Медовый месяц в улье

– Его светлость в компании молодого человека, именуемого Бертом, расчищают место в дровяном сарае, чтобы убрать автомобиль, миледи. – Он посмотрел на Гарриет, и сердце его растаяло. – Он поет песни по-французски, что, как я заметил, указывает на приподнятое настроение. Надеюсь, миледи, сегодня вы и его светлость будете так любезны не обращать внимания на временные неудобства, а потом соседнюю комнату можно будет использовать в качестве гардеробной [52] для его светлости, чтобы вашей светлости здесь было просторнее. Позвольте мне.

Бантер открыл дверцу гардероба, осмотрел висевшее в нем платье мистера Ноукса, покачал головой, снял одежду с крючков, перекинул через руку и унес. За пять минут он избавил комод от содержимого и еще за пять минут застелил листами свежей “Морнинг пост”, которые достал из кармана пиджака. Из другого кармана он извлек две новые свечи, которые вставил в подсвечники по обеим сторонам зеркала. Он унес желтое мыло мистера Ноукса, его полотенца и кувшин и вскоре вернулся с чистыми полотенцами и водой, нетронутым куском мыла в целлофане, маленьким чайником и спиртовкой. Поднося спичку к фитилю, он упомянул, что миссис Раддл поставила на керосинку десятипинтовый [53] чайник, который вскипит за полчаса, и спросил, будут ли еще какие-то пожелания в данный момент, так как, кажется, обнаружились небольшие затруднения с камином в гостиной и он хотел бы распаковать чемодан его светлости, прежде чем спускаться к камину.

С учетом обстоятельств Гарриет не пыталась переодеться: комната была просторная и красивая, с фахверковыми стенами, но в ней оказалось холодно. Она задумалась, не было бы Питеру, с учетом всех обстоятельств, лучше в отеле “Гигантик” где-нибудь на континенте. Оставалось надеяться, что после борьбы с дровяным сараем он сможет сесть к пылающему камину и спокойно приступить к запоздалому ужину.

Питер Уимзи тоже на это надеялся. У него ушло немало времени на то, чтобы освободить дровяной сарай, в котором было не так уж много дров, но зато содержалась уйма всякой рухляди вроде поломанных бельевых катков и тачек, останков двуколки для пони, пришедших в негодность жаровен и гальванизированного железного бака с дыркой. Но он не был уверен в погоде и не хотел оставлять миссис Мердл (девятый “даймлер” с таким именем) на ночь на улице. Вспоминая, как его леди высказалась в пользу стогов, он пел французские песни, но иногда переставал петь и задумывался: а не было бы ей все-таки лучше в отеле “Гигантик” где-нибудь на континенте?

Часы на деревенской церкви отбивали четверть одиннадцатого, когда он наконец-то заманил миссис Мердл в ее новое жилище и вернулся в дом, отряхивая паутину с рук. Как только Питер переступил порог, плотное облако дыма схватило его за горло и стало душить. Продвигаясь вперед, он добрался до кухонной двери, где с одного беглого взгляда убедился, что дом горит. Отступив в гостиную, Питер обнаружил вокруг себя лондонский смог, сквозь который смутно различил темные силуэты, возившиеся вокруг очага, подобно духам тумана. Он сказал “привет” и немедленно закашлялся. Из густых клубов дыма показалось создание, которое он, кажется, сегодня утром обещал любить и лелеять. Из ее глаз лились ручьи, она шла вслепую. Он протянул ей руку, и они оба зашлись в приступе кашля.

– Ой, Питер! – сказала Гарриет. – Кажется, дымоходы заколдованы.

Окна в гостиной были открыты, и сквозняк вынес в прихожую новый поток дыма. Вслед за ним появился Бантер, пошатывающийся, но в сознании, и распахнул переднюю и заднюю двери. Гарриет проковыляла наружу и села на крыльце на скамейку, чтобы прийти в себя на свежем воздухе. Вновь обретя способность видеть и дышать, она пошла обратно в гостиную и встретила Питера, выходившего из кухни в одной рубашке.

– Бесполезно, – сказал его светлость. – Ничего не выйдет. Дымоходы забиты. Я залезал в оба, не видно ни звездочки, а в кухонном колене, по моим ощущениям, бушелей пятнадцать [54] сажи. – Доказательства этого виднелись на его правой руке. – Не думаю, что их чистили в последние двадцать лет.

– На моей памяти их не чистили, – подтвердила миссис Раддл, – а на Рождественский платежный день будет одиннадцать лет, как я живу во флигеле.

– Значит, пора их чистить, – живо сказал Питер. – Пошлите завтра за трубочистом, Бантер. Разогрейте на керосинке черепахового супа и подайте нам на кухне фуа-гра, заливных перепелов и бутылку рейнского.

– Конечно, милорд.

– И я хочу вымыться. Кажется, на кухне был чайник?

– Да, м’лорд, – гордо ответила миссис Раддл. – Да, прекрасный чайник с пылу с жару. И если я только прогрею постель на “Беатрисе” в гостиной и постелю чистые простыни…

Питер с чайником скрылся в судомойне, куда за ним проследовала его невеста.

– Питер, я уже не извиняюсь за дом моей мечты.

– Извиняйся, если смеешь, и обними меня на свой страх и риск. Я черен, как скорпион у Беллока. “И гадко, мерзко, если он залезет к вам в кровать” [55].

– На чистые простыни. И, Питер, о Питер! Баллада не врет: постель – из гусиного пуха.

Глава III

Река Иордан

Наливая суп и раскладывая фуа-гра и перепелов из разномастной посуды мистера Ноукса, Питер сказал Бантеру: – Мы сами за собой поухаживаем. Ради бога, перехватите чего-нибудь, и пусть миссис Раддл где-нибудь вам постелет. У меня сегодня обострение эгоизма, но вам незачем ему потворствовать.

Бантер мягко улыбнулся и исчез, заверив, что он “прекрасно справится, милорд, спасибо”.

Тем не менее он вернулся, когда дело дошло до перепелов, чтобы сообщить, что дымоход в спальне ее светлости чист в связи (как он предполагает) с тем обстоятельством, что со времен королевы Елизаветы в нем ничего не жгли. Поэтому в камине удалось развести небольшой огонь, который, как он надеется, хотя и ограничен в размере и размахе отсутствием подставок для дров, несколько скрасит суровость погоды.

– Бантер, – сказала Гарриет, – вы великолепны.

– Бантер, – сказал Уимзи, – вы морально разлагаетесь. Я велел вам позаботиться о себе. Это первый раз, когда вы отказались выполнять мои распоряжения. Надеюсь, подобное не повторится.

– Нет, милорд. Я отпустил миссис Раддл, заручившись ее услугами на завтра, при условии, что миледи это одобрит. Манеры миссис Раддл не блестящи, но, как я заметил, этого нельзя сказать о подсвечниках: до сих пор она поддерживала дом в состоянии похвальной чистоты. Если миледи не желает сделать другие распоряжения…

– Давайте, если можно, оставим все как есть, – попросила Гарриет, слегка смущенная тем, что решение зависит от нее (поскольку страдать от особенностей миссис Раддл больше всего придется Бантеру). – Она всегда здесь работала, знает, где что лежит, и очень старается.

Она неуверенно посмотрела на Питера, а он продолжил:

– Худшее, что о ней можно сказать, – ей не нравится мое лицо. Но страдать от этого будет она, а не я, это ведь ей придется на него смотреть. Пусть остается… Однако мы обсуждаем проблему неповиновения Бантера, от которой я не дам себя отвлечь ни на миссис Раддл, ни на другой ложный след.