Синицына привести в порядок, и чтоб сегодня же доставили к Курагину. Здесь тоже все убрать, развели, понимаешь, гестапо!

- Всё, свободны! - добавил я, чтобы доставить себе удовольствие.

Я повернулся и вышел, уже не видя, как мои собственные сложности со стойками "смирно-вольно" перешли к ним.

Куколка, встретившая меня у входа, сидела в открытой светлой каморке и изучала монитор компьютера.

- Уже закончили? - спросила она, личиком и грудками нацелившись точнехонько в меня.

- Да, радость моя, пора, шеф ждет не дождется.

Девица похлопала ресницами, внимательно всматриваясь в меня, и может быть, моя возможная близость к боссу повлияла - осветилась улыбкой.

- Вас ждет Курагин?

- Да, милочка, ждет с нетерпением.

- Вы на машине или озером?

- Наверное, озером.

- А вам объяснили, как добраться до водной станции?

- Нет, но я надеюсь, вы меня проводите.

- Конечно, только скажу Аркадию.

- Что бы вы ему сейчас ни говорили, он все равно не услышит, милочка.

- Ах нет! Я всегда...

- Аркадий плохо себя чувствует, - мягко сказал я.

- Как это? Что с ним?

- Ничего особенного. Просто из него слегка вышибли дух.

Я взял её под руки, помог подняться и вежливо, но решительно повлек к выходу.

- К тому же мой рабочий день уже кончился, а я даже на обед не ходила, - вдруг сообщила она, словно бы оправдываясь передо мной.

Я немедленно использовал её слова в качестве повода пригласить в ближайшее кафе, куда мы и зашли. Ее звали Лена, Елена Соловьева, ей было двадцать лет, и она не слишком жаловала Аркадия. После двух коктейлей она со смешком поведала мне о том, о чем я и так догадывался: Аркадий был и вел себя совершеннейшим козлом, постоянно