Язык ада.

Комиссар удалился медленным шагом. Мы с Куном пошли в отель.

Было холодно, но ветер стих. Моя тяжелая куртка намокла, и влага, казалось, проникла в самые кости. Я чихнул.

— Думаешь, он будет последним? — спросил Куп.

— Посмотрим. Ты уверен, что больше никто не принимал участие в заседаниях этой троицы?

— Уверен. Я хорошо помню, потому что они попросили меня, чтобы их встреча прошла в узком кругу. Они изучали тему, которую пока нельзя предавать огласке.

— Это была какая-то секта?

— Нет. С Валнера бы сталось вступить в какую-нибудь тайную секту, но Рина с Зуньигой были людьми не того типа. Они не открыли мне свою тайну, но я так думаю, речь шла о словаре мифических языков, работу над которым Наум курирует уже давно.

— А чем должен был заниматься Наум?

— А я тебе разве не говорил? Он организовал эту встречу. Но поскольку он не смог приехать вовремя, они начали без него.

Мы подошли к входу в гостиницу. Ночь еще не наступила, настоящая ночь, когда все спят; но было очень темно, темнее, чем обычно в это время. В недостроенном крыле отеля, недоступном для входа, слышались удары бесновавшегося там ветра.

Я хотел спать, но не мог. В неравной борьбе между усталостью и любопытством я ворочался в кровати. Я знал, что Наум мне ничего не скажет, что он придумает какую-нибудь отговорку, что ни единым словом не обмолвится об этом странном языке и о другом — еще более трудном языке — языке фактов. Факты, сказал мне Наум двадцать лет назад, несовместимы с истиной.

Раздался робкий стук в дверь. Я открыл, не спрашивая, кто стучит, и там стояла она — с распущенными волосами.

— Я не могу спать. Я боюсь.

Мысленно я поблагодарил несуществующих богов, что на свете есть страх и бессонница.

— Вы сумели поговорить с Зуньигой? — спросила Анна.

— Нет. Его увезли в больницу, он был без сознания. А когда он придет в себя, я очень надеюсь, что я в этот момент буду где-нибудь далеко-далеко.

— Тебе будет тяжело проститься со мной?

— Ты сама знаешь.

Анна улеглась на одну из двух кроватей, стоявших в номере, и сразу уснула. Стараясь не разбудить ее, я осторожно снял с нее туфли, немного смущенный тем несказанным блаженством, которое я испытал, коснувшись ее ног. Я укрыл ее одеялом и потушил свет, чтобы у меня не было искушения смотреть на нее.

XXIII

Я умылся. Опустил запястья под струю холодной воды. Шум воды разбудил Анну. Она удивленно посмотрела на меня, делая вид, что не помнит, как она сюда попала.

Я обул туфли. Они так и не высохли. Я медленно завязал шнурки — хотел протянуть время, как если бы должен был сдать экзамен, по теме которого я ничего не знал.

Анна посмотрела на часы: без двадцати четыре.

— Куда ты собрался в такое время?

— Мне нужно кое-что разыскать, — сказал я.

— Не оставляй меня одну. Я пойду с тобой.

— Я иду в номер 316.

Среди ночи, в четыре утра, даже самые абсурдные идеи кажутся здравыми и выполнимыми.

— Я тоже пойду.

— Я иду в номер 316, — повторил я. Не знаю, хотел я ее напугать или нет.

Анна последовала за мной по лестнице спящего отеля. В холле было пусто. Ночной сторож, по всей вероятности, спал в одной из комнат нижнего этажа. На столе консьержа лежали журнал комиксов, сборник кроссвордов и стояла пустая банка из-под пива. Я открыл ящик стола и увидел три больших связки ключей — по одной для каждого этажа. Я взял третью.

Мы поднялись по лестнице.

— Она еще там? — спросила Анна.

— Ее не хотели трогать до прибытия судебно-медицинского эксперта. Он только завтра приедет.

— Я не хочу ее видеть.

— Я пойду в ванную комнату, а ты поищешь в спальне.

— Что мы будем искать?

— Бумаги, письма, заметки.

— Они сразу поймут, что чего-то не хватает.

— Не беспокойся, мы все положим на место.

Я посмотрел на позолоченные цифры на двери. Мы вошли в номер, в котором пахло весьма неприятно.

— Кто-нибудь занимает номер напротив? — спросила Анна.

— Нет, весь этот сектор освободили. Всех перевели в другое крыло.

Анна подошла к кровати и начала искать среди одежды. Там лежал небольшой открытый кожаный чемодан, в котором была одежда и записная книжка, исписанная от руки.

На прикроватной тумбочке стояли две склянки духов и флакон с кремом для снятия макияжа. На одном из стульев висела зеленая сумка с брошью на пряжке в форме жука. Тут же лежали раскрытая книга — биография Марсилио Фисино [24] на английском и очки в роговой оправе.

Анне досталась более легкая работа. Я включил свет в ванной комнате.

Женщина была одета в голубую комбинацию. Вода почти не выплескалась из ванны. Откинутая назад голова, белая шея с золотой цепочкой с медальоном. Вода была красной. Руки были погружены в ванну.

Я вспомнил нашу беседу во время поездки к отелю. Было очевидно, что эта женщина гордится своей работой, вынашивает амбициозные планы. В аэропорту она купила карту местности, а я был уверен — хотя и не смог бы разумно обосновать свою уверенность, — что люди не покупают такую карту, если знают, что скоро умрут.

На полочке стоял стакан с голубой зубной щеткой и тюбик зубной пасты. Я открыл аптечку. Там был стакан, завернутый в нейлоновую салфетку. Я достал носовой платок и обернул им руку вместо перчатки. Я направился к телу, стараясь думать о чем-нибудь другом. Затылок Рины упирался в край ванны. Ее рот был открыт, лицо исказилось в гримасе усталости. Я приподнял ее язык и заглянул под него. Достал небольшую посеребренную монету. Уже третью.

Моя рука задрожала так, что я упустил монету в красную воду. Я успел мельком увидеть лицо какого-то деятеля, вычеканенное на монетке. Вероятно, монета была иностранной.

Я собирался достать ее из воды, но, прикоснувшись к холодной жидкости, вдруг понял, что я собираюсь сделать. Я читал у какого-то автора из общества Каблица, что альпинисты часто становились жертвами паники. Они решительно и энергично покоряли горную вершину, но в определенное время — после захода солнца — они останавливались, смотрели вниз и уже не могли продолжать восхождение, убитые холодом и одиночеством. Некоторые пытались бежать и разбивались при падении.

Меня как будто накрыла волна страха и темноты, и я поспешно вышел из ванной. Я снял эрзац-перчатку и бросил ее на пол. Если бы Анна не схватила меня за руку, я бы с криками убежал. Прежде чем уйти, мы привели комнату в порядок. Потом она проводила меня по коридору до нашего убежища.

XXIV

Мы нашли напечатанные на машинке страницы с исправлениями на полях и рукописными пометками. Анна также захватила из комнаты Рины маленький черный диктофон. С видом маньяка я вымыл руки.

— Ты что-то нашел? — спросила Анна.

— Монету. Третью.

В кармашке сумки были еще две. Я показал их Анне.

— У Рины тоже была одна. Я ее видел, но она упала в воду.

Анна подбросила в воздух одну монету.

— Где она была? — спросила она.

— Во рту, под языком.

Она бросила монеты на кровать, словно они внезапно превратились во что-то другое — жуткое и страшное. Несколько секунд мы молчали.

Я более тщательно просмотрел бумаги и отложил в сторону лист с пометками, сделанными от руки. Раньше мы не заметили, что на его обратной стороне имелся краткий текст, выполненный на компьютере или пишущей машинке. Это было письмо, обратную сторону которого Рина Агри использовала как черновик.

Наум подписал письмо буквой «С» гигантского размера.

— Монеты во рту умерших. Тебе это ничего не напоминает? — спросил я.