Этрусская химера

Добравшись до Вольтерры, города, возле которого располагалась вилла Лейка, я ощущала себя едва ли лучше. Лейк распорядился, чтобы я остановилась в другой гостинице, конечно же, очаровательной, хотя состояние духа не позволяло мне оценить это, и, как обычно, дорогой.

На дорогу у меня ушел целый день и часть вечера, однако, невзирая на усталость, я распаковала гидрию с химерой сразу же, как только очутилась в своем номере, сняла с лампы абажур, чтобы не мешал, и погрузилась в созерцание.

Сосуд был невероятно прекрасен, он восхитил меня в большей степени, чем когда я видела его в полумраке шато Годара. Сама сцена убийства Беллерофонтом химеры была выписана с истинным блеском, горловину и основание украшали завитки. Мне нравилось само прикосновение к этому сосуду, его гладкая, идеально отшлифованная поверхность, вес и баланс, факторы, которыми большинству из нас не доводится испытать, поскольку подобные древности хранятся за музейным стеклом. Гидрия находилась в идеальном состоянии, на ней не было ни трещинки, ни следов ремонта; она была настолько хороша, что я даже заподозрила, что имею дело с подделкой. Однако звонок в свой магазин позволил мне разувериться в этом мнении.

— Привет, Лара, — проговорил Клайв. — Наслаждаешься маленьким отпуском?

— Здесь просто чудесно, — заверила я Клайва и спросила: — Нет ли у тебя под рукой интерполовского компакт-диска?

— Он где-то здесь, — сказал он. — А что тебя интересует?

— Хочу кое-что проверить, — ответила я. — Поэтому сделай мне одолжение и загрузи его, ладно?

— Итак, — проговорил он пару минут спустя. — Что же я должен искать?

— Гидрию, — проговорила я. — Этрусскую. С изображением Беллерофонта и химеры.

— А что такое этот Беллерофонт? — спросил он.

— Герой на крылатом коне Пегасе, убивший химеру, то есть…

— Знаю, — отозвался он. — Такая тварь, у которой слишком много голов.

На просмотр списка украденных древностей ушло несколько минут, но наконец Клайв произнес.

— Опиши-ка мне поподробнее свою гидрию, Лара.

Я сделала это.

— Думаю, это она, — сказал он. — Приведенное здесь описание полностью соответствует твоему. Считается, что ее расписывал какой-то парень по имени Микали — нет, наверно, это имя того человека, который установил авторство, не знаю она это или он, — или один из его последователей. Сделана примерно за 500 лет до Рождества Христова. Не собираешься ли ты ее приобрести?

— Ну, что ты, Клайв, — возразила я. — Я увидела эту вещь во сне.

— Никогда не могу понять, шутишь ты или нет, Лара, — отозвался он. — Однако если она находится в твоем распоряжении, учти, что ее украли из музея археологической зоны Вульчи, не знаю, где это находится.

— Гм, — проговорила я. Ситуация становилась все сложнее.

— Если этот сосуд у тебя, — посоветовал он, — лучше передай его французским властям.

— Итальянским, — поправила я.

— А мне казалось, что ты находишься в Париже, — заметил Клайв.

— Была там, — ответила я. — Теперь я в Италии.

— Ну, где бы ты ни была, ее нужно сдать властям. В соответствии с правилами ЮНЕСКО, если ты приобрела этот предмет законным путем, тебе положена компенсация. А ты ведь приобрела ее самым добропорядочным образом, так ведь? Ты ведь не украла ее, правда?

— Не украла, Клайв, — вздохнула я. — И спасибо за подобное доверие.

— Прости, — сказал он. — Просто я иногда тревожусь за тебя, Лара. Кстати, звонил Роб. Просил передать тебе, чтобы держалась подальше от всяких неприятностей.

Все так как следует. Если забыть о том, что предупреждение запоздало, такие фразы, как скажи Ларе, что я ее люблю, или передай ей, что я волнуюсь за нее каждую минуту, когда ее нет рядом, были бы совершенно излишними.

— Еще он просил передать, что волнуется за тебя, — вспомнил Клайв. — наверно, с этого стоило бы и начать.

— До свидания, Клайв, — сказала я. — И если Роб позвонит еще раз, скажи, что и я за него волнуюсь.

Именно в этот самый момент в моей голове составился план «А». Я передаю гидрию Лейку. Он приказывает одному из своих подручных созвать пресс-конференцию или провести то мероприятие, которое задумал по поводу бронзового коня, с шиком объявляет, что сумел отыскать этрусскую древность, выполненную художником Микали или его последователем и, по его мнению, украденную из музея. Он сможет произнести роскошный спич о том, что возвращает произведение искусства в музей, где все сумеют насладиться ее видом и оценить богатое наследие, оставленное нам этрусками.

План трудно было назвать идеальным. Возникнут вопросы о том, каким именно образом он отыскал ее, а я должна постараться выпутаться из этой истории чистой и с комиссионными, хотя ничего не платила за гидрию, и нам обоим остается только надеяться, что никто не узнает в ней принадлежавшую Годару. Я могла сказать, что купила ее по запросу Лейка, а после смерти Годара никто не стал бы спорить со мной. При наличии некоторых усовершенствований план «А» вполне мог воплотиться в жизнь. Обязан был воплотиться. Плана «Б» не существовало.

Уложив коробку с ее драгоценным содержимым в багажник автомобиля — подальше от любопытных глаз и неловких рук гостиничной прислуги, я засела в номере, ожидая звонка от Лейка.

Первый вечер телефон мой молчал. Я попыталась позвонить по номеру, который он давал мне, сотовому телефону Антонио, но не отвечал и он. Я оставила сообщение о своем прибытии на автоответчике. Следующее утро я провела в гостиничной лоджии, неторопливо попивая чай с лимоном и заедая его тостом, надеясь, что желудок мой угомонится, а Антонио появится. По прошествии пары часов я просто не могла уже усидеть на месте и вышла на улицу.

Вольтерра — городок средневековый и живописный, устроившийся почти в двух тысячах футов на высоких утесах, над двумя огромными долинами, откуда открываются броские виды во всех направлениях. Он расположен в тридцати милях от моря, которое кое-где все-таки видно, и может показаться недружелюбным и продутым всеми ветрами сразу. Узкие, мощеные булыжником улочки способны вызвать у непривычного человека приступ клаустрофобии: похоже, что дома с обеих сторон так и нависают над мостовыми. Город может похвастать великолепными общественными зданиями, кафедральным собором и несколькими церквями, тут и там можно видеть остатки Вольтерры куда более ранней — от Велатри этрусков и до города римских времен.

Лоуренс, побывавший здесь в холодном и дождливом апреле, посчитал Вольтерру городом мрачным, сырым и холодным, а жителей ее угрюмыми. Но в тот день над старинным городом сияло солнце, однако крутые и узкие улочки и прикрывавшие их дома не позволяли его лучам прикоснуться к мостовой, оставляя освещенными красные черепичные крыши и зубцы наверху более высоких зданий, на мой взгляд, зрелище было восхитительным.

Наконец, почувствовав голод, я разыскала тратторию на крутой улочке, находившейся возле центра средневековой части города, у Пиацца дель Приори. Было поздно, за столиками почти никого не было, если не считать пары мужчин в задней части зала и официантки, женщины грубоватой и явно любившей поговорить, а потому повисшей надо мной, поставив тарелку с insalata mista, чудесным зеленым салатом с морковкой и редиской.

— На день к нам? — спросила она.

— На пару, — ответила я. — Вчера, вот, приехала и, возможно, задержусь на день или два.

— Обычно к нам приезжают на пару часов, по дороге в Сан Джиминьяно или на обратном пути. В Тоскане есть более веселые места для отдыха, чем Вольтерра.

— По-моему, здесь прекрасно, — сказала я.

— В дождливый или ветреный день вам так не покажется.

— Возможно, — согласилась я. Зачем спорить? Я хотела есть.

— А вы случайно не журналистка? — спросила она несколько минут спустя, явившись ко мне с дымящейся тарелкой pasta al fungi, макарон с грибами.

— Нет, — ответила я, набрасываясь на еду. — А почему вы так подумали?