Медовый месяц в улье

– В самом деле? – спросил мистер Бантер.

– Сейчас закон этого не позволяет [72], – пояснил мистер Паффет, качая головой, увенчанной котелком. – Да и фигура у меня в эти годы уже не та. Но я знаю эти дымоходы, как говорится, от очага и до трубы и могу сказать, что лучшей тяги нельзя и желать. Если они на совесть вычищены, конечно. Но грош цена даже самому распрекрасному дымоходу, если он не чищен, – это как с ботинками, я уверен, мистер Бантер, что вы со мной согласитесь.

– Вполне согласен, – сказал мистер Бантер. – Не будете ли вы так любезны приступить к чистке?

– Ради вас, мистер Бантер, и ради леди и джентльмена я с удовольствием их почищу. Сам-то я строитель, но всегда рад помочь с дымоходом, когда позовут. У меня, можно сказать, слабость к дымоходам, ведь я в них как бы вырос, и хотя сам себя не похвалишь, мистер Бантер, но никто с дымоходом нежнее не обойдется, чем я. Главное, понимаете, в том, чтобы их знать – чтобы знать, где надо нежно и ласково, а где надо им дать почувствовать силу.

С этими словами мистер Паффет закатал свои многочисленные рукава, поиграл бицепсами, поднял свои штоки и щетки, которые лежали в проходе, и спросил, откуда начинать.

– Прежде всего нам понадобится гостиная, – ответил мистер Бантер. – В кухне я в данный момент могу обойтись керосинкой. Сюда, пожалуйста, мистер Паффет.

Миссис Раддл, которая для семейства Уимзи была новой метлой, вымела гостиную чисто и тщательно, очень аккуратно задрапировала самую уродливую мебель чехлами, покрыла скрипучие ковры газетой, украсила симпатичными дурацкими колпаками двух бронзовых всадников, которые стояли на пьедесталах по обе стороны камина и были слишком тяжелы, чтобы их сдвинуть, и завязала в тряпку засохший камыш в расписном куске водосточной трубы возле двери, потому что, как она заметила, “эти штуки ужас сколько пыли собирают”.

– А! – сказал мистер Паффет. Он снял свой верхний свитер, обнажив синий, разложил инструмент между зачехленными диванами и нырнул под занавеску, которой завесили камин на время чистки. Потом вынырнул, сияя от удовлетворения: – Ну, что я вам говорил? Полон дымоход сажи. Видать, с морковкина заговенья не чистили.

– Мы тоже так думаем, – сказал мистер Бантер. – Придется поговорить с мистером Ноуксом насчет этих дымоходов.

– Ха! – Мистер Паффет засунул свою щетку в дымоход и прикрутил шток к ее заднему концу. – Если бы я дал вам, мистер Бантер, по фунту (шток дернулся вверх, и он прикрутил следующий), по фунту за каждый пенс (он прикрутил еще один шток), за каждый пенс, что мистер Ноукс заплатил мне (он добавил еще шток), или какому другому трубочисту (он добавил еще шток) в последние десять лет, а то и поболе (он добавил еще один шток), за чистку вот энтих вот дымоходов (он добавил еще шток), даю вам слово, мистер Бантер (он прикрутил еще один шток и развернулся на корточках, чтобы финал был выразительнее), вы бы ни на пенс не разбогатели.

– Я верю вам, – сказал мистер Бантер. – И чем скорее этот дымоход станет чистым, тем более мы будем довольны.

И он ушел в судомойню, где миссис Раддл вычерпывала рукомойной миской кипяток из бойлера в большой купальный бидон.

– Миссис Раддл, ванну по лестнице понесу я сам. Можете проследовать за мной с бидонами, если угодно.

Возвращаясь такой процессией в гостиную, они с облегчением увидели, что из камина торчит только обширное основание мистера Паффета, а сам он издает громкие стоны и ободрительные крики, которые гулко отзываются в кладке дымохода. Всегда приятно видеть, что ближнему твоему еще тяжелее, чем тебе.

Ни в чем круговорот времен так не исправил перекос между мужчиной и женщиной, как в утреннем туалете. Женщина, если только она не поклоняется Культуре Высшей Красоты, теперь просто умывается, накидывает что-нибудь и спускается вниз. Мужчина же, оставаясь рабом пуговицы и бритвы, цепляется за древний церемониал копания и приводит себя в порядок в несколько этапов. Гарриет уже завязывала галстук, когда из соседней комнаты наконец-то донесся плеск воды. Определив по этим звукам, что ее новое приобретение – законченный копуша, она стала спускаться по ступенькам, которым Питер уже дал скорее точное, чем деликатное название “туалетная лестница”. Лестница вела в узкий коридор, содержавший вышеупомянутое современное удобство, обувной чулан и шкаф с метлами, откуда можно было попасть к судомойне и задней двери.

Сад, по крайней мере, был ухожен. За домом была капуста и грядки сельдерея, а также грядка спаржи, обильно укутанная соломой, и много яблонь, обрезанных по всем правилам науки. Имелся также небольшой парник, укрывавший зимостойкую виноградную лозу с полудюжиной гроздей черного винограда и некоторое количество менее холодостойких растений в горшках. Перед домом на солнце горели красивые георгины и хризантемы, а также грядка алого шалфея. Мистер Ноукс, по-видимому, не был лишен вкуса к садоводству или держал хорошего садовника. И это пока единственное известное нам достоинство мистера Ноукса, подумала Гарриет. Она обследовала сарай, где все инструменты были в порядке, и нашла садовые ножницы, вооружившись которыми атаковала длинную плеть виноградной лозы и жесткие бронзовые пучки хризантем. Она улыбнулась: вот, нашла, где “приложить женскую руку”, – и, подняв глаза, была вознаграждена прелестной картиной. Ее муж сидел, устроившись на подоконнике открытого окна, в халате, с “Таймс” на колене и сигаретой во рту, и стриг ногти так неторопливо, словно считал, что “вечны наши жизни” [73].

Против другой створки сидел большой рыжий кот, неизвестно откуда взявшийся и занятый тем, что тщательно вылизывал переднюю лапу, прежде чем почесать ею за ухом. Эти два изящных животных, тихо погруженные в себя, сидели в неколебимом спокойствии, подобные китайским божкам, пока представитель вида Homo Sapiens, с непоседливостью низшего существа, не поднял глаз от своего занятия, не увидел Гарриет и не сказал “Эй!”, в ответ на что кот обиженно поднялся, спрыгнул с окна и скрылся из виду.

– Это, – сказал Питер, который иногда проявлял пугающую способность повторять чужие мысли, – очень изящное, женственное занятие.

– Еще бы! – отозвалась Гарриет. Она стояла на одной ноге и рассматривала фунт-другой земли, приставшей к ее прочным ботинкам. – Мой сад прекрасен, видит Бог [74].

– А ножки – вроде двух мышат: шмыг из-под юбки – шмыг назад [75], – мрачно согласился лорд. – Скажи мне, с перстами пурпурными Эос, несчастного в комнате подо мной медленно умерщвляют или у него просто припадок?

– Я сама хотела бы это знать, – сказала Гарриет, ибо из гостиной раздавались странные сдавленные крики. – Пожалуй, пойду и выясню.

– Может, не надо? Ты так украшаешь пейзаж. Люблю пейзажи с людьми… О ужас! Какой страшный звук – как Нелл Кук из-под брусчатки! [76] Кажется, он приближается, он уже в соседней комнате. Я становлюсь невротиком.

– Не похоже. Ты выглядишь отвратительно безмятежным и довольным жизнью.

– Так и есть. Но даже в счастье не следует забывать о других. Я уверен, что где-то в доме ближний попал в беду.

В этот момент Бантер вышел из передней двери и отошел спиной вперед на газон, воздев очи, словно ожидая небесного откровения, и сурово покачал головой, как лорд Барли в “Критике” [77].

– Еще не все? – раздался из окна голос миссис Раддл.

– Нет, – отозвался Бантер, возвращаясь, – похоже, мы вообще не продвигаемся.

– Похоже, – сказал Питер, – мы ожидаем счастливого события. Parturmnt montes [78]. По крайней мере, неизвестное создание громко стонет и мучается.