"П" – значит погибель

– Без молока.

Мы с Аникой проследовали за ней на кухню. Аника уселась на один из высоких табуретов, стоявших вдоль стойки, а Кристал достала из шкафчика чашки и блюдца.

– Теперь она полгода никуда не выйдет! Во сколько она исчезла?

– Она должна была появиться у меня в десять, – сказала Аника. – Не дождавшись, я отыскала ее соседку по комнате, и та сказала, что видела, как Лейла с рюкзаком вышла за ворота кампуса.

– А можно мне посмотреть ее комнату? – спросила я.

– Разумеется, – ответила Кристал. – Это наверху, вторая дверь справа.

Комната была яркая и пестрая. Девочка в том возрасте, когда плакаты с полуобнаженными рок-звездами соседствуют с плюшевыми игрушками. На полу, равно как и на двух стульях и подоконнике, валялись кучи одежды.

Комнату я осмотрела быстро, но тщательно. Единственной интересной находкой была запертая на ключ маленькая металлическая шкатулка, которую я обнаружила под матрацем. Я ее потрясла и услышала только тихое шуршание. Возможно, это ее склад наркотиков. Времени вскрывать замок у меня не было, и я сунула коробочку на место.

По дороге обратно на кухню я изучила стоявший на столе семейный календарь. Судя по всему, записи о назначенных встречах делали трое. По почерку и по содержанию записей я догадалась, что крупно и размашисто – с косыми «т» и пузатыми «а» – писала Лейла. Элегантные пометки красными чернилами – наверняка Кристал, а Рэнд писал совсем неразборчиво. Каждую вторую пятницу отмечалось, во сколько Лейла вернулась из школы. Я пролистала несколько страниц назад, нашла июль и август и увидела четвертый почерк – крупные буквы, черные чернила. Это, как я предположила, писал доктор Перселл, и последняя запись была напротив 8 сентября – за четыре дня до его исчезновения. Он отметил два собрания комиссии, медицинский симпозиум в Калифорнийском университете и игру в гольф в загородном клубе.

– С меня хватит! – говорила Кристал.

– Она, скорее всего, поехала к Ллойду, – сказала Аника.

– Прекрасно! Пусть он с ней и разбирается. Я сыта по горло. Руку даю на отсечение – это все Поли.

– Поли – это ее друг? – спросила я.

– Подруга, – уточнила Аника. – Ее зовут Полин.

Я взяла календарь и подошла к стойке, где меня ждала чашка кофе.

– Можно задать вопрос?

Кристал обернулась ко мне:

– Что такое?

Я поставила календарь на стойку.

– Как я поняла, Лейла приезжает сюда не каждые выходные?

– Почти каждые. Мы с Ллойдом обычно чередуемся, но возникают всякие обстоятельства.

– Например?

Кристал показала на вторые выходные июля:

– В тот раз Лейлу пригласили домой к ее подруге Шерри, в Малибу. У нее отец занимается кино, водит девочек на все крупные премьеры.

Я показала на пятницу 12 сентября, день, когда исчез Дау:

– А тут?

– То же самое, только подружка другая. Семья Эмили держит лошадей. Но, по-моему, Эмили тогда заболела, и Лейла отправилась к Ллойду. Почему вас это интересует?

Я пожала плечами и снова пролистала календарь. Похоже, Лейла уезжала к подружкам каждый месяц.

– А не могла она уйти с кем-нибудь из школьных приятельниц?

Кристал обернулась к Анике:

– Ты как считаешь?

– Нетрудно проверить.

Кристал сказала:

– Погодите, давайте я еще раз позвоню Ллойду. – Она взяла телефон, набрала номер, подождала немного и положила трубку. – Нет, опять никто не подходит. Но он там, я точно знаю. Ему вечно звонят из банка, и он боится брать трубку.

– Мне все равно нужен был предлог с ним повидаться, – сказала я. – Давайте я съезжу, посмотрю, нет ли там Лейлы.

– А что, неплохая мысль! Мы с Никой останемся здесь – вдруг она заявится? – Кристал взяла ручку, написала что-то в блокноте, вырвала листок и протянула мне. – Здесь мой телефон, телефон Ллойда и его адрес. Если найдете Ллойда, передайте, что ему пора бы взять часть забот на себя.

Я шла к машине и думала о том, как же удается детям разведенных родителей все это выдерживать.

Ллойд жил на улице под названием Грамерси-лейн, у подножия холма. Я выехала из главных ворот Хортон-Рэвин и свернула направо. На первом перекрестке я развернула карту. Грамерси-лейн находилась в трех километрах от дома Перселлов, это если напрямик, через лощину. Может, Лейла поймала в Малибу попутку и поехала на север по 101-му шоссе. Тогда бы она наверняка попросила высадить ее на Литл-Пони-роуд, которая сворачивала на юг.

Я отправилась на Литл-Пони. На вершине холма я свернула налево, к горам, и поехала, внимательно глядя на обочины шоссе. Я обогнала парочку под зонтиком и, только взглянув в зеркало заднего вида, опознала по белобрысой прическе и голенастым ногам Лейлу. Рядом шел кто-то высокий и худой, с рюкзаком. Я съехала на обочину и притормозила прямо перед ними. Когда они поравнялись со мной, я опустила стекло и спросила:

– Вас подвезти?

Лейла наклонилась к машине. Она поняла, что откуда-то меня знает, но откуда, вспомнить не могла. Ее спутница смерила меня враждебно-презрительным взглядом. Наверное, это и была Поли.

– Привет! – обратилась я к Лейле. – Меня зовут Кинси Миллоун. Мы виделись в пятницу в доме на побережье. Я только что от твоей мамы. Она очень волнуется. Ты бы хоть ее предупредила, что сбежала из школы.

– Со мной все в порядке, но все равно, поблагодарите ее за беспокойство.

– Сама и поблагодари.

Поли что-то сказала Лейле вполголоса, сняла рюкзак, отдала Лейле и зашагала вперед. Лейла обернулась ко мне:

– Вы не можете заставить меня ехать домой!

– Я вообще не собираюсь тебя заставлять, – сказала я. – Ладно, залезай, я подброшу тебя к отцу.

Она открыла дверцу, села, рюкзак поставила в ноги.

– Как вы узнали, куда я направляюсь? – спросила она.

– Это твоя мама вычислила. Доберемся до телефона, ты уж будь добра, позвони ей. Она с ума сходит от беспокойства.

– Может, вы позвоните? Все равно вы с ней будете разговаривать.

– Естественно, буду. – Мы некоторое время ехали молча, а потом я сказала: – Не могу понять, что тебя так раздражает.

– Ненавижу Фитч. Там все девицы только и знают, что выпендриваются.

– Я думала, у тебя есть подруги.

– Нету.

– А Шерри?

– Что – Шерри? – насторожилась Лейла.

– Я просто хотела спросить, как ты развлеклась в Малибу.

– Нормально. Весело было.

– А Эмили? Твоя мама говорила, тебе нравится кататься у нее дома на лошадях?

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Знаешь, есть у меня одно предположение. Ты ведь ни туда, ни туда не ездила, а проводила выходные с Поли, да?

– Ну и что? Мне уж и с Поли побыть нельзя?

– Где вы познакомились?

– В суде для несовершеннолетних.

– Ты попала под суд? Когда?

– Год назад, в июле. Нас там много было.

– За что?

– Копы утверждали, что мы вторглись в чужие владения и безобразничали, но это полная чушь. Мы просто гуляли около старого заколоченного дома.

– И в котором часу это было?

– Вы что, окружной прокурор? Ну, ночью, часа в два. Половина наших смылась, а остальных копы сцапали.

Я повернула налево, на Грамерси-лейн, и Лейла показала на обшарпанный дом с высокой крышей. Я подъехала к крыльцу и выключила мотор.

– Может, ты посмотришь, дома ли он? Я хотела с ним побеседовать.

– Это еще о чем?

– О докторе Перселле, если не возражаешь, – сказала я.

Лейла открыла дверцу, потянулась за рюкзаком, но я его перехватила.

– Пусть пока тут полежит. Если он дома, я рюкзак сама принесу. Не хотелось бы, чтобы ты от меня сбежала.

Она мрачно вздохнула, но послушалась. Хлопнула дверью и, сунув руки в карманы, зашагала к дому. Похоже, там никого не было. Она постучала раз, другой, развернулась и пошла назад к машине.

– Он, наверное, скоро придет. Я знаю, где ключ, так что могу просто его подождать.

– Очень хорошо. Подождем вместе.

Я вышла из машины и пошла, прихватив рюкзак, за ней. На крыльце Лейла приподняла горшок с засохшей геранью – на редкость оригинальное место – и достала ключ. Она отперла дверь, и мы вошли.