Смерть по вызову

устил щиколотки ног, сходил в комнату и вернулся с двумя подушками, подложил их под голову Маргариты Павловны. Так, а теперь инструмент какой-нибудь подходящий.

Да вот хотя бы нож, которым торт резали…
* * *

Егоров опустил боковое стекло и плюнул в серый осевший сугроб. Сидевший рядом Воронин часто моргал веками, уставясь в темное пространство двора.

– Пятнадцать минут первого, – сказал он, приближая к глазам часы со светящимися стрелками. – Жена меня прибьет. Только вроде помирились после того раза. Даст она мне когда-нибудь по голове сковородкой. А все хлопоты вам достанутся, – он злорадно посмотрел на Егорова, – похороны станете в складчину устраивать. А это дело дорогое. Вместо ответа Егоров снова сплюнул за окно.

– А потом супруга к тебе придет, сковородкой добавить, – продолжил мысль Воронин.

– Перестань мне надоедать со своей старухой, – Егоров поднял боковое стекло. – Она мне уже ночами снится. А в руках у неё острая коса.

– Плохой сон, – сказал Воронин.

– Мне тут прислали приглашение в школу, которую я закончил много-много лет назад. Нашли кое-какие адреса старых выпускников и решили устроить что-то вроде бала или встречи. Я сперва обрадовался, решил, обязательно схожу. А сын увидел у меня это приглашение и говорит: там соберутся совсем не те люди, которых ты помнишь по школе. Ну, придут какие-то плешивые мужички, раздобревшие бабы, а ты станешь гадать, кто есть кто, но так и не догадаешься. И станет тебе так грустно, что молодость кончилась и никогда не вернется, что людей, которых ты знал, больше нет на свете… Тяпнешь ты свои двести пятьдесят и убежишь с этого бала опрометью. Я подумал-подумал. А ведь он прав, сын-то. Нет на свете больше тех людей. И нас прежних больше нет. Тяпнул я на кухне двести грамм в одиночестве, разорвал это приглашение, и так мне тошно стало, словно я все-таки сходил на этот бал.

– Зря ты сына послушал, – не согласился Воронин. – Я бы пошел, только мне никто приглашения не пришлет. Школа у нас была сельская, совсем маленькая. А в моем году выпускников всего было девять человек. Знаю, что трое уже померло. Какой уж тут бал. Можно просто в деревню съездить, от жены отдохнуть.

– Опять ты со своей женой, – чуть не застонал Егоров. – Она приличная женщина, – Егоров осекся. – Вот он, выходит из подъезда.

Груженый двумя мягкими сумками Вербицкий, ногой закрыл за собой дверь подъезда и, не спеша, переваливаясь, как пингвин, зашагал по тротуару к углу дома. Опустив сумки, он открыл багажник стареньких «Жигулей», сдвинул в самый угол запаску. Он не торопясь, осмотрелся по сторонам, снял кожаную перчатку, стер с лица дождевые брызги, взялся за первую сумку и отправил её в багажник, рядом с ней аккуратно поставил вторую сумку.

– Интересно, что это у него за поклажа? – Воронин почесал подбородок. – Он что, на рынок собрался, на толкучку? Тряпками он, что ли проторговывает? Но для рынка время позднее.

– Ты удивительно догадлив, – кивнул Егоров. – И едет он не на рынок. Ты следишь за этим