Опасность на каждом шагу

Боже мой, все-таки это были золотые времена. Иногда после еды мы подолгу засиживались, разговаривали и мечтали о том, чтобы эта ночь не кончалась… пока птицы не начинали щебетать за окном спальни.

— А помнишь, сколько работы я тебе подкидывал?

Мэйв работала тогда в травмпункте медицинского центра Джейкоби в Бронксе — совсем рядом с участком 4–9, где я начинал карьеру.

Во время обхода я буквально похищал с улицы людей и приводил их в приемную, только чтобы увидеть ее.

— Помнишь, как ты приволок к нам беззубого толстого бомжа, а он полез к тебе обниматься? — Мэйв с трудом рассмеялась. — Что он тогда сказал? «Ты не такой, как все эти гондоны, чувак. Тебе не плевать на нас».

— Нет, — покачал я головой и тоже засмеялся. — Он сказал: «Чувак, ты самый клевый белый придурок в мире».

Внезапно ее смех оборвался, глаза закрылись. Вот так вот просто. Наверное, до моего прихода ей что-то дали, и теперь она провалилась в сон.

Я нежно сжал руку Мэйв, а затем тихонько поднялся с кровати, убрал упаковки и подоткнул ей одеяло.

Потом я немного постоял на коленях у кровати жены, наблюдая, как тихо поднимается и опускается ее грудь. Странно, но впервые за все это время я не злился ни на этот мир, ни на Бога. Просто я любил ее и всегда буду любить. Вытерев слезы о рукав, я склонился к Мэйв и прошептал ей на ухо:

— Ты навсегда изменила мою жизнь.

46

Отъезжая от больницы, я позвонил Полу Мартелли.

— Пока ничего, — ответил он. — Можешь не торопиться. Похитители никуда не денутся. Твой номер у меня есть.

— Нед Мэйсон там?

— Ходит где-то рядом. Мы тебя прикрываем, Майк.

Я последовал совету Мартелли: развернулся и поехал по Шестьдесят шестой. Пора было навестить детей.

Пока я был в больнице с Мэйв, пошел слабый снег. Белый налет на коричневых стенах и тоннелях Центрального парка был похож на аккуратную россыпь сахарной пудры на пряничном домике.

Проклятый город! От этой навязчивой рождественской романтики в духе литографий «Карье и Ива» сердце готово было разбиться на мелкие кусочки.

Мне отчаянно хотелось налететь на какого-нибудь грабителя за работой.

Я включил радио. На полицейской волне играли «Серебряные колокольчики». Когда заиграл мягкий, нежный припев «Динь-динь, послушай, как они звонят», я чуть не разрядил в магнитолу обойму своего «глока» и яростно впечатал кнопку переключения станции. Там только начиналась «Дорога в ад». Так-то лучше. Новая песня моей жизни! Я до отказа выкрутил громкость и рванул домой.

Детей я услышал еще на площадке, выходя из лифта. Плохой знак. Я повернул дверную ручку.

Джулиана сидела на полу спиной ко мне и хихикала в телефонную трубку. Я ласково погладил ее по голове, выдернул шнур из розетки и скомандовал:

— В койку!

Следующая остановка была в спальне девочек, откуда доносились раскаты песни Мерседес Фреер. Джейн показывала Крисси и Шоне новый танец. Так бы и облапил их всех, будто медведь, — как же мило они плясали, — но я вспомнил строжайший запрет, наложенный Мэйв на творчество Мерседес Фреер.

Когда я выключил радио, три хрустальных вскрика огласили комнату. Потом девчонки поняли, что я видел, как они танцевали, покраснели и захихикали.

— Так-так! Я и не знал, что Мерседес Фреер дает концерты у нас дома. Андерхиллы, наверное, вне себя от счастья. Я так понимаю, что и работу свою вы не сделали, да?

Джейн протестующе открыла рот, но потом опустила голову.

— Прости, пап.

— Правильный ответ, Джейн, — сказал я. — Неудивительно, что у тебя такие хорошие оценки в школе. Пойдем. Сейчас будут еще аресты.

В гостиной Рикки, Эдди и Трент развалились перед орущим телевизором: по каналу Си-эн-эн шел непрерывный репортаж о захвате церкви. На экране красовался слоган: «Святой Патрик: обратный отсчет». Я снова припомнил указы Мэйв: смотреть разрешалось только И-эс-пи-эн, кулинарный канал, иногда Ти-эл-си и канал мультиков, ну и некоммерческие каналы.

Парни подпрыгнули чуть не до потолка, когда я обрушился на диван между ними.

— Собираем материалы для домашки? — сурово спросил я.

Трент наконец отнял от лица ладошки.

— Мы тебя видели! — закричал он. — По телику! По всем каналам!

— Все равно ты задержан! — не унимался я.

Старший, Брайан, был так занят компьютерной игрой, что даже не заметил, как я вошел. Отец, на которого не обращают внимания, переплюнет в коварстве любого ниндзю. Я выключил приставку как раз в тот момент, когда Барри Бондс наносил мощнейший удар по мячу.

— Эй! — зло крикнул сын, поднимая глаза. — Папа?.. Папа!

— Брайан?.. Брайан! — передразнил я.

— А я тут… э…

— Собирался отдать себя на милость правосудия? — помог я ему.

— Прости, пап. Я все сделаю… незамедлительно.

Выходя в коридор, я чуть не сбил с ног Мэри Кэтрин.

— Мистер Беннетт. То есть Майк. Простите меня, пожалуйста! — выпалила она. — Я собиралась их уложить, но Бриджит попросила помочь. Она сказала…

— Дай угадаю, — перебил я. — Она сказала, что у нее горит домашнее задание по труду и ИЗО.

— Откуда вы знаете?

— Забыл тебя предупредить: у Бриджит патологическая страсть к труду и ИЗО. Мы уже несколько лет пытаемся отвадить ее от клея, бус и блесток, но ничего не выходит. Дай ей волю, и она уничтожит Землю ради своей ненасытной страсти к брелочкам, браслетикам и прочим поделкам. Я столько раз приходил на работу, перемазанный блестящей краской, что ребята в отделе решили, будто я играю глэм-рок. Сегодня она поняла, что ты новичок, и воспользовалась этим. По выходным никаких ИЗО!

— Я не знала, — оправдывалась Мэри Кэтрин. — Кажется, я не справляюсь.

— Боже милосердный! — ответил я. — Ты все еще в этом доме и осталась в живых? Тебя без разговоров можно брать в отряд «морских котиков».

47

Приняв у Мэри Кэтрин командование и приказав ей отправляться на боковую, я зашел на кухню и обнаружил там священника.

Сидя на корточках, седовласый старец в черных одеяниях держал наготове паровой утюг и ждал, пока семилетняя Бриджит нанесет последние штрихи на бело-розового пони из бусинок, стоявшего на кухонной тумбе.

— Разрази меня гром, если это не святой отец Шеймлес… [8] то есть Шеймус! — воскликнул я.

Хэллоуин тут ни при чем. Дедушка Шеймус и правда был священником. После смерти жены он продал забегаловку в Адской кухне, [9] которой заправлял целых тридцать лет, и надел сутану. К счастью для него, в тот момент требования для приема в святые отцы были низки, как никогда, и его приняли. «Экспресс из ада прямо в рай», — как он любил говорить.

Теперь он жил в приходе Имени Божьего в соседнем квартале, и если не занимался приходскими делами (с которыми, кстати, прекрасно справлялся), то совал нос в мои. Видите ли, Шеймус задался целью не просто избаловать моих детишек. Если в течение дня деду не удавалось с присущей ему дьявольской хитростью устроить на пару с ними какую-нибудь выходку, этот день считался прожитым зря. И сан не помеха.

Когда Бриджит увидела меня в дверях, у нее, кажется, даже веснушки побледнели.

— Спокойнойночипапаяидуспатьлюблютебя! — Она умудрилась увернуться от моих лап, соскочила со стула и пулей вылетела из кухни. Фиона, ухватив Сокки под мышку, рванула за сестрой.

— У вас плохо с памятью, монсеньор? Забыли, что такое часы? Или запамятовали, что им завтра в школу?

— Ты только посмотри на этого гордого скакуна, — невозмутимо ответил Шеймус, водя утюгом над скульптурой, чтобы расплавить пластиковые бусины. По размеру она была почти с настоящую лошадь. Жаль только, что в квартире не было для нее стойла. — Девочка — настоящий художник, — продолжал дед. — Правильно говорят: талант одними книжками не разбудишь.

— Спасибо за вклад в копилку мудрости, Шеймус, но если дети не будут соблюдать режим и высыпаться, мы все обречены.