Смерть по вызову

га Зина, которая ещё четыре года назад уехала, ты её должен помнить, подыскала мне недорогую квартиру. Возможно, мы станем жить вместе, чтобы немного экономить. Но это позже. На месте осмотрюсь, разберусь, что к чему. Но с работой спешить не стану.

Вербицкий долил в чашку кофе.

– Поживу немного в свое удовольствие, – продолжила Маргарита Павловна. – И пройдет моя усталость. А если уж не смогу прижиться на новом месте, вернусь обратно. Все здесь останется на своих местах, словно вещи будут меня ждать. А кот Валтазар у сестры поживет.

– А на работе ты так ни кому и не сообщила эту новость?

– А зачем? Все станут задавать одни и те же вопросы. Каждому придется что-то объяснять, доказывать. Сказала, что перехожу на другую работу, а на какую, пока секрет, боюсь сглазить.

– Ну и выдержка у тебя, – удивился Вербицкий. – Я бы уж обязательно сболтнул, не удержался.

– А мы посидели после смены, выпили, поели кое-что вкусненькое. Так грустно вдруг стало, чуть не расплакалась. Кстати, девчонки говорят, на мое место уже оформили какую-то Зою Николаевну. Раньше она работала в диспетчерской «скорой» в другом городе. Кажется, где-то в Подмосковье.

– Вакансии теперь подолгу не пустуют, – сказал Вербицкий. – Когда самолет?

– Послезавтра утром. У меня ещё целый день впереди, чтобы собраться окончательно. Только провожать меня не надо. Ладно?

– Я бы не смог тебя проводить, послезавтра у меня смена.

– И хорошо, что не сможешь, – улыбнулась Маргарита Павловна. – Давай прощаться сегодня. Может, хочешь ещё шампанского? У меня есть бутылка в холодильнике.

– Выпьем её, когда ты вернешься.

– Так и знала, что скажешь именно эти слова. Пойми, для меня возвращение сюда станет поражением. Значит, так ничего и не сбылось в жизни. И все, давай больше не будем об отъезде.

– М-да, как в доме повешенного не говорят о веревке, в доме алкоголика не говорят о бутылке, так в доме будущего эмигранта не говорят об отъезде, – криво усмехнулся Вербицкий. – Существуют всякие табу, и хорошо, что они существуют. А там, в Америке, ты продолжишь свои занятия аэробикой?

– Почему ты спрашиваешь?

– А почему бы ни спросить? – пожал плечами Вербицкий. – Каждый мой вопрос вызывает в тебе скрытый протест. Это называется предотъездная лихорадка. Такая раздражительность, мандраж, который проходит, когда пассажир занимает место в поезде или самолете.

Вербицкий посмотрел на часы.

– Что уже пора? Посиди еще, Валера.

– Без проблем, посижу, – кивнул Вербицкий. – Только руки сполосну, что-то липкие. Однажды мой водитель Силантьев на спор съел два торта без запивки. Пришлось мне заплатить.
* * *

Вербицкий встал из-за стола, прошел в ванную и тщательно с мылом вымыл руки. Насухо вытерев их полотенцем, он постоял в задумчивости, несколько раз сжал пальцы в кулаки и расслабил кисти. Выключив за собой свет в ванной, он не вернулся в кухню, а вошел в комнату. В неярком свете торшера были видны три плотно набитых вещами мягких чемодана, лежавших на ковре возле