Скала

— А как вы сами считаете?

— Мне бы хотелось сказать, что он виновен, мистер Маклауд. Судя по тому, что я слышал о Макритчи, он был редкостным ублюдком. Но вы же видите: нет никаких доказательств.

— Я спрашивал не о доказательствах, Джордж. Мне интересно ваше мнение.

Ганн крепко держал руль обеими руками:

— Я скажу свое мнение, мистер Маклауд, если это останется между нами, — мгновение он колебался. — Я думаю, девчонка соврала.

Пансион «Парк Гест Хаус» стоял посреди домов из песчаника напротив отеля «Сифорт». Это было темное каменное здание в дождевых потеках, огороженное черным кованым забором. В нем находился один из лучших ресторанов города; над его залом устроили некое подобие оранжереи, чтобы максимально использовать летнее солнце. Во время летнего солнцестояния там можно было даже в полночь есть под розовеющими от солнца облаками.

Фин объяснил, что гостиная этажом ниже не слишком подходит для их беседы, и Крис Адамс неохотно провел Фина в свой маленький одиночный номер на втором этаже. Половицы скрипели под ногами, как снег. Адамс держался скованно и, казалось, испытывал некоторый дискомфорт, поднимаясь по лестнице. Фин не ожидал, что его собеседник окажется англичанином: того выдавал мягкий акцент жителя Домашних графств. Высокий и худой, с очень светлыми волосами, он был приблизительно тридцати лет от роду. Для того, кто проводит большую часть времени вне дома, ратуя за благополучие животных, у него был слишком нездоровый цвет лица. С этой благородной бледностью контрастировали желтеющие синяки под глазом и на скуле. На Адамсе были мешковатые вельветовые брюки джемпер с надписью про то, что съесть деньги невозможно. У него были необыкновенно длинные, почти женственные пальцы.

Адамс придержал дверь, пропуская Фина, а потом убрал со складного стула одежду и бумаги, чтобы гость мог сесть. Комната была похожа на эпицентр бумажного взрыва: к стенам пристали тысячи клочков бумаги и клейкой ленты. Карты, памятки, вырезки из газет, стикеры — чего там только не было. Фин не был уверен, что хозяин отеля обрадуется, увидев такое. Кровать была завалена книгами, папками и тетрадями. Ноутбук на комоде у окна соседствовал с очередными документами, пустыми пластиковыми стаканчиками и остатками китайской еды на вынос. Из окна открывался вид на Джеймс-стрит и устрашающую конструкцию из стекла и бетона — отель «Сифорт».

— Я и так уделил полиции гораздо больше времени, чем вы заслуживаете, — пожаловался Адамс. — Вы ничего не делаете для того, чтобы арестовать человека, избившего меня. А потом, когда оказывается, что он мертв, обвиняете меня в его убийстве!

У него зазвонил мобильный, и он, извинившись, снял трубку. Сказав собеседнику, что сейчас занят и перезвонит позже, он выжидающе посмотрел на Фина:

— Ну? Что вы хотите знать на сей раз?

— Я хочу знать, где вы были в пятницу, двадцать пятого мая этого года.

Это выбило Адамса из колеи:

— А зачем вам это?

— Мистер Адамс, пожалуйста, просто скажите, где вы были в тот день.

— Понятия не имею. Мне надо проверить по ежедневнику.

— Так сделайте это.

Адамс взглянул на Фина со смесью испуга и раздражения. Что-то недовольно бормоча, он присел на край кровати; пальцы его изящно заплясали по клавиатуре ноутбука. Экран ожил, на нем появилась страница ежедневника. Адамс перешел от понедельного отображения к помесячному и быстро перемотал страницы с августа до мая:

— Двадцать пятого мая я был в Эдинбурге. В тот день у нас была встреча с местными представителями Королевского общества по предотвращению жестокого обращения с животными.

— Где вы были вечером того дня?

— Я не знаю. Вероятно, дома. Я заношу в ежедневник только то, что касается работы.

— Мне необходимо подтверждение ваших слов. Кто-нибудь может выступить в качестве свидетеля.

Глубокий вздох, а затем:

— Я думаю, Роджер может знать. Мы вместе снимаем квартиру.

— Тогда я рекомендую вам связаться с ним, а потом — со мной.

— Что, черт возьми, все это значит, мистер Маклауд?

Фин проигнорировал вопрос:

— Имя Джон Сиврайт вам что-нибудь говорит?

Адамс не задумался ни на секунду:

— Нет, не говорит. Вы собираетесь объяснить мне, в связи с чем меня допрашивают?

— Ранним утром двадцать шестого мая на улице, примыкающей к Лейт-Уок, был найден тридцатитрехлетний юрист, специалист по правам собственности. Его задушили, подвесили на дереве и выпотрошили. Как вы знаете, всего три дня назад здесь, на острове Льюис, Ангуса Джона Макритчи постигла почти в точности такая же участь.

Воздух толчком вырвался из горла Адамса:

— И вы хотите знать, не я ли разъезжаю по Шотландии, потроша людей? Я? Это смешно, мистер Маклауд. Просто смешно.

— Разве я смеюсь, мистер Адамс?

Тот посмотрел на Фина с напускным недоверием.

— Я спрошу Роджера, что мы делали в тот вечер. Он вспомнит: он более организованный, чем я. Могу я еще чем-то вам помочь?

— Да. Я хотел бы знать, за что Ангел Макритчи избил вас.

— Ангел? Так вы его называете? Да он отправится скорее в преисподнюю, чем в рай! — Адамс нахмурился. — Я уже сделал официальное заявление.

— Я его не слышал.

— Сейчас уже нет смысла расследовать нападение, ведь преступник теперь вне досягаемости даже для вас.

— Просто расскажите мне, что произошло, — Фин старался не выказывать нетерпения. Но что-то в его тоне все же задело Адамса, который опять вздохнул, на этот раз еще более театрально:

— Одна из ваших местных газет — «Гебридиан» — опубликовала статью о том, что я приехал на остров, чтобы организовать демонстрацию против ежегодной охоты на птенцов олуши на Ан-Скерр. Там убивают около двух тысяч птиц. Люди забираются на утесы и душат беззащитных бедняжек, пока родители птенцов, как безумные, кружат рядом, оплакивая своих малышей. Это жестоко. Бесчеловечно. Даже если это традиция, то ей не место в цивилизованной стране в двадцать первом веке.

— Если опустить лирику и перейти к фактам…

— Я полагаю, что вы, как и все в этом богом забытом месте, за сохранение традиции. Это как раз то, чего я не мог ожидать: ни один человек на острове не поддержал меня. А я рассчитывал привлечь местную оппозицию, чтобы пополнить наши ряды.

— Мясо птенцов считается деликатесом. Это может казаться вам варварством, но птиц забивают так, что они умирают почти мгновенно.

— Палками с петлей на конце и дубинками? — Адамс скривил губы в отвращении.

— Они очень эффективны.

— Откуда вам знать?

— Вообще-то я тоже этим занимался.

Адамс скривился, будто проглотил лимон:

— Значит, обсуждать это с вами было бессмысленно.

— Хорошо, а теперь не могли бы мы вернуться к нападению?

У Адамса снова зазвонил мобильный, и он ответил:

— Адамс… А, это ты, — он понизил голос. — Вы в Уллапуле? Отлично. Когда прибывает паром? Я встречу вас у терминала, — он смущенно глянул на Фина. — Слушай, я перезвоню тебе позже: у меня сейчас полиция. Да, снова, — он закатил глаза. — Хорошо. Чао.

Адамс бросил телефон на кровать и извинился, хотя вовсе не чувствовал себя виноватым.

— Ваши демонстранты приезжают?

— Да, если хотите знать. Это не секрет.

— Сколько?

— Нас будет двенадцать — по одному на каждого члена команды охотников.

— И что вы будете делать? Устроите лежачую забастовку перед траулером?

— Очень смешно, мистер Маклауд, — Адамс опять скривился. — Я знаю, что мы не сможем остановить их. По крайней мере, не в этом году. Но мы можем повлиять на общественное мнение. В нашем распоряжении пресса и телевидение, и мы вещаем на всю страну. Если мы сможем убедить шотландское правительство отозвать их охотничью лицензию, то тогда все это станет незаконным. Таким, как вы, просто запрещено будет ходить на утесы и убивать бедных птиц.

— И вы сказали все это в интервью «Гебридиан»?

— Да, сказал.

— Это сделало вас популярным.