Капкан на честного лоха

потревоженный соседями, три раза выходил из своей комнаты в общий коридор коммунальной квартиры. Две другие комнаты занимала старуха баба Оля Пантелеева. В одной жила сама, другую сдавала хохлушкам, матери и дочери, торговавшими на ближнем рынке фасолью, семечками и орехами.

Из обстановки в комнате Чайкина сохранилась негодная тумбочка, у которой не хватало одной ножки. Круглый исцарапанный гвоздями стол, табуретка и кронштейн, на котором в прежние благополучные времена висели занавески. И ещё осталось одеяло со сгоревшим углом и голый матрас, несвежий, в желтых бесформенных разводах мочи.

На этом самом матрасе Чайкин, просунувшийся ранним утром, сделал себе укол, и задремал ненадолго. А затем, когда кайф стал проходить, ворочался, пока бока не заболели.

Первый раз Чайкин поднялся, когда хохлушки выволокли в коридор сумки с товаром и, перешептываясь, стали одеваться в прихожей. Чайкин подкрался к двери, резко распахнул её, высунул голову. «Из ваших сумок падалью воняет, у меня в комнате дышать нечем, – выкрикнул он в лицо старшей женщине. – Чем вы там торгуете на своем рынке? Собачьей тухлятиной? Почему я должен через вентиляцию вашим говном задыхаться?»

Хохлушки прижались к стене и замерли. Они боялись молодого человеку, как огня, как стихийного бедствия, но не съезжали на другую квартиру потому, что старуха хозяйка брала за постой совсем недорого. Чайкин добавил несколько крепких выражений, захлопнул дверь и, повернув ключ в замке, рухнул на матрас.

Предстоял тяжелый день. Впрочем, если вспомнить, дни прошедшей недели, даже месяца, все они, как на подбор, тяжелые. Каждое утро начиналось с одного и того же вопроса: где взять денег? Ежедневно Чайкину нужно не менее пяти уколов. Ну, пусть, сегодня не пять, пусть только три. Но три чека нужны обязательно, до зарезу, а в карманах ветер гуляет.

Острожные хохлушки, уже обворованные Чайкиным в первый же день своего пребывания на новом месте, теперь научены горьким опытом. Здесь денег они не держат. Даже большую часть товара, свои поганые семечки, оставляют в платных рыночных камерах хранения.

Бабка Пантелеева гола, как сокола. Пенсия у старухи только через неделю. Да и эти жалкие копейки она домой не приносит, оставляет на книжке. Пару раз Пантелеева уже налетала на кулак соседа и оставалась без пенсии. Отлежавшись после побоев в своей комнате, в милицию не пошла. Опасалась того, что Чайкин, отсидев свои десять суток, вернется злой, как собака, и отрежет ей голову без наркоза. Как и обещал.

Чайкин застонал. Впереди он видел только одну перспективу, не слишком радостную: придется продать комнату, проколоть вырученные деньги, переселиться на постоянное жительство в канализационный колодец, под люк. Получить кликуху «танкист». А там… Там уж не долго мучиться. Он и умрет героической смертью танкиста: отравится газом или отморозит конечности зимой. А коновал из Склифа доделает дело: умертвит Чайкина на операционном столе. Но это – долгосрочные перспективы.

А что же делать сегодня,