Удар из прошлого

пленкой, проверил, работает ли вспышка. Он вытащил из бельевого шкафа восьмимиллиметровую любительскую видеокамеру, заряженный аккумулятор, положил вещи в раскрытую сумку. Тем временем Тимонин стянул с рукава повязку со свастикой, бросил на кровать пропахший плесенью китель.

Через окно он наблюдал, как к крыльцу подъехал запыленный «газик» с брезентовым верхом. Водительское место занимал какой-то бритый наголо мордоворот. Кажется, Тимонин пил с ним вчерашним вечером. Впрочем, эти детали сейчас уже не вспомнить.

Лопатин посмотрел на часы и подумал, что госпоже Зудиной жить осталось с гулькин хрен.
* * * *

К дому на далекой окраине Волгограда подъехали, когда вечерние сумерки переродились в черную беспросветную ночь. «Газик» съехал правыми колесами в канаву, едва не приложился кузовом к глухому забору. Полная луна, прервав свое движение по небу, зацепилась за верхушку одинокого фонарного столба. Вылезая из машины, Тимонин погрозил небесному светилу кулаком. Показалось, что луна дразнилась: корчила рожи и высовывала желтый язык.

За долгую дорогу, пролегающую по степным разбитым дорогам, Тимонин совершенно потерял ориентировку в пространстве и во времени, несколько раз засыпал, снова просыпался, делал глоток водки из армейской фляжки, что подносил Лопатин, и снова отключался. Бритоголовый водитель тоже прикладывался к фляжке. Несколько раз на крутых поворотах в полной темноте он чуть было не поставил «газик» на уши, но чудом обошлось.

Лопатин наказал водителю погасить габаритные огни, не включать радио и никуда не отлучаться от машины. Затем он взял Тимонина за локоть, провел через калитку. По неприметной в темноте тропинке, они прошли к дому. Возле крыльца стало светлее, в освещенных окнах можно было разглядеть, как по комнате движутся какие-то тени, под потолком сияет шестью рожками люстра из цветного стекла.

Когда Лопатин распахнул дверь в комнату, два голых пояс мужика, склонившиеся над широкой кроватью, распрямились, как по команде, оглянулись на дверь.

– Свои, – заорал Лопатин и поднял в приветствии правую руку.

Мужчины расступились. В комнате было так жарко, как бывает в русской бане перед вторым затопом. В нос шибанул запах дешевых папирос и человеческого пота. Тимонин, шедший следом, увидел на кровати раздетую до трусов полную женщину. Ее руки и ноги были прикручены бельевыми веревками к деревянным резным спинкам, рот заклеен белым квадратом пластыря. На ногах несколько ножевых порезов. Лопатин снял с плеча ремень сумки, сбросил с себя рубашку. Подошел к кровати, задрал ногу и опустил подметку ботинка на живот женщины.

– Твой муж был очень расстроен, – выкрикнул, брызгая слюной, Лопатин. – У него слабое сердце, а ты его дожимаешь, гадина. Вчера он своими глазами увидел, как какой-то мудак имеет его детку.

Женщина заплакала и носом что-то промычала в ответ. Лопатин вернулся к застывшему в дверях Тимонину, взял его за руку и со словами «чувствуй себя, как дома» усадил на кровать. Затем полез в сумку, вытащил фотоаппарат